Научи меня верить в любовь

– Она же ребенок, – доносится мне в спину растерянное.

– Мне. Нет. До нее. Никакого. Дела, – поворачиваюсь к нему.

– Ты же не можешь быть такой сволочью, Марк.

На его лице растерянность и шок.

– Почему? – искренне не понимаю я.

– Она твоя племянница. Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? Да, Марк? Вот так просто позволишь?

Я молчу, глядя ему в глаза. И не чувствую при этом ни малейших угрызений совести.

– Нет, Климов, я знал, что ты отмороженная сволочь, но не думал, что настолько, – почти шепчет Успенский.

– Ну вот и познакомились, – ухмыляюсь я и снова разворачиваюсь, чтобы уйти. До такси каких-то пять метров. Хочу домой, в душ и спать. К счастью, Успенский больше не пытается читать мне нотации. Через стекло такси я вижу его лицо. Он осуждает меня. Может быть, даже ненавидит. Но мне плевать. Я закрываю глаза, позволяя машине укачать меня.

Пока утром варится кофе, пролистываю телефон, удаляя лишние сообщения и номера. Черт, я же вчера так и не ответил этой подруге.

– Ты, что, позволишь отдать ее в детский дом? – вспоминаю слова Успенского. И тут же – он сам из детского дома. Да, он не понаслышке знает, как там. Да и по херу! Почему я все время об этом думаю? Мне плевать! ПЛЕВАТЬ! Но это продолжает сидеть внутри моей головы и зудеть, жужжать, как бор-машина. Раздражает. Сегодня все раздражает. Слишком яркое солнце. Начинающаяся жара. Пробка. Сигналящие машины. Хочется что-нибудь сломать, попинать, выпустить пар. Не понимаю, что меня так завело. Почему я не спокоен? Что случилось? Мы спасли проект. Мы спасли контракт. Нас ждет миллионная прибыль. Что не так, Климов, твою мать? Что ты бесишься?

Успенский со мной не разговаривает. Точнее, я только догадываюсь об этом, потому что он не звонит и не заходит ко мне. Может, просто много работы. Не знаю. Не хочу гадать. Регина нашла ресторан. На следующую пятницу. Отлично. Мне нужно расслабиться. Выпить. Заняться сексом. Сексом, да. Что-то Макеева тоже не жалует меня своим вниманием в последнее время. Ах да, у нас же договор. Без моей инициативы она не лезет. Отличная партнерша. С ней никаких проблем и никакой головной боли. Рука тянется к телефону, отыскиваю ее номер.

– Да? – отвечает почти сразу.

– Зайди.

Минута. Две. Три. Ее нет. Чувствую, как внутри зреет взрыв. Вдох-выдох. Все хорошо. Нет никаких проблем.

– Что случилось?

Ну, наконец-то.

– Закрой дверь. На ключ, – приказываю я, скидывая пиджак.

– О, нет, Марк не сегодня, – пятится Юля назад.

– Что? – замираю я. – Почему нет?

– У меня… эти дни.

Все против меня!

– Макеева, ты издеваешься?

– Нет. Марк, я серьезно, – она смотрит виновато. – Хочешь, сделаю минет?

– Хочу, – злюсь я.

– Ты чего такой нервный? – она идет за мной к дивану.

Не отвечаю, расстегивая ширинку. Мне нужна разрядка. Быстрая и без сантиментов. Юля умеет это делать. Отличная любовница. Надо будет ее чем-нибудь вознаградить за это.

Я смотрю сверху вниз, как ходит ходуном затылок Макеевой, и пытаюсь заставить себя расслабиться, отдаться во власть ее податливого рта и умелых пальцев, но ничего не выходит. Закрываю глаза, откидываясь назад. Дышу глубоко. Выбрасываю из головы все мысли. Пальцы запутываются в мягких волосах. Я хочу, чтобы она взяла его всего. Хочу чувствовать ее горло. Оргазм близко. Бедра сводит. Затылок вдавливается в диван. Я не замечаю, как пальцы с силой удерживают ее голову. Где-то на границе сознания слышу возмущенный стон. Отпускаю. Становится легче. Напряжение отступает. Посидеть пару минут – и снова за работу.

– Климов, ты сволочь, – Юля недовольно поправляет волосы. На губах капля спермы. Брезгливо отворачиваюсь, застегивая ширинку. – Ты когда-нибудь оставишь меня без волос или задушишь.

– Я контролирую себя. Тебе нечего бояться, – произношу спокойно.

– Ты чего такой напряженный? Все же хорошо. Или я чего-то не знаю? – она салфетками вытирает губы и, комкая их, бросает в мусорное ведро под моим столом. Меня передергивает от этого.

– Нормально все. В следующую пятницу идешь на вечеринку? – сажусь за стол с мыслью, что надо попросить кого-нибудь вынести мусор.

– Конечно, – радостно улыбается Макеева. – Ты же знаешь, я не пропускаю ни одной вечеринки.

– Надеюсь, твои… дни закончатся к этому времени? – вскидываю бровь, глядя на нее.

Она смеется, поправляя блузку.

– Будь уверен.

– Иди работай, – киваю ей на дверь.

– А как же поцелуй? – надувает она губки.

– Макеева, не беси.

– Нет, Климов, ты все-таки сволочь, – идет она к дверям. – Медаль тебе надо большую. С надписью «Сволочь».

– Большими буквами, – киваю я.

– Да, большими буквами.

– Так что ж ты трахаешься со мной, если я сволочь? – ухмыляюсь я.

– Дура потому что, – поворачивает Юля ключ. – И трахаешься ты классно.

Мои губы растягиваются в довольной улыбке. Что есть, то есть.

Не успевает за ней закрыться дверь, как в кабинет заходит Успенский. Мрачный, как небо октября. Молча садится в кресло напротив.

– Натрахался?

Для него наши с Макеевой так называемые отношения давно не секрет. Он никогда не осуждал. Значит, причина его недовольства в другом.

– Ты чего такой? – спрашиваю, вглядываясь в него внимательно. – Какие-то проблемы?

– Слушай, ты же прекрасно знаешь, что я провел в детском доме почти все свое детство.