Неудержимые демоны, или История женской войны. Книга первая

– ПОЛКИИИ… СТРОЙСЬ!

В гробовом молчании отчётливым гулом разнёсся топот одинаковых солдатских сапог. Построившись, ветераны войны, все, как один, вскинули головы к небу и прищурились под палящими прикосновениями солнца. Марта сразу выделила из идентичных силуэтов два знакомых: Ноули Виллимони и Гая Фолди. Отличительные ордена и медали за мужество и стойкость побрякивали у них на груди, причём у Виллимони их было намного больше. Кажется, это обстоятельство не радовало министра: наблюдательная и чуткая к притворству Марта читала на его лице сквозь маску лживой радости неудовлетворённость и затаённую злость. Конечно, Фолди не мог наслаждаться торжеством в полной мере: блеск воинской славы Ноули затмевал его полководческий триумф. Все девушки из предыдущей компании Аниссии, кроме Кали, уставились на Виллимони и принялись вполголоса петь дифирамбы ему. Марта почувствовала, как её начинает тошнить от отвращения.

– Смотрите, смотрите! – пищала дурнушка, неистово размахивая веером. – Это же господин Виллимони, это же наш герой! Вы помните, когда некие эти кеблонские чудовища схватили его и предали адским пыткам, он не сказал ни слова о доверенной ему секретной формуле!

– Говорят, ему сломали руки и ноги, приковали к стене, а потом отдали на растерзание крысам, – замогильным шёпотом говорила блондинка на ухо Кали, видимо, пытаясь таким образом повернуть её симпатии от Фолди к Виллимони. Однако та только зевнула:

– Ах, Тайла, не старайся! Господин Виллимони, несомненно, заслуживает уважения, но выше Его Превосходительства в моих глазах не станет никто!

– Влюблённая глупышка, – кратко констатировала дурнушка и уже совсем другим тоном заверещала: – Смотрите, господин Виллимони занимает своё место в авангарде полка! Как красиво играют на солнце его эполеты, верно?

– Он и без эполетов будет великолепен, – хмыкнула Тайла.

– Говорят, – дурнушка таинственно понизила голос, склоняясь ближе к своим слушательницам, – что господин Виллимони – самый завидный жених Империи! Интересно, какой девушке выпадет честь стать его женой?

– Если бы мне! – послышалось множество воплей, как один.

Марта, Аниссия и Кали промолчали. Пока дурнушка в красках расписывала, сколь великолепен Ноули и его дом, Марта отвлечённо изучала марширующую по площади колонну первого полка. Солдаты, бодро и уверенно печатающие шаг с алебардами и арбалетами наперевес, не вызывали в ней ощущений дежа-вю: ведь она не видела их на штурме. Однако она живо представила себе их зверства: пылающие дома, кричащие люди, падающие снаряды. И громкий торжествующий хохот воинов, с бессовестной радостью присваивающих себе чужое добро, бессердечно отбирающих чужие жизни. В видении Марты имперцы из первого полка шагали по скользким дорожкам крови и бездыханных тел: и сегодня, и год назад. Зажмурившись от боли и страха, она прижала руки к груди. Для неё парад был нестерпимой пыткой, окончания которой она с тоскливым нетерпением ожидала ещё до её начала. В эти мучительно долгие минуты имперцы триумфально топтали последнее, что у неё осталось от её города: его землю. Её воспоминания. Когда она была ребёнком, центральная площадь для неё служила символом Кеблоно, который безжалостно извратили, вывернув наизнанку и отравив ядом имперского ярма. Над дворцом совета старейшин качался не вечевой колокол, а горделиво надувался ветром авалорийский штандарт. Он был поднят так высоко, что из любой части города его можно было увидеть. Король и Королева словно лишний раз напоминали им о своей силе и своём величии, построенном на сотнях чужих костей. В миллионный, наверное, раз Марта с недоумением спросила саму себя: «Почему? Зачем?» Почему именно её родину так жестоко растоптали и унизили, почему именно она не может смириться с этим и жить дальше? Зачем Империя предала их, ведь они не делали ей зла… Зачем и сейчас, когда всё кончено, и обоюдная ненависть в их сердцах должна погаснуть, они утверждают, будто самостоятельный Кеблоно был ужасен?

И почему никто, даже с уважительной неприязнью, не расскажет о мужестве его защитников? Неужели их честь обязательно должна быть замарана грязным клеймом: «предатели»?

Это должно быть так, ведь веления Фолди неизменно исполняются в точности. Фолди, Фолди, Фолди, всюду только он, точно он уже не министр внутренних дел, но самостоятельный Король Авалории!

Марта обнаружила его взглядом всего за пару секунд: Фолди, видимо, в надежде украсть кусочек чужой славы, околачивался возле Виллимони. Пока под аккомпанемент труб и барабанов и дождь из цветов и ленточек второй полк, наряженный Байной Санной в блестящие синие мундиры, описывал круг по широкой площади, министр легко вспрыгнул на тонконогого вороного жеребца… того самого, на котором он въезжал в павший Кеблоно год назад. Виллимони что-то сказал ему, и угрюмое настороженное лицо Фолди осветила искусно сотворённая участливая улыбка, раскусить фальшь которой даже Марте удалось с трудом. Два её смертельных врага стояли рядом, беззащитные и спокойные – идеальные мишени для нападения. С отвратительным бессилием вздохнув, она пожалела, что на площадь нельзя было взять арбалет или хотя бы кинжал.

По площади начал маршировать третий королевский полк, также обмундированный по эскизам Байны – несомненного мастера. Казалось, что она владеет знанием, недоступным остальным смертным. Марта, ещё три года назад считавшаяся лучшей швеёй в Кеблоно, не могла понять, как же Байне удаётся из куска ткани создать шедевр.

«Если бы я только знала, на что она употребит свои таланты, я в жизни не отдала бы ей имперский пропуск», – подумала Марта, сжимая кулаки. Видимо, сегодня Магия желает наказать её, пропуская перед её глазами людей, которым не стоило давать второй шанс.

Следуя за третьим, четвёртый полк промаршировал к возвышению, на котором сидели Король, Королева и придворный штат, и одновременно резко остановился. Приподнявшись, Его Величество оглушительно крикнул:

– КРУУУГОМ!!

Четвёртый полк обернулся так быстро и слаженно, что она не уловила среди серебристого вихря даже очертаний человеческих фигур. Воины вытянулись в струнку, в последний раз звонко ударили каблуками сапог о мостовую и замерли. Трубы гортанно провыли последние звуки победного марша, барабаны торопливо стукнули, придворные и зеваки бросили на мостовую охапки цветов, ленты, шары, и вновь всё вокруг утихло.

На этот раз Король не стал подниматься: застарелая болезнь костей, мучившая его без малого двадцать три года, давала о себе знать. Но голос его остался столь же громок и силён:

– ПЯТЫЙ ПОЛК… ШАГОООМ МАРШ!!!

Словно все ожидали этого момента, площадь затаила дыхание, музыканты с особым воодушевлением заиграли марш, а триумфаторы, чувствуя сконцентрированное на них всеобщее внимание, расплылись в широких улыбках. И Марта заметила, что Ноули Виллимони выглядит не только красивее, но и счастливее своих боевых товарищей. Даже Фолди впервые улыбнулся по-настоящему.

Шум восхищённой толпы ударил ей в уши, как взрыв небывалой силы. Целостные картины перед глазами раздробились на незначительные, но красочные детали: мелькающие в воздухе руки, разбрасывающие цветочные лепестки и красные ленты, топающие в нетерпении ноги зевак, камни мостовой, почти исчезнувшие под покрывшим их разноцветным слоем, сверкающие на солнце мундиры.

Первым мимо Марты медленно, вальяжно процокал копытами вороной конь министра. Фолди, кажется, из ребяческого стремления покрасоваться перед толпой обожателей, бросил поводья и приветственно замахал рукой. Девушки, окружившие Марты, снова почувствовали к нему прилив симпатии и стыдливо прикрылись веерами, обмениваясь за ними лукавыми смешками. А покрасневшая до корней волос Кали, дотянувшись до лошади Фолди, украдкой коснулась его шпоры и быстро, как застигнутая на месте преступления воровка, метнулась назад. Краем глаза Марта видела, что она упала в обморок.

«Влюблённая идиотка», – скоропалительно осудила она Кали и тоже подошла к Фолди ближе. Тот, почувствовав себя на пике славы, нарочно пустил коня почти шагом: следующим позади солдатам приходилось двигаться очень медленно, чтобы не нарушать строй. Но, кажется, эта задержка только поднимала им настроение, ведь и они ловили на себе восхищение зевак. Вглядываясь в эти лица, которые она не могла различить с высот Дебллских укреплений, Марта испытала прилив такой бурной ненависти, что едва сумела удержать её в узде холодным осознанием своей беспомощности. Поймав на себе внимательный взгляд стражника, она дёрнулась и с усилием натянула на лицо широкую улыбку, хотя её одолевало яростное желание броситься на радостного Фолди и задушить его собственными руками.

– Ох, это же господин Виллимони! – в один голос заорали Тайла и её компания, разбрасывая цветы и ленты под ноги с такой скоростью, что Марта даже не увидела их рук, только ослепительный светлый вихрь.

Грациозный, белый, как свежевыпавший снег, конь Ноули медленно приблизился к коню Фолди и поехал с ним бок о бок. Теперь эти люди были рядом друг с другом, они приветственно махали народу руками и широко, торжествующе, радостно ухмылялись. Марта в глупом оцепенении уставилась на шитые золотом рукава Виллимони, вспоминая, как жалко висели в них его сломанные запястья всего-то год назад. Искусные королевские маги залечили перелом и прочие увечья так, что несведущий человек не догадался бы о его существовании. Впрочем, многочисленные ранения не отвратили от Виллимони толпы поклонниц, несмотря на сдобренные мрачным садизмом прогнозы давно уже мёртвого Веста. Вест мёртв и забыт, а Ноули жив, купаясь в лучах незаслуженной славы. Было в этом что-то настолько обидное и мерзкое, что Марте захотелось плакать. Но она не плакала. Сурово сжав губы, она смотрела на Фолди и Виллимони с нескрываемой злостью. Та же злость, как демонический призрак, плясала в глазах Аниссии.

Взгляд Ноули, удивлённо и радостно скользивший по толпе восторженных зевак, неожиданно замер. И, как колючий ледяной кинжал, впился в лицо Марты. Они оба застыли на какое-то мгновение: бесконечно долгое, но в то же время короткое – и с ужасом и неверием всмотрелись друг в друга. «Он узнал меня», – во вспышке шокированного озарения поняла она. Против её воли каждая мышца в её теле напряглась, приготовившись к бегству или к бою. Она была уверена: сейчас Виллимони подаст знак, и несколько здоровенных стражников, возникнув, как из бездны, оттащат её к эшафоту. К пыткам, к унижению, к мучительной смерти.

Но Виллимони ничего не предпринял. Ей показалось, или его рука самопроизвольно поднялась, выделяя её из многоликой и многоголосой толпы понятным только им двоим жестом? «Молчи», – попросил он её резким взмахом ладони и, не сбиваясь с марша, поехал к возвышению около Фолди. Марта заметила, что тот тоже с подозрением изучает её лицо. Но он никогда не видел её вблизи, ему не узнать, что она стояла год назад на страже Дебллских укреплений, если только он не вздумает с помощью магии проникать к ней в память.

Магия…

Марта схватилась за голову руками, будто это могло защитить её. Она так наивно долгие месяцы скрывалась в трущобах Кеблоно в надежде, что там её не найти и не достать никому. Но королевские шпионы-маги могли в считанные секунды выследить её лишь по неосязаемой, невидимой и неслышимой цепочке мыслей! Народная мудрость оправдывается: тайное всегда становится явным. Она пряталась целый год, не брезгуя нырять в мусорные баки и горы отходов, когда по кривым улочкам заброшенных кварталов маршировал патруль, она научилась находить убежище даже в неверной полуденной тени, но все её накопленные знания и умения оказались бесполезны здесь, на параде, когда давний секрет открылся. Ноули Виллимони узнал её. Теперь её жизнь уже не станет такой, как прежде.

«И это даже лучше, – вздохнув полной грудью, решила Марта. – Я уверена, больше я бы так не смогла».

Лошади Фолди и Виллимони, а за ними – и ровный строй воинов в одинаково красивых блестящих мундирах резко повернулись и звонко промаршировали к возвышению. Этот полк – пятый, элитный, – удостоился чести занять место в центре площади. Стоило последнему протяжному зову музыки умолкнуть, как ветераны встали плечом к плечу, недвижимые, безмолвные. Марте начинало казаться, что она смотрит не на людей, а на истуканов, каковыми они, в сущности, и являлись. Даже нетерпеливые красавцы-кони, повинуясь твёрдой руке наездника, замерли. Всеобщее внимание было приковано к двум героям войны: Гаю Фолди и Ноули Виллимони, а всё остальное будто враз потеряло своё значение. Марта, как сквозь сон, слышала приглушённое шушуканье Кали и компании, но сама не принимала в нём участия, хотя её несколько раз пытались побудить к этому. Она внимательно смотрела на Ноули, а он, не отрываясь, смотрел на неё. Когда под торжественное пение фанфар по площади замаршировал шестой, а за ним – и седьмой полки, и мелькающие стройные ряды стали мешать взору, фигура Ноули скрылась у неё из вида. Но ненадолго. В её воображении он был здесь, настолько близко, что, казалось, она может коснуться его. В памяти один за другим оживали не связанные друг с другом воспоминания: беззаботное детство среди вольных стен Кеблоно, тревожная юность и снаряд, падающий на родительский дом, а следом – знакомый ей пленник в окровавленных кандалах, и его призрачное лицо среди звёздного неба. Голова уже шла кругом, однообразные звуки перемешались в ушах, окружающий мир смазался и исказился. Ей чудилось, что сейчас на неё смотрит вся Авалория, и каждый голос из ревущей толпы слышен ей небывало отчётливо, ибо он требует: «КАЗНИТЬ! СМЕРТЬ ЕЙ, СМЕРТЬ САУНОВСКИ!!»

Восьмой и девятый полки, похожие на попугаев в своих разноцветных мундирах, прошлись по площади кругом и присоединились к общему строю. Хотя первые ряды уже скрылись от глаз стороннего наблюдателя, пятый полк, во главе которого застыли Виллимони и Фолди, ещё оставался впереди. Казалось, что парад устраивался единственно ради этих двух людей, тщеславных мерзавцев, один вид которых был Марте омерзителен. Другие части непобедимого королевского войска тоже купались в поклонении, но их популярность было не сравнить с популярностью пятого полка. Кали, Тайла и компания неизменно разражались радостными воплями, пронзительным визгом и стыдливым хихиканьем, когда бравые ветераны проходили мимо. Большинству из них не было до девушек никакого дела, хотя, конечно, им нравилось чувствовать себя в эпицентре чужого внимания. Марте стоило неимоверных усилий держать на лице широкую улыбку, неестественность которой резала взор марширующим солдатам. Стиснув кулаки до боли в костяшках пальцев, она мысленно успокаивала себя: «Скоро всё будет кончено. Мимо прошёл уже двадцатый полк. Сейчас по площади проедет военная техника, Королева скажет свою заключительную речь, и этот кошмар останется в прошлом».

Она ошибалась: худшее было только впереди.

Когда последний полк, участвовавший в «справедливой войне», занял своё место в левом крыле ветеранского войска, с громовой силой зазвучали тревожные нотки марша. Король, даже с расстояния казавшийся громадным скальным утёсом, выкрикнул во всю мощь своих неслабых лёгких:

– Сегодня, в годовщину первого победного парада, по центральной площади проедет военная техника, участвовавшая в осаде оккупированного вольнодумцами Кеблоно!

Переведя дыхание, он приподнялся, опёршись об отполированные деревянные перила, и крикнул ещё громче:

– ВОЕННАЯ ТЕХНИКА… ВПЕРЁД!!!

Услышав знакомый скрип, который ещё долгие месяцы после окончания войны преследовал её в ночных кошмарах, Марта машинально крепко зажмурилась. Не жаркое, опаляющее солнце ослепило её привыкшие к свету глаза, но сумасшедший страх, въевшийся ей в душу. Она до мельчайших деталей помнила, как выглядят осадные машины, эти громадные чудища, грозившие ей с подступов к Дебллским укреплениям. Хотя глаза её по-прежнему были закрыты, перед мысленным взором катились по камням, как живые, гигантские катапульты и тараны. Издаваемые ими звуки пугали её, вытаскивали из памяти самые страшные воспоминания.

– О, не надо жмуриться! – вдруг закричала ей в ухо низенькая дурнушка, хватая её за руку. – Ты только посмотри на это великолепие!

Марте пришлось открыть глаза самостоятельно, иначе надоедливая девчонка сделала бы это за неё. Подталкиваемые рабами, грозные машины катились всего в паре метров от неё. Она могла различить каждую трещинку на их деревянной основе, каждый призрачный кровавый след, удалить который не сумели даже часы полировки. И в эту минуту ей вновь сделалось омерзительно дурно на душе: ей показалось, что она слышит отдалённое эхо криков мёртвых жертв войны. И смотрит на их призраки, обступившие её, как свой последний оплот и свою последнюю надежду. Словно на этой площади, кроме неё, больше не осталось живых. Среди сотен незнакомых прозрачных лиц ей попадались и те, кого она знала, кого любила и кому верила. С каждым новым привидением Марта всё крепче уверялась в том, что она сходит (или уже сошла?) с ума. Подступая всё ближе, погибшие кеблонцы кричали ей в уши:

– Сауновски, мсти! Мсти за нас, Сауновски!

– Отойдите! – воскликнула она, взмахивая руками. – Отойдите, пожалуйста!

– Эй! Что с тобой?

Этот встревоженный голос снял с её глаз пелену наваждения. Призраки рассеялись, как круги на воде, вновь освободив площадь для живых. Вместо их печального плача в ушах Марты зазвучал знакомый гром парада, надоевший, зато настоящий, тот, который слышали все. Вдруг ей жгуче захотелось стать частью этого мира, ощутить своё единение хоть с кем-то ещё, кроме Бирра и Аниссии. Хотя ими движет общая цель, они совсем разные. И неизвестно, останутся ли они рядом, когда извлекут свою выгоду из их сумасшедшего дела.

– Почему ты такая мрачная? – назойливо интересовалась крошечная дурнушка. – Это же парад, это торжество, это радость!

– Я могла бы постараться объяснить тебе, но ты всё равно не поймёшь, – вздохнула Марта.

– Ох, как хочешь, – кажется, дурнушка решила обидеться. – Между прочим, я хорошо отношусь к тебе и могу тебя выслушать. Не желаешь – не надо! Тогда, надеюсь, ты согласишься посмотреть вот на этих мускулистых красавцев, которые вчетвером толкают по площади катапульту? Они такие сильные… Хотелось бы мне, чтобы у меня был такой же муж…

– Это оборотни, – сурово пресекла её словоизлияния Марта, бросив взгляд на натужно пыхтящих рабов.

Кажется, даже их нечеловеческие силы приходилось напрягать до последнего предела, чтобы толкать катапульты ровным строем. Странно, но к оборотням она не испытала того прилива горячей ненависти, который накрывал её при приближении имперских воинов. Оборотни были невольниками, они не пошли бы на войну, если бы их не заставили. Они, в отличие от свободных воинов, содержались в полку впроголодь, подвергались разнообразнейшим унижениям и издевательствам. Марта даже жалела их. И сейчас, во время торжественного парада, который должен был, по словам Королевы, считаться праздником светлой скорби и едва уловимого торжества, оборотни не могли порадоваться. Шедшие следом за ними конвоиры стегали их кнутом по спинам, когда они хоть чуть-чуть замедляли шаг. Кажется, это зрелище ничуть не шокировало зевак. Напротив, те разражались восхищённым, призывным свистом, когда тонкий хлыст с силой опускался на иссечённые тела. Марта отвернулась в надежде поймать проникнутый родственным ужасом взгляд Аниссии. Но Аниссия не видела в истязании оборотней ничего противоестественно жестокого. Казалось, она даже одобряет происходящие на площади зверства.