Отражение в стекле

– Господин Федотов?

Валентин съёжился и стал каким-то маленьким, словно его сложило пополам.

– Извините. Это случается. Не могу спокойно думать о подобном, особенно когда речь заходит о будущем. Я ведь семейный человек: последнее, чего я хочу – этого ужаса для моих детей.

Артём с опасением глядел на собеседника. Задней мыслью он подумал, что подобных историй мир в своё время уже наслушался, а потом долго истекал кровью, тщетно пытались наложить грязные бинты деятели политики, ведь ужасные шрамы были уже предопределены и остались везде, где только было возможно.

– Вы… до ужаса патриотичны. Причём до ужаса – это не преувеличение.

– Подозреваете в нацизме? – Валентин странно рассмеялся. – Ох, Артём, как же низко ты иногда меня оцениваешь, и я почти уверен, что не только меня. Тебе ведь и самому порой кажется, что люди вокруг далеко не самые лучшие. Не пытайтесь скрыть то, что лежит, можно сказать, у Вас на лице.

– Я не…

– … Согласен. Вы вряд ли были бы готовы говорить так же горячо, как и я. Это нас с вами и отличает: степень кардинальности. И опять же этому можно найти объяснение: представьте, если бы учёные искали лекарство от болезней, копая лишь на поверхности наук. Физики бы изучали лишь фундаментальные процессы, не окунались в то множество всевозможных вариаций и симбиозов одних процессов с другими, да разве дошли бы мы до таких высот к этому моменту? Возводили бы дома, упирающиеся в небосвод? Покорили бы силу атома, обратили бы себе во благо её без углубления в физику? Все эти подразделы наук – подарок нам от предыдущих великих умов, и мне не хочется, чтобы это использовали те, кто не может реализовать прелести современной науки в полную силу.

– Занятная идея, господин учёный. Но не слишком ли бесчеловечная? А где же эта хвалёная научная гуманность по отношению ко всему живому, включая так вами критикуемых?

– Они не люди, Артём! Это стадо ведомых овец, а пастух – их приземистые вредные привычки, лжепотребности, якобы необходимые им для выживания. А знаете ли вы, что делают с больными овцами, коль нельзя их излечить?

– Полагаю, что знаю.

– Им облегчают страдания во благо всего остального стада! Возможно, это негуманно, но наука не терпит слабости: нам нужна смелость мысли, а не эти идеи о том, что всех можно поставить на путь истинный! Некоторые индивиды не видят этого пути, так в чём же наша проблема? Всё во благо будущего!

– И какое же будущее ты представляешь? Что будет с нами, если мы закроем глаза на гуманность?

– Будущее, Артём! С нами случится светлое будущее, доступное лишь для тех, кто познал его цену.

– А если кто-то откажется эту цену платить?

– Вспомните мои слова про овец и получите исчерпывающий ответ.

Учёный встал, собираясь уходить.

– А вы с гнильцой, профэссор.

– Шутишь? Это хорошо. Значит, Артём, ты быстро отходишь от стресса. Уже поди и забыл, что у тебя друг умер?

– Нет, я не забыл. Я просто не шутил. Знаете, иногда стоит сказать правду, если никто больше этого не сделает.

– Брось, ты что, обиделся?

– Нет. Ваша логика мне кажется откровенным бредом, которая оскорбляет мои личные ценности.

– Поверь, друг, ты ещё передумаешь. Сейчас, или немного позже, – это не так важно, но будь в этом уверен. Мы слишком похожи, чтобы думать иначе, пусть ты этого пока и не замечаешь… но я же учёный.

– Я задумаюсь над вашими словами только после смерти.

Валентин криво улыбнулся.

– До свидания, Артём. Надеюсь, что лишь до свидания.

«Ты был прав, Сущность», – думал Артём, наблюдая за удаляющимся квартирантом, – «Федотов уж точно не может быть нормальным. Может, когда-нибудь случится что-то такое, что я соглашусь с его теорией, но сейчас ни за что»

Он закинул голову на спинку лавки и впился взглядом в небо.

«В какой момент всё пошло туда, куда пришло в итоге? Где я так провинился, что мне решили сделать эту лотерею событий на целую неделю вперёд? И ведь забавно: тот, кто эти билеты вытягивает, или полный неудачник, или настоящий садист»

Прямо перед глазами проплывал самолёт. Летучий корабль сверкал на солнце, заливающем всё вокруг.

«В столицу летит, наверняка. Интересно, а там случается подобное, или это город такой зачарованный? Хотелось бы верить, что когда-нибудь и мне хватит смелости сбежать туда, где не будет знакомых лиц и не придётся надевать маски»

– О чём думаешь? – спросил кто-то рядом. Голос принадлежал девушке.

– О небе. Или о чём-то другом? Забыл уже.

– И как думается?

– Поганый из меня мыслитель.

– А мне так не кажется.

– Почему?

– Не знаю. Мало какой мыслитель может похвастаться тем, что думает о вечном, наблюдая за бесконечным.

Артём минуту молча наблюдал за движением облака, пока оно не скрылось за листвой.

– Вер?

– Да?

– Зачем ты пришла?

– А почему ты решил, что меня зовут Вера?

– Потому что всё происходящее в последнее время не может быть реальностью. Оно не должно быть реальностью! А единственный человек, который заговорил бы со мной в таком положении, умер несколько лет назад.

– Сочувствую.

– Ты так и не ответила.

– На что?

– На вопрос.

– На какой?

– Не увиливай!