Бумажник

Бумажник
Никита Игоревич Васильев

Юле 12 лет. Она живет в бедной семье, состоящей из неё самой, младшего брата Егора и мамы.

Однажды она находит бумажник, в котором обнаруживает крупную сумму денег. Это могло бы здорово помочь семье, но Юля слишком честная, чтобы брать чужое. К сожалению, не все люди такие же добрые и честные, как она.

Никита Васильев

Бумажник

Глава 1

Роковое падение

Юля возвращалась домой из школы и несла с собой две пятёрки, индивидуальное задание по литературе и отвратительное настроение. Настроение ей в очередной раз испортили одноклассники. Редко бывало, чтобы оно портилось не из-за них. Они весь день смеялись над её старым, совершенно не модным и покрытым катышками свитером. Несколько лет его носил кто-то другой, а потом бесплатно выложил на «Юле», так как выбрасывать было жалко.

Юля надела его потому, что утром, когда собиралась в школу, по телевизору передали штормовое предупреждение от МЧС. В нём говорилось о понижении температуры, сильном ветре и гололедице, и чтобы не околеть, она оделась настолько тепло, насколько позволял гардероб. Но одноклассники, некоторые из которых тряслись половину первого урока, отходя от гнева зимы, не оценили и дали ей новое прозвище – дровосек.

Юля пребывала в полной убеждённости, что все смеющиеся над её свитером – полнейшие тупицы. Но менее грустно от этого не было.

Обычно она шла из школы не одна, а с младшим братом Егором. Он учился в третьем классе и так как освобождался раньше сестры, которая пыталась не сойти с ума в шестом, оставался в продлёнке и там ждал своего часа отправляться домой. Из продлёнки его забирала Юля. Но в этот раз Егора там не оказалось, а учительница сказала, что за ним пришла мама.

«Наверно, что-то произошло на работе», – подумала Юля. В прошлый раз, когда мама вернулась с работы слишком рано, у них на заводе произошёл пожар. Ничего серьёзного, но весь цех эвакуировали и отправили домой.

Юля подтянула шарф повыше. Если бы она могла видеть сквозь предметы, то натянула бы его на глаза. Холодина была несусветная, словно зима хотела отыграться за вялое начало и плюсовую температуру в конце ноября. А ноябрь Сибири по праву можно считать первым месяцем зимы, когда летят первые снежки, седлают головы шапки, а слова изо рта выходят с паром.

Разбушевавшаяся к середине дня метель то подгоняла Юлю вперёд, как веник кошку, то пыталась сдуть её в сторону и похоронить под сугробами. Иногда порывы были настолько сильными, что Юле казалось, ещё немного, и она отправится в полёт над Малумском в снежных круговертях.

Она шла с опущенной головой и не видела, что приближается к ледяной полосе на низеньком пригорке. Утром на пути в школу Юля не заметила эту полосу и поскользнулась на ней, но смогла удержаться на ногах и уберегла себя от синяков. А вот Егору, как и всем мальчикам его возраста, на синяки было плевать. Он с разбегу прокатился по льду два раза и собирался прокатиться третий, но сестра, схватив брата за куртку, сказала, что нужно торопиться, иначе они опоздают в школу.

Теперь если бы Юля смотрела, куда идёт, то обязательно обошла бы опасный участок. Но она наблюдала за носками своих старых ботинок, которые этой зимой уже начинали давить на пальцы, хотя ещё прошлой были немного велики. Ступив на лёд, её нога поехала, взмыла вверх, и Юля, совершив батман, больно грохнулась на пятую точку.

«Вот блин! – подумала она, скривившись от боли и потирая ушибленное место. – Что ж такое-то? Что за день сегодня?» Она огляделась, убедилась, что ни один чужой глаз её не видит, и врезала снегу ладонью за то, что уронил её.

Во время приземления у неё слетел шарф. Она натянула его обратно и поднялась.

Отряхивая одежду от снега, Юля заметила, что у пригорка, рядом с высоким сугробом, похожего на спину двугорбого верблюда, лежит некий тёмный квадратный предмет. Метель ещё не успела его замести, а это говорило о том, что обронили его совсем недавно. Юля снова огляделась и снова никого не обнаружила.

Ей неоднократно говорили о том, что прикасаться к подозрительным предметам, потерянным или случайно забытым, ни в коем случае нельзя, и всю жизнь она следовала этому наставлению. Но почему-то именно сегодня решила сделать исключение.

Юля подошла к предмету, подпнула его ногой, и он не взорвался. Тогда она подняла его и отряхнула от снега. Это был чёрный кожаный бумажник, который, по всей видимости, вылетел из кармана человека, когда тот поскользнулся на льду, и его ноги на секунду оказались чуть ближе к небу. Может, всё было совершенно иначе, но именно такая теория казалась Юле наиболее вероятной.

Она в третий раз огляделась и в третий раз её взору никто не предстал.

«И что мне с ним делать? – подумала Юля, вертя в руках бумажник. – Не могу же я просто его здесь оставить. Его наверняка ищут. Или будут искать, когда спохватятся. Нужно отнести его в полицию, там разберутся».

Мощный порыв ветра толкнул Юлю вперёд с такой силой, что она чуть было не поцеловалась с сугробом.

Она жутко замёрзла, несмотря на тёплую одежду, настроение было омерзительное, и ей, наверное, никогда ещё так не хотелось домой как сейчас. «Да какое мне дело до этого кошелька? – подумала она. – Если найдут, значит, молодцы, не найдут – лучше нужно следить за вещами».

Юля положила бумажник на то же место, где взяла, и направилась в сторону дома.

Метель не унималась и как будто бы только набирала силу. Завывала, заметала, закручивала. Казалось, она хотела сожрать всё, что было на земле, расколоть, перемолоть и сделать частью ещё более густой, ещё более могучей метели.

В первые секунды Юля считала, что поступила абсолютно верно, и нисколько не жалела, что вместо полиции, до которой топать не меньше десяти минут, и неизвестно, сколько ещё там сидеть, выбрала дом. Но чем дальше она уходила от места падения, тем больше разных мыслей хотели развернуть её обратно. И, в конце концов, им это удалось.

Юля вернулась, подняла бумажник и, смахнув снежную крошку, положила в карман куртки. «Завтра отнесу в полицию», – решила она и пошла домой.

Хоть она и положила бумажник в карман, она всё равно не выпускала его из руки и крепко сжимала пальцами, словно он мог внезапно ожить, выскочить и упрыгать, как воробей.

«Интересно, – подумала Юля в какой-то момент, – сколько там денег? Что если там миллион? Целый миллион! Да хотя бы полмиллиона. Это же сколько всего можно купить. Это же всё можно купить. Всё что нужно и ненужно. А потом ненужное отдать, кому будет нужнее».

Далее Юля стала представлять себя, щеголяющей по магазинам, глазеющей на витрины, и не с целью просто поглазеть, как обычно, а с целью покупки. Стала перебирать в голове, чего бы такого она могла приобрести на миллион или хотя бы на полмиллиона. Хвасталась в воображении новыми заколками, одеждой и смартфоном перед одноклассниками, а те, видя обновлённую Юлю, открывали рты, перешёптывались и приглашали её вместе гулять. В своих фантазиях она не забыла и о семье: маме купила новый фен (старый сгорел полтора месяца назад) и новый набор посуды, а брату игровую приставку.

На полумысли Юля вдруг содрогнулась, то ли от пронизывающего ветра, то ли от того, что испугалась тех мест, в которые завели её эти самые мысли. Она посчитала, что это не мысли порядочного человека, а мысли преступницы, воровки, которая после успешного дела радостная возвращается на базу делить и пристраивать награбленное.

«Нет, нет, нет! Сколько бы там не лежало денег, мне ни копейки не принадлежит, и не копейки я не возьму. Ни в коем случае. Какое я имею право распоряжаться чужими деньгами? Абсолютно никакого. Я даже заглядывать в него не буду».

Несмотря на то, что Юля понимала, что не делает ничего противозаконного, а даже наоборот, она всё равно не могла отделаться от чувства, будто в самом деле совершает преступление. Ей казалось, что из каждого окна, прожигая взглядом метель, за ней следят люди, поодиночке и целыми семьями, переговариваются, осуждают и цокают языками. А часть из следящих, самая ответственная, самая нетерпимая к хулиганству, уже тянется к телефону, чтобы сообщить в полицию о подозрительной девочке, которая прячет в кармане ценный предмет, который ей не принадлежит, который она просто взяла, не спросив разрешения ни у настоящего владельца, ни у себя. О том, откуда бы они узнали, что лежит в её кармане, какова у этого ценность и кому оно принадлежит, Юля не думала. Всю оставшуюся дорогу она твердила себе, что она не воровка, что завтра же отнесёт бумажник в полицию, и что совершает благородное дело, за которое в тюрьму не сажают, а обычно говорят спасибо и порой даже вручают приятное вознаграждение.

Юля добралась наконец до дома. Домофон ей открыл Егор. Услышав голос брата, она подуспокоилась, а зайдя в подъезд и скрывшись от фантомных взглядов, успокоилась окончательно.

Поднимаясь по лестнице, она стянула шарф с лица, перчатки сняла и убрала в карманы. Почесала лоб под шапкой. От этого шапка немного уехала на макушку, но Юля не стала возвращать её на место. В голове у неё крутился один вопрос: говорить ли о бумажнике маме или не тревожить её лишний раз? О том, говорить ли Егору, она не думала. Даже если и рассказать, то дальше эта информация не пойдёт, если назвать её тайной. Егор обладал редким для своего возраста (да и вообще для человека) качеством: надёжно запечатывал любую подаренную ему тайну и распечатывал только с позволения подарившего. А до распечатывания ни единого слова не ронял, ни случайного намёка не давал, что у него вообще есть какая-то тайна. Если в любую секунду спросить у него: «Хранишь ли ты какую-нибудь тайну, Егор?». Он ответит: «Ни одной». А на самом деле… да кто его знает, сколько он там хранит тайн на самом деле. Только ему это и известно.

Между вторым и третьим этажом (жили они на четвёртом) Юлю остановили мысли: «А что если он пустой? Пустой и никому не нужный. А если ненужный, значит, его, скорее всего, никто не ищет. А если никто не ищет, зачем мне его тогда нести в полицию?»

Она вытащила бумажник и внимательно его рассмотрела. Старый, потёртый, с надломленным замочком и ржавым ореолом вокруг кнопки. Его внешний вид как будто бы говорил таким хриплым умирающим голосом: «Брось меня. Брось. Не трать на меня время. Твоим деяниям не найдётся благодарных. Внутри меня царит запустенье». Но Юля желала более весомых доказательств, чем печальный внешний вид. Она положила бумажник на правую ладонь и покачала вверх-вниз, чтобы что-нибудь определить по весу, но ничего определить не удалось. Потом она поднесла его к уху и потрясла в надежде, что ей ответят монеты. Ответа не последовало.

«Хм, может он и правда пустой, – подумала Юля. – Вот так принесу его в полицию, они откроют его и рассмеются надо мной всем отделом. Скажут: ну ты даёшь, ты бы ещё фантик от мороженного или жестяную банку из-под пива принесла как ценную пропажу. – Она глубоко вздохнула. – Что ж делать-то?»

Простояв ещё несколько секунд в раздумьях, Юля всё-таки решила нарушить данное себе несколько минут назад обещание. Она отщёлкнула кнопку, раскрыла бумажник (кармашки для карт и визиток были пусты) и, резко выдохнув, расстегнула замочек. От увиденного её глаза чуть было не выскочили из глазниц и не укатились на первый этаж: изнутри старого и с виду никому не нужного бумажника на Юлю глядела толстенная пачка денег, состоящая в основном из тысячерублёвых купюр. Может, это был и не миллион, и даже не полмиллиона, но никак не меньше сотни тысяч. Возможно, даже две сотни тысяч.

«Обалдеть», – прошептала Юля. Она была ошарашена. Сколько ни рыскать, сколько не углубляться, но не найти в архивах её жизни такого события, которое удивило бы её сильнее, чем это событие. Она не ждала, что внутри окажутся деньги, как и не ждала того, что какие-то деньги всё-таки будут. Пара-тройка тысяч её бы не поразила. Не поразили бы, наверно, и десять тысяч. Но пачка денег толщиною с книгу в замызганном и валяющемся на дороге бумажнике просто не существовала в её представлении реальности. Это могло произойти исключительно в воображении, но не в жизни.

Скоро удивление стало бледнеть, рассеиваться и улетучиваться. На его место гулкими и бухающими шагами, неведомо откуда и с какими намерениями, наступала тревога. Юлю вдруг охватил страх. Она почувствовала такую опасность, как будто бы держала в руке не обычный бумажник с деньгами, а смертельно ядовитого паука, противоядие от укуса которого не найти в таком захудалом городе как Малумск.

«С ума сойти можно», – шёпотом произнесла Юля и одной этой фразой выдохнула весь воздух из лёгких.

Она застегнула замочек, закрыла бумажник и, решив, что больше не может доверять такое богатство карману, убрала его в рюкзак.

Глава 2

Фокус

Дома её встретил вкусный аромат супа (по всей видимости, щи) и голос мамы из гостиной:

– Ты заблудилась там, что ли?

– Что? – переспросила Юля. Она не расслышала из-за того, что в этот момент снимала шапку.