С М С

Они говорили, что война не закончена, что пришельцы хоть и отступили, понеся страшные потери, всё же не повержены окончательно. Они передали выжившим точные карты с обозначением заражённых местностей, чтобы те в эти местности не заходили. Откуда в них вдруг проснулась такая забота – нам было непонятно, но мы полагаем, что они стали воспринимать беженцев (от скуки, наверное) в качестве своих домашних питомцев. А поскольку они были абсолютно неопасны, в их смерти не было никакого смысла. На тех картах также был указан периметр, за пределами которого находиться запрещено из-за угрозы нападения тарелок. Якобы Служба сумела запустить множество боевых спутников на низкую орбиту, которые охраняют несчастных от тарелок, но только на определённой, обозначенной на карте, территории.

Такое понимание ситуации беженцами было крайне удобно для Синдиката. Его свежевозведенные города, которые именовались Полисами, имели пятидесятикилометровую демаркационную зону. Стоило кому-либо из посторонних проникнуть в неё, тут же следовала атака тарелок. Синдикат берёг свою зону комфорта.

Получилась двойственная ситуация. Некое количество оставшихся в живых после страшной войны обитателей Последнего мира проживали с небывалым комфортом и в своё удовольствие. Их Полисы были оборудованы так, чтобы вписываться в представление о «рае земном». Сплошь автоматизированные системы, оберегающие от бытовых проблем, контроль климата, чистейшая экология в микросистеме жилого округа, словом, спокойная сытая и размеренная идиллия. Другая же часть представляла собой объединённых в племена-общины несчастных дикарей, деградировавших в технологическом плане и имеющих в основе бытия строго обозначенные векторы к выживанию. Таких общин по миру было множество. Некоторые совсем опустились до уровня древних полуживотных, для которых и каннибализм стал нормальным явлением, иные были более организованы и отступили в развитии не так сильно. Они обладали даже технологиями обработки металла, могли приручать животных и заниматься сельским хозяйством.

Последний мир подвергся сложному дуализму. Один и тот же биологический вид, бывший в нём доминантным, тот самый, что являлся целью Норага, разделился на некие два подвида. И здесь мы не совсем понимали – этого ли Нораг хотел добиться или его замысел не был воплощён полностью. Ведь он никогда не принимал подобных полумер, уничтожение всей цивилизации, её искоренение – вот что всегда было его целью.

Впрочем, в конце концов, нам всё стало ясно, но было уже поздно. И теперь я приступаю к последней части моего повествования, где всё станет ясно и тебе, житель Последнего мира, читающий эти строки.

20/М

Ветер стих. Степь упоённо внимала глубокому небу позднего вечера, чуть пьяному от щедрого света луны. Звёзды, казалось, вели молчаливое соревнование в красоте и загадочности. Иные из них сверкали ярче прочих, утверждая свое незыблемое чемпионство в этой древней игре и надменно игнорируя тусклых претендентов. Многие из них одурачивали наблюдателя. Они ведь давно погасли, там, в далеком космосе, а здесь, в степи, случайный нукер нет-нет да и взглянет на них, да и подивится красоте и величию их. Впрочем, ведь все в этом мире просто обман – подумает, глядя в это небесное великолепие старый мудрец, сидящий возле костра у своей юрты и пускающий струйки дыма из своего длинного чубука. Те звезды уж погасли, а эти – еще не успели, а конец всему един. Пустота, тьма и тишина. И настать она может много раньше угасания последних звезд; сам наблюдающий может сгинуть, тогда исчезнут и они…

Но, однако, большой пессимист мудрец этот, раз так размышляет. К чему он? Ни к чему. Ведь, вдумайся он глубже – может и обнаружил бы мысль иную. К примеру, о том, что просторы космоса едва ли когда-нибудь, хоть на мгновение, могли или могут быть пустыми. На месте исчезнувших звезд всегда возникнут новые. Они появятся оттуда же, откуда и предыдущие, из небытия…

Подобное этим нескладным размышлениям, ощущение мира и себя в нем, охватывали спящего Мелая. За ничтожное мгновение перед пробуждением, он осознал и уразумел все, что возможно было осознать и уразуметь. Он вспомнил кто он, откуда взялся и зачем он здесь.

Но вот штука – сразу же, как он начал приходить в себя, все эти прозрения и воспоминания бесследно исчезли. Перед ним возникло лишь привычное уже красно-синее восприятие мира. Но сейчас линии были еще толще и ярче, и коэффициент их информативности вырос на порядок. Теперь, к примеру, Мелай мог не только ощутить актуально происходящее в мире, но и увидеть некоторые аспекты произошедшего в недавнем прошлом. Это ретроспективное видение он не мог контролировать, поэтому некая информация о минувших событиях, просто спонтанно осознавалась им.

Кима и Энхир принесли его бесчувственное тело сюда, на второй этаж поместья, в спальню Чильтана. Энхир предположил, что потеря их предводителем сознания – «…как пить дать от того, что ничерта не жрал и не пил ужо целый день». Кима согласилась. Они нашли (не без труда) в доме еду – куриные яйца, какое-то странное мясо и хлеб, приготовили на костре возле дома огромную яичницу и поставили на тумбе рядом с кроватью. Затем они услышали голос подвального узника, нашли его и освободили. Чильтан, хоть и побаивался их, всё же был несказанно рад своей свободе.

Языковой барьер был серьёзным препятствием в их общении совсем недолго – ровно до того момента, когда гостеприимный молодой помещик откупорил вторую бутылку вина. Беспрестанно жестикулируя, он провел небольшую ознакомительную экскурсию по дому.

Затем они выходили во двор, осматривали искореженные остовы поверженных врагов и застывшего на месте Обра. Чильтан, возможно потому что был во хмелю, не очень удивился, узнав в дворецком и приказчике андройдов.

«На зарядке был, сволочь, – сказал он, тыча пальцем на торчащие из босых ног Обра еле заметные провода. – В сарае у нас зарядный генератор для роботов. То-то они так часто туда бегали, паршивцы!»

Чильтан вообще отметил для себя всегдашнюю странность в поведении своих бывших слуг, найдя необычным как раз то, что мысль об их механической природе не приходила к нему раньше. И, конечно, покопавшись в недрах памяти (кто ищет – тот найдет), он выудил оттуда множество эпизодов из прошлого, безоговорочно свидетельствующих о закономерности развоплощения этих двух негодяев.

Сейчас молодой хозяин ощущал какую-то эйфорию, находясь в вихре событий; эйфорию, граничащую с безумием. Он относился к происходящему не то как к сказочному сну, не то как к помешательству. Сейчас ему было все равно – что именно это было.

Красно-синие линии, ведущие к обездвиженному на картофельном поле андройду Обру, завибрировали сильнее. Мелай понял что делать.

Еще окончательно не проснувшись, сейчас он находился в пограничном состоянии между сном и бодрствованием. Его необычное мировосприятие было весьма отчетливым; он мысленно скользнул по линиям, ведущим к отключенному андройду: искусственный интеллект, нейронные сети, автономный режим…программное обеспечение легко можно перенастроить. Мелай увидел, что в памяти Обра было множество полезной информации, однако большая ее часть была защищена. Но главное – андройд был «своим» для всех беспилотных летающих машин, и его можно было использовать, чтобы добраться до Мендакса. Мелай включил Обра, перенастроил его и тут только проснулся сам.

Чувство голода тут же властно заявило о себе. Стало очевидно – кто бы он ни был, он все же человек, по крайней мере, биологически. А человеку нужно есть и пить, какие бы невероятные фокусы он ни вытворял и какими бы яркими не были сине-красные линии, из которых состояло все им видимое. Он с жадностью съел все, что его попутчики ему приготовили, и спустился к ним на первый этаж.

Кима мило хихикала над смешными видеороликами, что показывал ей Чильтан на своём стареньком ноутбуке. Энхир бродил где-то по дому, а может и спал уже, старый хрыч. Увидев предводителя, Кима взвизгнула как маленькая девчонка, вскочила и побежала к нему обниматься. Мелай улыбнулся и подмигнул Чильтану, который тоже был явно рад видеть одного из своих спасителей.

– Мелай! Как я рада! Ты не помер! – искренне восклицала чуть пьяненькая Кима.

– Да, жив пока, – отвечал Мелай. – Спасибо за ужин, давно так вкусно не ел. А вы, я вижу, старика спать спровадили, а сами вином балуетесь?

Кима покраснела, а хозяин поместья тут же протянул своему спасителю бокал.

Мелай выпил. Ни Кима, ни Чилтан не заметили, что сказанное Мелаем было понятно им обоим, хотя языка друг друга они не знали.

– Господин…ээ.. Мелай, – чуть заплетаясь, сказал Чильтан, открывая новую бутылку. – А давайте-ка еще выпьем за… да черт с ним! Давайте просто выпьем!

– Думаю, пить более не следует, нам предстоит трудный путь рано утром.

– Куда? В Полис? – спросила настороженно Кима.

Мелай кивнул.

– Но, позвольте, ээ…. Как же… мы. Там ведь (Чильтан ткнул пальцем в потолок) эти…летают. Нас же всех у..убьют.

– Он проведет нас, – кивнул предводитель в сторону входной двери.

В проёме стоял Обр. В полумраке его лицо казалось преисполненным злобы.

Увидев его, Чильтан вскрикнул и уронил бутылку, а Кима, мгновенно налившись твердой решимости, бросилась было к нему, но была поймана за руку.

– Не бойтесь. Он более не опасен, – сказал Мелай, – я изменил его…нутро. Теперь он служит нам. Тарелки увидят в нем своего и не тронут, а им он сообщит, что мы – пленные под его конвоем.

– Добрый вечер, господин Чильтан, – войдя в комнату сказал бывший приказчик. – Госпожа Кима, рад познакомиться.

Обр не имел способности Мелая говорить одновременно на двух языках, потому просто обращался к каждому на том наречии, которое последний понимает.

Тишина воцарившаяся ненадолго в комнате, была нарушена Мелаем.

– Всем надо хорошо отдохнуть, – сказал он тихим голосом. – Завтра, я уверен, мы будем вершить наши судьбы. Завтра в Полисе мы узрим истину, какой бы она ни была.

21/…

Как уже было сказано, Нораг совершил ошибку по прибытии в Последний мир. Он явил свою сущность в физической оболочке, полностью аналогичной оболочке типичного представителя разумной расы. И сделано это было настольно же опрометчиво, насколько и небрежно. Он, очевидно, не придал должного значения особенностям психо-физического устройства местных жителей, явно переоценил возможности их организма и способности их умственной деятельности. Разум обычного жителя Последнего мира не был в состоянии вместить в себя сущность Норага целиком, поэтому последнему пришлось чрезвычайно ограничить себя, чтобы втиснуться в его узкие рамки.

Возникнув в воздухе слишком высоко над землёй в физическом теле, он упал и ударился головой о камень. Удар был силён настолько, что будь это не аватар Норага, а обычный местный индивид, он бы сразу же погиб. Нораг же лишь временно потерял память и, очнувшись, воспринимал себя как абориген Последнего мира, получивший травму и оттого не помнящий своего прошлого. Его нашли на следующий день охотники, те самые дикари, которым не довелось жить в Полисах. Они приняли его в свою Общину и относились к нему как к равному.

Оказалось, что вины Норага не было в злоключениях Последнего мира. Его жители устроили геноцид и отравили планету самостоятельно, без влияния извне. Мы поняли это в последний момент, уже когда нашли нашего врага.

Случилось это так:

На большой открытой поляне, раскинувшейся по плоской вершине приземистого холма, окаймленного невысокими деревьями, мы обнаружили его. Совсем рядом, в минуте ходьбы, высились серые железные листы ограды внешних границ Полиса Мендакс.

Наш враг левитировал на немалой высоте. А на земле, под ним, стояли несколько местных жителей, о которых тебе, читатель, известно из параллельной части повествования, где описываются события, ставшие мне известными из памяти Норага. Они глядели в небо, где завис целый рой БПЛА Синдиката. Тарелки были явно настроены на агрессию, по всем признакам они готовились атаковать нашего врага и его спутников. Нораг, меж тем, уже полностью воплотился, вернув себе память и исторгал психоформы, внедряемые прямо в сознание жителей Последнего мира: «…жалкая, слабая плоть…невероятно трудно пребывать в ней…скоро кончится…узрите же, слабые сущности, свою гибель…вы заслужили забвение…»

Мы ощутили колебания психокинетики, явно свидетельствующие о готовности Норага испустить мощнейший нейро-импульс. Это некая телепатическая команда для всех жителей Последнего мира. Команда их организмам – умереть. Не исполнить её они были бы не в силах. Однако в этот раз мы все же успели его остановить.

Все БПЛА были зафиксированы нами пространственно-темпоральным стазисом и я «нырнул» в Норага. Именно нырнул, другой аналогии здесь мне не подобрать. Я соединился с ним, но не слился воедино. Мы стали как бы двумя полисами одной сущности.

Выше, в своем тексте я неоднократно говорил, что действую не один; я говорил «мы», «наш флот», но, в сущности, все эти «мы» и сам я – одно и то же. Напоминаю тебе, читатель, о чрезвычайной сложности устройства нашего, с позволения сказать, социума. Самого социума, в твоем понимании, конечно, у нас нет. Как, впрочем, нет и «нас». Грубо говоря, «мы» – это симбиоз сущностей, обладающих одним сознанием, способных коррелировать, пребывать во множестве, оставаясь единым. Дальнейшие подробности аспектов и особенностей «нас» будут для тебя излишними. Просто дополню – когда я сказал, что нырнул в Норага, это, строго говоря, означало, что в него нырнули все «мы».

Враг сопротивлялся недолго, все же «мы» были сильнее, но, погибая, он поведал страшную истину. Какой бы невероятной и абсурдной она «нам» не показалась, сомнений в ней не возникло.

Нораг и «мы» – суть две части одного целого организма. Как причина и следствие, как два ядра, соединенные цепью. Квинтэссенцией нашего общего бытия было некое соревнование, за которым следил наш создатель. Игра одного игрока с собой же. Абсурд. Но игрок не подозревал, что он один, и что соперничать ему больше не с кем. Сколько населенных разумными существами миров погибнет, а сколько будет спасено – вот нехитрая суть этой игры. Почему Норагу это было известно, а «нам» – нет? Видимо, об этом не знал и он, а открылась эта истина лишь в результате слияния, аннигиляции полюсной сущности и возникновения на ее месте моноэссенции.

Я обрел себя, как бы бессмысленно это ни звучало. И теперь моей целью, до скончания всего сущего, станет поиск создателя. Квантовые порядки субэнергетических потоков (то, что я называл «наш флот») исчерпаются лишь когда угаснет последняя звезда во всех вселенных, а этого, как известно не произойдет. Поэтому передо мной целая вечность для поиска моего демиурга. Поиска и уничтожения этой непозволительно жестокой сущности.