в кипени горя – зола.
Если прощаться пришлось,
значит ты здравствуй шептал.
Значит, ты суслик и лось,
моря и всхолмий вассал.
Значит, насквозь ты пророс
этим шептаньем ольхи,
стал этим шелестом слез
в ритмах столь смертной реки,
той, что сквозит глубоко
в теле волненьем сквозь боль,
где высоко и легко
дышит исходная соль.
Каждым касаньем пронзен,
каждой разлукой – в разрыв.
Грудь разрывает озон:
входит мгновенье в эон:
вот он, утайный прорыв.
* * *
Есть меж абзацами и строчками печаль…
Нет, не печаль: провал и чернота без края.
Воистину неведомая даль,
куда нам не доплыть без звездолетов Рая.
Вот в этом ужасе и скрыта книги суть.
Судьба вздымается как горных пиков крылья.
Ты извлечен на свет, стремительный как ртуть.
Но видишь только миг сквозь пепла изобилье.
Нам не достать всё то, что между строк и слов.
Оно громаднее всех наших заморочек.
Там буйствует аркан убийственных основ,
где шевелит пурга блаженный хаос точек.
Невежество мы тихое храним,
нанизывая буквы хрупкой вязью.
О, притяжение бездонных зим,
недостижимое ни страстью, ни боязнью.
И этой пропастью весь мир заворожен.
И даже синева в неё вперила очи.
Какой каскад светил над ней зажжен!
Какую тишину, как лот, впускают ночи!
* * *
Прощание с Землей. Не с первого ль мгновенья
оно уже тихонько началось?
Не с первых ли обвалов наслажденья,
где ты утрачивал земную ось?
В прощании впервые постигаем,
что есть земля и что мы суть.
Всю жизнь прощанья музыку играем,
сливая бога боли с богом сутр.
Прощаемся с любимыми местами:
с долиной зоркой, с тихою рекой.