Лёха

– Никак нет, сопровождаем летчика, обязаны доставить его к нашим, приказ такой – охранять и доставить. Потому – извиняйте, – парировал Семенов. Он, в общем, понимал, что нарушает устав, но не велик чин что у одного, что у другого из разведбата. Младший лейтенант, или, как таких называли уничижительно, «мамлей», – считай, то же, что и старшина. На чин старше. Не впечатляло. А случись что, если до угроз дело дойдет – у них три винтаря, а у танкистов – пулемет, явно снятый с этого танка – вон в цилиндрической башенке дырка зияет. Да наган. Не, не впечатляет никак.

Лейтенант мрачно посмотрел на строптивого красноармейца, прикидывая, что следует делать, потом махнул рукой. Он тоже понимал, что в таком виде не производит серьезного впечатления, да, говоря откровенно, и предложить ему пока нечего.

– А с танком что? – поинтересовался вежливо Семенов.

– Это не танк, это «Дочь Антилопы Гну», – ехидно покосился на усатого сержанта мамлей.

– Карбюратор барахлит, с грузовика бензин слили, а он не подходит, дерьмовый у немцев бензин, – отозвался усатый, пропустив мимо ушей иронию товарища.

– Не факт, что карбюратор. Мы ж его разобрали. Вроде в порядке. Слушай, боец, у вас в артели есть, кто в движках разбирается? Ты ж говоришь, летчик у вас? Давай его сюда! А мы вас за это консервами покормим, не едали вы такого, точно говорю, – сказал напористо мамлей.

– Вы же вроде сами танкисты? – удивился Семенов.

– Я – командир мотоциклетного фельдъегерского отделения связи разведбата, а товарищ старший сержант – башнер с бронеавтомобиля. А до того кавалеристом был. Так что с танковыми моторами у нас – швах, – честно признался младший лейтенант.

– Тогда я своих веду: может, что и скумекаем, – не слишком воодушевленно ответил Семенов и нырнул в кустарник.

Менеджер Леха

После ночной забавы в голове колесом крутились какие-то радужные мысли, и потому по лесу Леха шел чисто автоматически. Очень хотелось плюнуть на все и вернуться назад, но хмурый дояр внятно пояснил, что теперь в деревне пришлось бы работать, не все кувыркаться; не для того, как он сказал, «приманивали». Теперь, сидя в лесочке и слушая далекое позвякивание инструмента, Леха пытался разобраться в своих ощущениях, но как-то это не получалось.

Дояр вынырнул совершенно неожиданно – умел он тихо ходить, не отнимешь, прямо ниндзя какой-то.

– Наши. Танк и двое в экипаже. Танк у них поломатый, не едет.

– Во, я ж говорил, что чинят что-то. Мотор засбоил? – сказал злобный Петров с удовольствием.

– Сказали, что крабюратор, – с трудом выговорил незнакомое слово Семенов.

– Понятно, – протянул Петров, но Леха отчетливо понял, что ни черта тому не понятно, просто токарь фасон городской держит.

– Сейчас пойдем к ним, обещали консервов дать. Петров, думай, чем помочь можем. Ты в моторах понимаешь что? – посмотрел Семенов на Леху.

– Понимаю! – ответил неожиданно для себя Леха. И в душе даже удивился немного тому, как уверенно это прозвучало. И чтоб не зарываться слишком уж глубоко, пояснил: – Только моторы у нас сильно отличаются. У нас же все на электронике. Так что в этом – возможно, и не разберусь.

– Тогда, значит, смотришь, но язык держи за зубами. Ты – летчик, а что да как – помалкивай. Это ясно?

– Ну ясно. Только летчик – это дело такое… Я ж должен разбираться, где мы сейчас находимся, карту там иметь, все такое. Они ж спросят, что да как. Штурман там или что, – вспомнил Леха авиасимулятор Ил-2.

Дояр задумался.

– А ты начфином станешь, – хмыкнул ехидно Петров.

– Все начфины – со «шпалами», – непонятно сказал в ответ Семенов.

– А этот – ВРИО, – еще более непонятно парировал Петров.

– Пожалуй. Я-то им сказал, что мы не можем присоединиться к ним, приказ у нас летчика к своим доставить. А толку-то с начфина никакого, – пояснил Семенов.

– Толку от них много. И вообще первым попавшимся – хоть и своим, все рассказывать не след. Вот, к примеру, если мы шифровальщика ведем, или секретчика, или он вообще особист – что мы, везде об этом кричать будем? Сам посуди, голова садовая. Так что начфин годится. Он все деньги в лесу закопал, вот мы его и сопровождаем, чтоб рассказал, где клад, – горделиво обосновал свое предложение токарь.

– Ладно, сгодится. В конце концов, есть такое понятие – «военная тайна». В общем, держим языки за зубами, – велел дояр. Потом подумал немного и покачал головой. – А начфины все-таки старшинами не бывают!

– Далось же тебе, – досадливо сощурился Петров. – Нехай он будет писарем при финчасти! Старший писарь-делопроизводитель.

– Годится, – одобрил Семенов.

А Леха решил про себя, что черт с ними, пусть он будет писарем. Во всяком случае, не придется выкручиваться, придумывая, почему он моторы не знает, не в курсе, где они сейчас находятся, и так далее. Вообще – надо хранить важный вид. Как ни странно, в этот момент и сам Леха поверил, что где-то в лесу им собственноручно зарыты мешки с деньгами. Как-то отчетливо это почуял и даже зауважал сам себя.

Танк на полянке поразил Леху в самое сердце. Несколько секунд Леха оторопело вертел головой, разыскивая взглядом бронированную гусеничную машину. Только потом до него дошло, что низенькая маленькая коробочка зеленого цвета – это танк и есть. Размером этот, с позволения сказать, агрегат был с «жигуль»-классику, только еще и пониже, пожалуй; нескладный, неказистый и – тут отлично подошло слышанное когда-то слово – плюгавый. Петров, видно, целиком разделял те же чувства, потому как негромко – так чтобы танкисты не услыхали – пробурчал себе под нос: «Портсигар на гусеничках».

Экипаж был тоже странноватый: один танкист – кругломордый и явно ехидный, как Петров, другой – сухопарый, худолицый, с пышными висячими усами и настороженным колючим взглядом, что делало его похожим одновременно на учителя школьного и на встревоженного рака; оба перемазанные в чем-то черно-коричневом. Представились, обменялись рукопожатиями, только вместо ладоней танкисты протянули сжатые кулаки, причем Петров привычно пожал им запястья, а за Петровым то же и остальные сделали. До Лехи дошло, что, видно, так здороваются те, кто в тавоте всяком руки замарал.

– А что, крылатый винт, поможешь разобраться с мотором? – нетерпеливо спросил тот, что был в синем комбезе.

– Ну попробую, – пробурчал Леха. Собственно, в моторах он ни черта не смыслил, но помнил, что в них может быть нагар на свечах и что-то еще может забиться. А еще в моторе есть уровень масла. А еще надо попинать колеса, судя по анекдотам. Но тут не получится – на гусеницах танчик.

– Может, перекур сделаем? – предложил Петров, которому вид техники явно не понравился, и потому он решил оттянуть решающий момент.

– Не получится – курить у нас нечего, – сожалеюще заметил худощавый танкист и пригладил усы.

– Это исправимо, мы тут недавно разжились. Семенов, может, и перекусим заодно? Товарищи танкисты, говоришь, консервов обещали? – задорно спросил Петров.

– Обещали, – с достоинством, как подобает солидному человеку, кивнул Семенов.

– Да берите, – мотнул головой «синий комбез».

Леха тут же залез в деревянный ящик, вытянул обычную консервную банку и немного ошалел – на банке написано было не пойми по-каковски «СНАТКА» и нарисован какой-то жутковатый паукообразный зверь, почему-то красного цвета.

– Что это? – удивился он. Подняв взгляд, убедился, что и остальные его спутники тоже вытаращили глаза.

– Крабы, – лаконично ответил усатый.

– Цельный ящик крабов? – еще больше удивился Леха.

– Уже не целый, – ухмыльнулся кругломордый.

– Это что такое – крабы? – недоумевающее спросил Петров.

Жанаев и Семенов промолчали, но видно было, что вопрос этот и у них возник.

– То же, что раки, только в океане живут, – еще больше становясь похожим на школьного учителя, пояснил усатый.

– А почему написано «СНАТКА»? – спросил Леха, читая на банке всякое разное странное вроде «Главрыба» и «Наркомат пищевой промышленности».

– Чего не знаю, того не знаю. Мы эти консервы пятый день едим и, как видите, живы пока. Действительно на раков похоже, сладковатее только. Хлеба бы еще к ним… – размечтался усатый.

– И пива! И горчицы, – заржал тот, что в синем комбезе.