Беззащитный

Решение пришло быстро. Начав давить с удвоенной силой, Игорь отодвинул врага с ножом на шаг назад. Слегка развернулся таким образом, чтобы сбоку оказался один из изящных столиков, расставленных по гостиной. Был он совсем маленький, на нем помещались только две рамки с фотографиями. Слегка раскачав руки толстомордого, Игорь надавил еще, а потом резко разжал пальцы и шагнул в сторону. Он подумал, что враг с размаху вонзит нож в стол, – так и случилось. Поддавшись силе инерции, толстомордый по самую рукоять вогнал лезвие в лакированную деревянную поверхность. Застыл на месте, а потом изо всех сил стал рвать свое оружие обратно.

Тут же, правда, к схватке подключился усатый. Только Игорь повернулся к нему, как он накинулся, стремительно размахивая руками и нанося совершенно слепые бесцельные удары. Град их был таким плотным, что сперва показалось, будто они могут нанести вред. Но воодушевленный победой над первым противником Игорь быстро опомнился. Сначала он несколько раз наклонился из стороны в сторону, уходя от наиболее метких ударов, затем улучил момент и, пригнувшись, ткнул усача в живот. Тот оказался настолько легким и неустойчивым, что отлетел прямо в камин, на его счастье, не разведенный, где и уселся на угли.

«Теперь хорошо, – подумал Игорь. – Но пора бы кого-то позвать, чего я один тут отдуваюсь?»

Совершенно не зная, где искать помощи, он двинулся к дверям, и из-за полуоткрытой и неприметной сразу же показались люди. Мужчины и женщины, никак не меньше десятка. Разом они высыпали, толкаясь плечами и обступая Игоря. Галдели, кричали, да так, что Игорь тут же пожалел о своем желании кого-либо звать.

– Ну, хватит, хватит, – попытался он их успокоить. – А то, пока кричите, уйдут…

Он оглянулся назад – поздно!

Поддерживая друг друга, оба злоумышленника скрылись за теми дверями, видимо, через них-то Игорь и попал в гостиную с красными обоями. Непонятно, как эти двое смогли ретироваться так быстро, а усач еще и умудрился ничего по пути не запачкать сажей из камина. Зато толстомордый остался безоружным, его большой нож так и торчал из несчастного столика рукояткой вверх.

Галдеж не прекращался, при этом Игорь не мог разобрать ни слова. Обступившие его люди выглядели обескураженными, растерянными и совершенно бесполезными. Он замахал на них руками, а потом, чувствуя, что сердится, шагнул в их сторону, заставляя уйти. И они поспешно скрылись за той же неприметной дверью, хоть и продолжали что-то громко говорить. Испуганно и с явным непониманием, что делать и как поступить.

И тут Игоря позвали.

* * *

Те двери, к которым стремились усач с толстомордым, вели в еще одну гостиную. Только стены в ней были не красными, а светлыми, кремовыми. Вроде бы эта гостиная очевидно уступала размерами предыдущей, и всяких изящных вещиц в ней хватало с избытком, а почему-то казалось, что она просторнее. И без всякого сомнения, в этой комнате было гораздо уютнее, теплее и… мягче. Да, оказавшись тут, Игорь ощутил сильнейшую мягкость. Не физическую, конечно, а душевную. Может, даже энергетическую, хотя это слово как-то не очень вязалось с тем, что он видел. Так что вернее всего сказать «душевную»: этой мягкостью в кремовой гостиной был напитан сам воздух.

Поняв, что стоит спиной к дверям, в которые он вошел совершенно незаметно для себя, Игорь почувствовал странное противоречие. С одной стороны, ощущение мягкости было настолько неожиданным и сильным, что он смутился, почти застеснялся. С другой, волна этого ощущения показалась ему настолько приятной, сладостной – вот еще слово, которое он давно не вспоминал, – что ему захотелось аж зажмуриться, застыть на месте. Чтобы ничто не отвлекало его от того, что он переживал.

Однако он предчувствовал, что это – только начало, что ему необходимо продолжать движение вперед, а не застывать на месте. Ведь впереди его ждет нечто еще более прекрасное.

И он не ошибся.

У дальней от дверей стены, в которой опять был мраморный камин, стояла она: невысокая и хрупкая, с пронзительными светло-голубыми глазами, с идеально посаженной головой, с четко очерченной линией подбородка, не острого, даже широкого, но совсем не портящего лицо.

К этому моменту Игорь уже понимал: где бы он ни находился, это – вовсе не то место и время, где он провел всю предыдущую свою тридцатилетнюю жизнь. Улица, фасад дома и обстановка внутри него – все выглядело слишком причудливо, необычно. Потому не приходилось удивляться, что та, которую он увидел, облачена во все эти легкие, струящиеся, воздушные ткани, наверняка придирчиво отобранные, а затем безукоризненно сшитые по ее фигуре в невероятный, прелестнейший наряд.

Мельком подумав, что слово «прелестнейший» для него должно быть уже совсем чересчур, Игорь сделал шаг вперед, да так и остановился. Его обдало новой, куда более сильной волной той мягкости, которую он ощутил, только лишь обнаружив себя в этой гостиной.

Да, именно от нее, от этой молодой женщины, струилась ни с чем не сравнимая душевная мягкость.

Игорь был готов бесконечно стоять на месте и любоваться дивной красотой этой женщины, наслаждаясь волнами мягкости, однако и на этом чудо не прекратилось. Ведь, встретившись с ним взглядом, она радостно воскликнула:

– Ну наконец-то, вот и вы! Садитесь же скорее, садитесь. Не могу дождаться, когда вы обо всем мне расскажете.

* * *

К своим годам Игорь так и не набрал, как ему казалось, достаточно жизненных правил, которые бы сделали его готовым к любой возможной неприятности. Есть же люди, кого нельзя застать врасплох и вывести из равновесия, правда? Даже в самой непредсказуемой ситуации они или находят для себя преимущества, или хотя бы остаются на плаву, а не погружаются в панике на дно, как большинство других.

Если же собирать по сусекам те правила, в которых Игорь был точно уверен, то в топ-10 обязательно значилось: «Если уж забухал, так там, где твоя кровать».

Несколько крайне неудачных эпизодов еще в старших классах показали: если опьянение застигнет его где-нибудь в гостях, в парке на лавочке или даже во дворе своего же дома, следующее утро будет встречено где угодно, только не в собственной постели. По какой-то причине, находясь вне родных стен, пьяный или даже подвыпивший Игорь непременно отправлялся бродить, куда глядели его глаза. Не забывая при этом подпитываться алкоголем, естественно.

И заводила его эта жажда странствий в такие места, что оставалось только поражаться, как он вовсе не сгинул во время одного из таких путешествий. Памятных случаев хватало. И тот, когда отец под утро отыскал его повисшим на перилах маленькой подмосковной станции на владимирском направлении, за что Игорь до конца института заработал прозвище Венечка. И тот, когда Игорь проснулся не где-нибудь, а под аркой Большого каменного моста, без денег и телефона, но в чужой ветровке и бережно накрытый кусками мятого картона.

Оттого, даже повзрослев, Игорю приходилось избегать ресторанов, баров и пабов, а уж если страстно хотелось повеселиться, то созывать гостей к себе домой. И даже если кого-то из них нужно было потом проводить до такси, Игорь всякий раз тревожился. Вдруг та же вожжа, что и в юности, врежет ему под хвост и вынудит ляпнуть что-то вроде: «А не сгонять ли до смотровой на Воробьевых? Чего там, всего-то час пехом! Погнали!»

Бывает, что в измененном от опьянения сознании человека тянет набить кому-нибудь морду или, наоборот, расцеловать и в обнимку спеть «Луч солнца золотого». А Игорю на долю выпало это хаотично возникавшее желание куда-нибудь «сгонять». И обиднее всего, что никакой логики в выборе направления не прослеживалось. Каждый раз он просто перемещался в пространстве, будто подверженный силе за гранью своего понимания.

По-своему Игорь, конечно, извлек из этой неприятной особенности пользу, так как выпивать – уж тем более напиваться – он к тридцати годам почти перестал. И в то же время он всегда чувствовал себя скованным, лишенным права на спонтанный поход на случайный праздник или вечеринку.

Но гораздо хуже была внутренняя неуверенность: а всегда ли он знает, куда, зачем и как надолго отправляется. Как только Игорь сходил с одного из привычных для себя маршрутов, ему приходилось быстро напомнить себе о цели своего перемещения, о его необходимости и о том времени, которое нужно на него потратить. Если бы кто-то знал об этой его тревоге и спросил, искренне ли он боится, что в трезвом состоянии перестанет понимать, куда он идет или как оказался там, где оказался, он бы, разумеется, возразил. Конечно, он этого не боялся. Даже не допускал.

Но не всегда он был уверен на все сто.

И вот теперь каким-то образом Игорь этой своей тревоги резко лишился. Его окружали совершенно неузнаваемые места, встречались совершенно незнакомые люди. И никакой возможности понять, как он оказался в таких причудливых обстоятельствах. Дом с лепниной, гостиные с канделябрами и каминными полками, злодеи с ножами: как много нужно выпить и как далеко уйти, чтобы оказаться среди всего этого? А если он не пил, то что тогда? Отравление веществами похуже, чем алкоголь? Или просто проблемы с головой?

Это было необъяснимо и одновременно совсем не тревожно, а ведь наблюдались еще и провалы в памяти. Вот и сейчас Игорь отвлекся совсем ненадолго. Лишь на кратчайшую долю секунды припомнил, как отец взваливает его на плечо, как вокруг темно, холодно и пахнет электричкой…

И сколько уже минуло? Пять минут? Десять? Все тридцать?

* * *

Он сидел напротив нее.

Сидел на мягком стуле с подлокотниками, обитом бежевой тканью с узором. Сидел не развалясь во все стороны разом, как он привык, а с прямой спиной, лишь чуть откинувшись на спинку.

Кажется, в руке он держал чашку с блюдцем. И, кажется, он оживленно о чем-то рассказывал, о каком-то своем приключении. И вроде бы даже не о схватке с двумя злодеями в соседней гостиной, а о чем-то еще, очень примечательном, волнующем и одновременно поучительном. И будто бы много таких историй он мог поведать. Но о чем хотя бы одна из них – как знать?

Она сидела напротив на таком же стуле, только совсем на его краешке. Слушала, подавшись вперед и следя за Игорем взволнованными голубыми глазами, в которых отражались то беспокойство, то удивление, а то и восхищение.

Игорь понимал, что все происходящее должно ему крайне не понравиться. Мало того что он не помнит, о чем и как долго говорил. Почему вообще идут какие-то разговоры, когда только что – во всяком случае, недавно – в этом доме случилось вооруженное нападение? Неужели никого тут это не беспокоит?

Но на самом деле это не беспокоило и его самого. Да, факт нападения был, а вот необходимости волноваться или как-то переживать по этому поводу не было никакой. Игорь понял, что принимает как должное и недавнюю свою стычку с двумя злодеями, и провалы в памяти, и все остальное, необычное и причудливое, что творилось с ним и вокруг него.

И сейчас он просто подхватил нить происходящего: только что завершилась одна часть его общения с прекрасной женщиной, сидевшей напротив, и теперь возникла недолгая пауза. Подхватил и просто стал ждать, когда разговор возобновится.

И он возобновился.

Женщина поставила свою чашку на стол, сложила руки на коленях и, отведя взгляд вниз и в сторону, грустно проговорила:

– Что же… Пришла пора мне плакаться.

Она заговорила. Конечно, совсем не заплакала, это было бы совсем ей не к лицу и неприлично, а о приличиях она беспокоилась не меньше, чем о своем здоровье. Откуда Игорь об этом знал? А так получалось, что он очень много знал о своей собеседнице, которую вроде бы видел в первый раз в жизни.

– Я сама виновата, что забеспокоилась только сейчас, – говорила она, продолжая смотреть в сторону, будто ей было перед ним стыдно. – Вы же понимаете, я все занимаю себя чем-то, а о важном подумать не успеваю. То, что случилось сегодня, это еще цветочки, предупреждение…

– Почему вы мне просто не расскажете? – спросил Игорь, стараясь внимательно следить за ее лицом и не пропустить признак того, что она что-либо будет недоговаривать из чувства стеснения перед ним. – Вы же знаете: я в полном вашем распоряжении.

– Знаю, конечно… Вы сегодня и так…

Тут она запнулась, крепко сжала губы, бороться с подступающими слезами становилось все труднее. Справившись с собой, она вздохнула:

– Ладно, не буду вокруг да около. Вы и так уже достаточно сделали, чтобы тратить ваше время.