Бумажник

Юля не стала дальше перепираться и приняла поражение. Охваченная печалью, она опустила голову и стала разглядывать собственные пальцы на руках. Потом, выражая недовольство в каждом движении, встала и подошла к окну, за которым продолжала своё буйство метель.

Егор собрал карты и положил их на тумбочку.

– Ну? – спросил он, развалившись на кровати. – Что с деньгами?

Юля не успела что-либо ответить, так как мама позвала обедать, и они отправились на трапезу.

Глава 3

Владелец нашёлся

За столом Юля была увлечена не супом, как остальные, а внутренним самобичеванием: «Зачем? – думала она. – Зачем я стала играть? Ведь не хотела. Не хотела! Ведь знала, что плохо получится. Знала и всё равно согласилась. Дура. Дура! И где теперь деньги взять? Может, у мамы попросить? А что сказать? Что Егору в карты проиграла? Пришибёт же. И меня, и его. Может, занять у кого-нибудь? А как потом отдавать? Всё то же самое получается».

Мама заметила, что Юлина ложка слишком уж медленно ходит от тарелки до рта, и поинтересовалась:

– О чём мечтаешь?

– М? А, нет-нет, ни о чём. Так, просто.

Маму устроил ответ.

Юля ускорила работу ложкой, но размышления не прекратила: «Триста рублей. Триста рублей! Да уж, это будет не просто. Триста рублей так просто на дороге не валяются», – и тут она на мгновение замерла, как в мыслях, так и наяву. Ложка, с которой свисал кусочек капусты, зависла где-то между тарелкой и ртом.

– Всё в порядке? – спросила мама.

– А?

– Я говорю, может, ты сначала поешь, а потом будешь в облаках летать?

– Да-да, я ем-ем.

Юля возобновила трапезу, но главное происходило в её голове: «Какой ужас. Кошмар! Как я вообще могла такое подумать? Нет-нет-нет, ни в коем случае. Все деньги нужно вернуть в целости и сохранности. Я же не какая-нибудь воровка, верно? Верно. Хотя… хм… там такая куча денег, что триста рублей по сравнению с ней – мелочь. И что? И что?! Мелочь, не мелочь – какая разница? Не моя же это мелочь. Нет, должен быть другой выход. Всегда есть другой выход. Но какой? Какой? Может, вообще не отдавать кошелёк? Тогда и воровать из него не придётся. Я же не могу воровать сама у себя, так? А нам сейчас деньги ох как нужны. Фу! Кыш! Брысь! Пошли вон омерзительные мысли. Откуда вы берётесь вообще? Своровать всё, чтобы не воровать частями. Надо же было такое придумать. Нет уж, все деньги из кошелька – неприкосновенны, и точка».

Юля, не замечая того, жевала и обгладывала пустую ложку, пока в тарелке замерзали остатки супа. Мама к этому времени уже принесла чай и печенье, которое сама вчера напекла.

– Да что с тобой такое-то, Юль? – не выдержала мама.

– Что?

– Ты есть сегодня собираешься или нет? Я уже чай принесла, мы с Егором по печенью съели, а ты всё с супом ковыряешься.

– Извини. Всё, я ем.

– Что у тебя там за проблемы такие, что ты никак от них отвлечься не можешь?

– Нет-нет, всё в порядке, – ответила Юля и стала активнее работать ложкой, стараясь не отвлекаться на мысли о деньгах. Взявшись за чай, она снова погрузилась в раздумья, лишь иногда выныривая из них, чтобы поймать сбегающие под стол кусочки очень уж рассыпчатого печенья.

Немного погодя после обеда Егор решил напомнить сестре о долге:

– Юль? – Он сидел за своим столом в углу комнаты и выполнял задания по русскому языку.

– Что? – Юля сидела на нижнем ярусе кровати и читала «Майскую ночь».

– Когда ты деньги отдашь?

Юля остановила чтение, но продолжала смотреть на текст.

– Чего молчишь? – спросил брат.

– А чего говорить?

– Так я спрашиваю, когда отдашь триста рублей?

Она вынула глаза из книги, на секунду направила их на Егора и снова опустила в буквы.

– Никогда, – ответил она.

– Что? В смысле? Почему никогда? Мы же поспорили. Ты же поклялась.

– Да, поспорили, да, поклялась, – спокойно подтвердила Юля, – но что, если у меня нет денег?

– Как нет денег? Зачем ты тогда спорила, если у тебя нет денег?

«Зачем я спорила? – проговорила она у себя в голове. – Дура потому что».

– Как хочешь, но ты должна отдать мне триста рублей. И чем раньше, тем лучше. Надо было думать, когда ставила столько, – отчитал он и вернулся к русскому языку.

«Могу ли я не отдавать деньги? – спросила она себя. – Могу ли я нарушить свою клятву? Нет, не могу. Что мне стоит тогда нарушать все свои клятвы и обещания? Какая будет цена у таких обещаний? Кто им будет верить? Никто. Я превращусь в лгунью, и мне станет омерзительно своё же отражение в зеркале. Но могу ли я тащить деньги из чужого кошелка? Тоже нет. Сворую один раз, сворую, значит, и второй, и третий. А потом начну лазить по карманам да по сумкам, и все, куда ни приду, будут прятать от меня ценные вещи, лишь бы я их не прибрала. И в итоге проведу полжизни в тюрьме. И где здесь верное решение? – Юля глянула на брата. – Он прав, верным решением было вообще не играть. А теперь верного решения нет».

Она закрыла книгу и положила её на тумбочку.

– Иди сюда, – сказала она и потянулась к рюкзаку, – отдам тебе деньги.

– О-о-о, – воодушевился Егор и подошёл к сестре.

Юля вытащила из рюкзака бумажник, расстегнула его и запустила пальцы внутрь. Любопытство невидимой, но крепкой рукой схватило Егора за волосы на макушке и потянуло вверх, из-за чего ему пришлось встать на цыпочки, удлинить до предела шею и чуть податься вперёд. И он увидел огромное состояние, подобное которому никогда в жизни не видел.

– Ого! – закричал он.

– Тихо.

– Ого, – повторил Егор, но уже вполголоса. – Откуда у тебя столько?

– Нашла сегодня на улице. – Она отыскала три сторублёвые купюры, вынула их из бумажника и протянула брату. – На, держи.

– Покажи, – попросил он, принимая выигрыш.

Юля раскрыла бумажник шире и продемонстрировала его внутренности Егору. У того округлились глаза и вытянулись губы, словно он академическим вокалом собирался пропеть букву «О». Но вместо пения, непроизвольно произнёс: