История войны и владычества русских на Кавказе. Деятельность главнокомандующего войсками на Кавказе П.Д. Цицианова. Принятие новых земель в подданство России. Том 4

«Окрестности Дарьяла, – говорит Тучков, – где мы теперь находились, были мне давно известны, и я знал, что главное затруднение состоит в переходе чрез сии два моста». Разделив отряд на три части, одну, составленную из егерей и спешенных гребенских казаков, Тучков послал штурмовать высоты влево, а сам, перейдя мост под сильным ружейным огнем горцев, послал третий отряд в правую сторону очистить прилегающие горы. Обе колонны, взобравшись на вершины, прогнали оттуда тагаурцев, а Тучков успел в это время перейти второй мост. За мостом он соединил вместе весь отряд и в тот же день достиг до селения Балты, где и ночевал. На другой день отряд прибыл во Владикавказскую крепость, где Тучков и сдал своих спутников моздокскому коменданту Протопопову.

На обратном пути отряда в Тифлис тагаурцы, имевшие одну цель своих неприязненных действий – освобождение царицы, – нигде не показывались.

По приезде в Воронеж царица Мария была заключена в монастырь. Хотя она вскоре затем и обратилась с просьбою к императору Александру, объясняя свою невинность в деле убийства генерала Лазарева, но просьба эта, как и многие другие, оставлена без ответа. Только после восьмилетнего заключения царице было дозволено оставить монастырь и переселиться на жительство в Москву[91 - «Государь император, – писал министр внутренних дел гр. Румянцев, – во внимание к добродетельному подвигу и примерной сыновней привязанности грузинского царевича Михаила, убедительно просившего о прощении родительницы его царицы Марии, и полагая, что восьмилетнее пребывание ее в Белогородском женском монастыре довело для принесения Господу Богу покаяния в заглаживание преступления, в коем она была обвиняема, высочайше даровал ей свободу, изъявив, согласно убедительным просьбам и усердному ходатайству сына ее царевича Михаила, высокомонаршее соизволение свое на то, чтобы царице Марии с находящимся при ней семейством иметь пребывание в Москве (отношение министра внутренних дел от 25 июня 1811 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1–7, 1803, № 6).].

Глава 4

Экспедиция генерал-майора Гулякова в Джаро-Белоканы. Движение к броду Урдо. Взятие Белокан и Джар. Последствия экспедиции: принятие джаро-белоканцев в подданство России. Построение при броде Урдо Александровского редута на Алазани

С отправлением царицы Марии в Россию не уничтожились интриги, веденные лицами царской фамилии. Царевичи Александр, Юлон и Теймураз по-прежнему не переставали волновать народ и в то же время сами искали посторонней помощи. Александр возбуждал лезгин к вторжению в Грузию и к нанесению, по возможности, большего разорения его отечеству. Он хотел убедить население, что Россия не в силах защитить страну от внешних врагов, что она не в состоянии дать благосостояние народу, добровольно ей покорившемуся, и тем заставить своих соотечественников пожалеть о времени правления фамилии Багратионов.

Царевич не достиг исполнения своих желаний, но своими действиями причинил много бедствий отечеству, его воспитавшему. По его просьбе и подговорам лезгины, и без того всегда бывшие самыми беспокойными соседями, беспрерывно небольшими партиями и в разных местах вторгались в Грузию. Расположенные на границах наши войска не могли уследить за каждою мелкою толпою преимущественно конного неприятеля, и потому князь Цицианов принужден был сделать распоряжение, чтобы в местах лесистых и наиболее подверженных неприятельскому нападению устраивались засеки шириною не менее сажени, а в местах открытых рылись волчьи ямы в три ряда и в шахматном порядке[92 - Предписание князя Цицианова генералу Лазареву 14 декабря 1802 г., № 111.].

В январе 1803 г. ожидали вторжения лезгин в значительных силах, но потом получены были сведения, что они сами ожидают подкрепления из Дагестана и что нападение будет произведено не ранее весны, так как горы, покрытые снегом, представляют в это время года большое затруднение для движения, в особенности конных партий[93 - Рапорт Лазарева князю Цицианову 9 января 1803 г., № 13 и 10 января, № 15.].

Пока лезгины готовились к нападению, до главнокомандующего доходили самые разноречивые сведения об их намерениях. Сигнахский исправник доносил, что джарские старшины, изъявляя покорность, выражают даже готовность выдать царевича Александра. Квартировавший же в Сигнахе с батальоном подполковник Солениус писал, напротив, что джарцы готовятся к нападению, и, наконец, генерал-майор Гуляков доносил, что в Кахетию присланы от царевича Александра разные лица, подговаривающие жителей к содействию лезгинам, и что многие из дворян и князей кахетинских бежали уже к царевичу в Белоканы[94 - Рапорт Гулякова князю Цицианову 16 и 17 февраля, № 33 и 34.].

Желая узнать истину и предупредить вторжение лезгин в Грузию, князь Цицианов поручил генерал-майору Гулякову сделать с отрядом движение к броду Урдо на Алазани и вместе с тем избрать места для постройки редутов, которые могли бы затруднить лезгинам вторжение в Грузию. Мерою этою полагали возможным прервать прямой путь в Ахалцих и заставить лезгин делать объезды на Карабаг.

В случае встречи с неприятелем и его поражения, Гуляков должен был следовать далее и потребовать, чтобы лезгины выдали царевича Александра и согласились ввести в Джары и Белоканы русский гарнизон[95 - Предписания Гулякову 4 и 9 февраля, № 228 и 233. Всеподдан. pan. князя Цицианова 9 февраля.]. «От успеха сего дела, – писал князь Цицианов генералу Гулякову, – зависит слава оружия его императорского величества, с нею вместе и ваша собственная, сопровождаемая наградою, а для здешнего края спокойствие, польза и богатство»[96 - Предпис. Гулякову 21 февраля, № 304.].

2 марта генерал Гуляков двинулся в Джарскую область с отрядом, состоявшим из 3 батальонов пехоты в 1482 человека, с 8 орудиями и двумя сотнями казаков[97 - Рапорт Гулякова князю Цицианову 2 марта 1803 г., № 66.].

Сверх того, при отряде было кизихских жителей, грузинских князей, дворян и черни до 4500 человек[98 - Всего было: пехоты 1482 челов., 8 орудий, 210 казаков, 113 нестроевых, 500 челов. грузинской конницы и 4000 грузинской пехоты (см. журнал полковника Дренякина). В деталях отряд этот состоял: Кабардинского мушкетерского полка 2 батальона, штаб-офицеров 4, обер-офицеров 27, унтер-офиц. 57, рядовых 798, нестроевых 36; Тифлисского мушкетерского полка гренадерский батальон: ген. 1, штаб-офиц. 1, обер. – офиц. 12, унт. – офиц. 20, рядов. 333; 9-го артиллерийского батальона: штаб-офиц. 1, обер-офиц. 4, фейерверкеров 11, рядов. 17, готлангеров 25; донских полков: Ефремова – штаб-офиц. 3, обер-офиц. 1, урядников 2, казаков 100; Тарасова – штаб-офиц. 2, обер-офиц. 2, урядников 2, казаков 59; Щедрова – штаб. – офиц. 2, обер-офиц. 1, казаков 20 (рапорт князя Цицианова Г. И. 8 марта).]. Это последнее ополчение князь Цицианов просил держать как можно строже. «Всемерно, – писал он, – воздержать грузинцев от грабительства деревень, а нашим строго воспретить, поелику оная провинция назначается в подданство российское, а по той причине лучше иметь неразоренную, нежели ограбленную, и чтобы оным не ожесточить жителей».

Погода не благоприятствовала движению отряда; со дня выступления его из Сигнаха, в течение трех дней, шел беспрерывный дождь со снегом. Около полудня 4-го числа отряд сделал привал, не доходя 3 верст до брода Урдо. Отсюда квартирмейстерской части полковник Дренякин, с казаками и грузинами, отправился для обозрения пути к броду, за которым лезгины устраивали шанцы и имели землянку с бойницами. Огонь, который лезгины открыли по рекогносцировавшему отряду, заставил генерал-майора Гулякова, взяв с привала один батальон Кабардинского полка с 3 орудиями, грузинскую конницу и пехоту, подойти к броду Урдо и открыть огонь из орудий, которым удалось зажечь землянку и заставить лезгин отступить от брода.

На месте этих действий река Алазань протекает в крутых берегах, имея около 40 сажен ширины. Сильно разлившаяся от проливных дождей, она не представляла возможности перейти вброд для преследования отступавшего неприятеля. Ограничась двухчасовою перестрелкою[99 - Во время перестрелки ранено 6 челов. Из грузин убит 1 и ранено 5 челов. Рапорт Гулякова князю Цицианову 5 марта, № 65.], Гуляков отошел к месту своего ночлега и решился искать другого места для переправы, тем более что, по показанию князей и жителей кахетинских, все лежащие по левой стороне реки Алазани деревни были пусты и, следовательно, движение с довольно значительным отрядом крайне неудобно.

Послушавшись затем совета князей, говоривших, что самая лучшая переправа находится у селения Анаги, Гуляков хотя и двинулся по их указанию, но скоро пришел к убеждению, что был обманут.

Дорога, ведущая в Белоканы, оказалась весьма трудною для движения, перерезанною во многих местах топкими болотами, густым лесом, и притом на ней встретились переправы чрез три больших тинистых реки.

Несмотря на то, 8-го числа отряд прибыл к реке Цениекеве, откуда на следующее утро, вместе с появлением зари, следовал к Белоканам. Подходя к этому последнему селению, полковник Дренякин заметил в чаще леса лезгинское укрепление, состоявшее из засеки, окруженное с обоих флангов топкими болотами и камышом и занимающее пространство более четверти версты. За укреплением видно было засевшее лезгинское войско, числом до 10 000 человек, как впоследствии показали захваченные в плен лезгины. Здесь же были грузинские царевичи Александр и Теймураз.

После личного осмотра укрепления и знакомства с окружающею местностью генерал-майор Гуляков, оставив для прикрытия вагенбурга грузинскую конницу, отделил часть войск для обхода неприятельских флангов, а с остальными атаковал укрепление. Неприятель встретил наступающих сильным огнем, но был выбит штыками и преследуем «с неимоверною скоростью» через весь лес, болото и далее на чистом трехверстном поле до самых Белокан.

Селение Белоканы находилось в весьма крепком местоположении, и всякий почти дом его, окруженный каменною оградою, мог служить укреплением и весьма хорошею обороною для неприятеля, но выбитые из-за укрепления и быстро преследуемые нашими войсками лезгины не успели занять селения и рассеялись в разные стороны. Гуляков отправил батальон Кабардинского полка в ущелье, находившееся вправо от Белокан, с целью отрезать лезгинам путь отступления. Майор Алексеев, командовавший этим батальоном, преследовал неприятеля до самых снеговых гор и остановился только тогда, когда дорога, пролегавшая по ущелью, разделилась на несколько ветвей, ведущих в разные стороны.

Сражение в укрепленном лесу и затем преследование продолжались более двух часов; селение Белоканы взято и, за исключением только некоторых каменных домов, обращено «в ничто совершенно». Лезгины отступали с такою поспешностью, что оставили на месте все вещи царевича Александра и даже его письма[100 - При взятии укреплений и селения с нашей стороны убито 7, ранено 33; у лезгин отбито 6 знамен, убито 500 челов. и взято в плен: 2 грузинских князя и лезгин 44 мужчины и 92 женщины.].

Ближайшим последствием успешных действий должно было быть, как мы видели, требование ввести в Джары и Белоканы наш гарнизон. Теперь, пользуясь успехом, главнокомандующий не хотел уже ограничиться этим, но поручил Гулякову требовать, чтобы лезгины присягнули на подданство, с обещанием с нашей стороны не касаться до их образа правления, если они согласятся платить ту дань, которую платили царям грузинским. Джарцы же должны были выдать царевича Александра, которому обещано прощение.

«Не воспользоваться же сею победою, – писал князь Цицианов[101 - Генералу Гулякову от 12 марта 1803 г., № 422.], – походило бы на лезгинское владение, ибо ваше превосходительство согласитесь, без сомнения, со мною, что слава оружия состоит в том, чтобы взятое не отдавать и побежденным предписать законы. Сие впадение нужно было для обеспечения границы, и буде же мы там твердой ноги не поставим, то опять они там отдохнут, и славные деяния вашего отряда не будут иметь желаемого следствия».

Союзник джарцев, хан Нухинский, узнав о занятии Белокан, писал главнокомандующему, предлагая свое посредничество для заключения союза с джарцами. Вскоре и джарцы известили генерала Гулякова о готовности вступить в подданство России. Он сообщил об этом князю Цицианову, который писал нухинскому хану:[102 - От 21 марта 1803 г.] «Не входя в дела предместника моего, который, за слабое управление и защищение Грузии отозван в Россию, скажу вам о себе, что я прислан сюда по высочайшей воле всемилостивейшего государя императора, дабы царство Грузинское, присоединенное к обширным областям Российской империи, поставить не только в безопасность, но и в надлежащее уважение от соседственных народов и владельцев».

«Небезызвестно вашему высокостепенству, что Джары и Белоканы, издревле принадлежащие царству Грузинскому, в течение 70 лет не преставали делать набеги, хищничества и разорения здешним жителям. Потому и положил я за правило, в рассуждение Джар и Белокан, или усмирить, или истребить их с лица земли. Но как ваше высокостепенство объявили мне, что вы почитаете их своими союзниками и желаете примирить их со мною, то в доказательство наклонности моей к вашему предложению и дабы пощадить бесполезное пролитие крови человеческой, согласен я дать Белоканам и Джарам мир и тишину, чрез ваше посредничество, на нижеследующих условиях, которые без малейшего отлагательства должны быть приведены в исполнение. Если же в течение нескольких дней не воспоследует на сие ожидаемого успеха, то дал я предписание войску делать что надлежит, и ваше высокостепенство в сем случае по воле вашей располагать будете своими мыслями и движениями. Но в заключение сего объявить я должен, что всемогущий и великий государь мой император указать мне соизволил: союзным, преданным, приязненным соседям оказывать благоволение, защиту и покровительство, а врагов истреблять силою непобедимого российского оружия».

Князь Цицианов, обещая не вмешиваться во внутреннее правление лезгинских обществ, требовал от них, чтобы царевич Александр не был принимаем и не имел убежища ни в Джарах, ни в Белоканах; чтобы в обоих селениях был поставлен русский гарнизон; чтобы джаро-белоканцы платили дань шелком, какую они платили в прежние времена царям грузинским, и, наконец, чтобы дали пять человек аманатов из знатнейших фамилий.

Надеясь на помощь нухинского хана, джарцы не согласились исполнить наших требований, и потому генерал-майор Гуляков принужден был продолжать с отрядом движение на Джары, как самому главному и богатейшему селению лезгинских вольных обществ. Некоторое время он не решался, однако, на это, опасаясь, что наступающее весеннее время представит много затруднений к движению. Ощущая к тому же недостаток в продовольствии, Гуляков полагал ограничиться занятием брода Урдо и устройством при нем укрепленного пункта[103 - Письмо Гулякова князю Цицианову 24 марта 1803 г.], но князь Цицианов, признавая необходимым заставить лезгин исполнить все от них требуемое, настаивал на безотлагательном движении в Джары, хотя и писал при этом Гулякову, что он, конечно, должен идти в таком только случае, если это движение не поведет к большим потерям с нашей стороны[104 - Предписание Гулякову от 25 марта 1803 г.]. Сделав распоряжение о скорейшем доставлении продовольствия в отряд Гулякова, главнокомандующий просил, чтобы он приказал искать по ямам пшеницу и ячмень. «В Молдавии, – писал князь Цицианов[105 - Ему же от 12 марта 1803 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1–3, 1803–1807 гг. № 6.], – солдаты такие ямы и шомполами отыскивали без затруднения в моих глазах».

Обеспечив свой тыл и поручив полковнику Дренякину устройство переправы через реку Алазань при броде Урдо, генерал-майор Гуляков с отрядом двинулся к Джарам. 27 марта он достиг до деревни Катехи, где, не встретив никакого сопротивления, кроме небольшой Перестрелки лезгин с фуражирами, занял деревню[106 - Рапорт князя Цицианова Г. И. 15 апреля 1803 г. Арх. Мин. Иностр. дел, 1–3, 1803–1807 гг. № 6.]. Нухинский Мамед-Хасан-хан хотя действительно и пришел к джарцам на помощь с войсками и двумя пушками, но при приближении русского отряда искал спасения в бегстве, разоряя на пути селения своих же союзников, чем и возбудил к себе крайнее негодование джарцев. Последние, зная о печальной участи Белокан, преданных огню и разорению, и будучи оставлены союзником, спешили с знаками покорности явиться к Гулякову, который и занял Джары 29 марта без всякого сопротивления со стороны жителей. В день занятия Джар явились к генерал-майору Гулякову старшины от народа с письменным и словесным объяснением, что джарские вольные общества «просят помилования и пощады жизни поселянам и имуществу» и соглашаются на все, что предписать им будет угодно. Гуляков употребил всю строгость военной дисциплины для воздержания грузин от грабительства, и Джары остались не только неприкосновенными, но, для привлечения к себе жителей и большей их доверенности к русским, Гуляков оставил селение и 31 марта возвратился к броду Урдо. Это непонятное для азиятцев великодушие победителя удивило их и вместе с тем произвело ожидаемое действие. Удовлетворение главного и важнейшего желания народа ободрило и прочие рассеянные в горах селения прислать своих поверенных. Собравшись в числе девяти человек от главнейших вольных лезгинских обществ, поверенные явились к генерал-майору Гулякову и лично им самим, 12 апреля, представлены были в Тифлисе князю Цицианову, который и заключил с ними мирное условие. По этому условию джаро-белоканские лезгины поступили в вечное подданство России и обещались платить дань шелком по 1100 литров (220 пудов на наш вес) в год[107 - «Наложенная, – писал князь Цицианов императору Александру, – на Джарские вольные общества ежегодная дань шелком тысяча и сто литр на тифлисский вес, составляющих 220 пуд. российских, расчислена мною в два срока, для удобнейшего доставления, и, заключая по обширному шелководству, главнейшей отрасли их промышленности, полагаю, что не может быть для них отяготительною, ибо, по собственному показанию поверенных, утвердивших сие постановление, население Джарской провинции простирается до 80 т. домов, состоящим в 29 селениях, из коих шесть знатнейших, а другие к ним приписанные и от них зависящие».].

Как ни готовы были, казалось, джарцы к выполнению данных ими обещаний, но, зная характер азиатских народов, невозможно было рассчитывать на продолжительность сохранения данных ими обязательств. Преданность их и вступление в подданство России могли иметь место только до благоприятного и удобного для них случая, точно так же как одна неудача заставила их без сопротивления согласиться на принятие подданства. Как легко джарцы согласились подписать все приведенные нами условия, так же легко и скоро, как увидим ниже, они их и нарушили. Здесь убеждение и сознание в необходимости такого подданства не имели места; здесь была только одна азиатская хитрость и предательство.

Поэтому, принимая джаро-белоканцев в подданство и обеспечивая себя на бумаге, необходимо было обеспечить и на деле.

Существование дружелюбного союза и постановления между горскими владетелями было, по мнению князя Цицианова, «в числе вещей невозможных. Страх и корысть суть две первенствующие пружины, которыми руководятся в Азии все дела и приключения». Поэтому-то главнокомандующий принял противоположное правило и систему, чем та, которая была до него. Вместо того чтобы жалованьем и подарками привлекать к себе ханов и таким образом платить некоторый род дани с нашей стороны за мнимое их подданство, князь Цицианов требовал теперь сам дани от джарцев, пользуясь ударом, нанесенным при взятии Белокан, места, почитавшегося до тех пор неприступным.

Этот крутой поворот от подкупа деньгами к действию оружием и серьезным требованиям дани с побежденных имел свои последствия. Так хан Нухинский (Шекинский), приходивший на помощь джаро-белоканцам, просил мира и покровительства. Многие ханы были также устрашены, и пример поступка с белоканцами не мог не иметь для нас хороших последствий. Иначе и быть не могло; всякие другие действия были бы сколько невыгодны для нас, столько же и неблагоразумны. Необходимо было наконец устроить действительную преграду хищным дагестанцам вторгаться в Грузию и производить в наших пределах грабежи и разбои. Для достижения этого и вообще для утверждения господства нашего над джарцами построен был при броде Урдо редут, для одного батальона, под именем «Александровского редута на Алазани». В нем предполагалось оставить батальон Кавказского гренадерского полка «для надзирания за поведением вольных обществ джарских».

Для совершенного же обеспечения как переправы чрез Алазань, так и для занятия важнейших пунктов около лежащей местности князь Цицианов учредил посты: вверх по реке, при Царицыном колодце, для двух рот, и вниз по течению реки, при урочище Карагаче, тоже для двух рот, где и поставлены были роты Кабардинского мушкетерского полка, а один батальон Тифлисского мушкетерского полка поставлен был временно по сю сторону Алазани.

«Занятие сих постов, – доносил князь Цицианов[108 - Во всеподданнейшем рапорте от 15 апреля 1803 г.], – и вкупе водворения оружия в Джарской области, для предлежащих видов нужного сообщения Грузии с Бакою, доставить могут способнейший путь чрез Нуху и Шемаху, без затруднительных чрез реки переправ, каковые встречаются при переходе с левого берега на правый и с правого опять на левый берег реки Куры, идучи известным путем через Ганжу».

Заключив условие с джарцами, князь Цицианов надеялся, что этим устранил хотя на некоторое время увлечение грузин в плен целыми селениями и разбои, продолжавшиеся в течение всего столетия. «Итак, – писал он[109 - Обвещение грузинскому народу 5 мая. Т. А. К. Н.], – Десницею Бога живого покровенная Грузия, сохранившая веру христианскую посреди неверных, ее утеснявших, может ныне с пророком Давидом возгласить: «Терпя потерпех Господи и внят ми», а потому да все благомыслящие сыны отечества, при исполненных благодарности сердцах, соединят теплые молитвы ко Всевышнему Богу о продолжении милости Его Святой над Грузиею».

О взятых при Белоканах в плен грузинских князьях, бывших при царевиче Александре, князь Цицианов просил, несмотря на их виновность, вменить им в наказание арест и оставить полгода под строгим присмотром, а по прошествии этого времени освободить и привести к присяге; пленных же грузин отправить без наказания на полгода на заводы, в ведомство тайного советника графа Мусина-Пушкина[110 - Рапорт князя Цицианова Г. И. 5 мая 1803 г. Моек. Арх. инспек. департ.].

Утвердив это предположение, император Александр[111 - Высоч. рескрипт князю Цицианову 23 мая 1803 г. Арх. Мин. иностр. дел. 1-13, 1803-7, № 6.] писал: «Донесение ваше известило меня об успешном окончании предприятия вашего на Джарскую область. Удовольствие мое за возвращение сей древней собственности царства грузинского, ныне оружием российским паки к оному присоединенной, тем для меня приятнее вам изъявить, что благоразумным распоряжением вашим учинено сие завоевание с столь малою с нашей стороны потерею и предупреждена гибель жителей и разорение их селений».

Покорение Джаро-Белоканской области все еще не обеспечивало вполне Грузию от хищнических набегов, тем более что продолжавшиеся интриги членов грузинского царского дома распространились далеко за пределы Грузии и отразились на владетелях Имеретин и Мингрелии.

Глава 5

Положение Мингрелии среди христианских владений Закавказья. Мингрельский князь Григорий Дадиан ищет подданства России. Переговоры по этому поводу и условия подданства. Принятие Мингрелии в подданство России. Рескрипт императора Александра I князю Григорию Дадиану

Имеретия и Мингрелия, включая сюда и Лечгум, входили прежде в состав грузинского царства, повиновались некогда одной власти, управлялись одними законами, следовали одним обычаям и имели одни нравы. С отделением от Грузии и с образованием самостоятельных владений правление обеих областей основано было на одинаковых началах. Как царь имеретинский, так и Дадиан Мингрельский были деспоты над своими подданными. По одной прихоти они зверски поступали с теми князьями, которые не могли им противиться, и страшились сами тех, которые, запершись в своих замках, пренебрегали властью царя и, сознавая свою силу, защищали себя от их нападений. Лица, успевшие отстоять свою независимость, становились соблазнительным примером для других, и число противников царю и Дадиану, постепенно увеличиваясь, значительно ослабляло власть обоих владельцев. В конце прошлого столетия и в начале нынешнего ни царь имеретинский, ни Дадиан не отваживались уже объявить какое-нибудь постановление, несогласное с выгодами князей, которые вообще мало повиновались их власти и нередко делали им противное.

Упадок власти и беспорядки в Мингрелии особенно водворились после смерти предшественника князя Григория Дадиана, который оставил пять сыновей и вдову, женщину самолюбивую, мстительную, враждовавшую против старшего своего сына и законного наследника. Князь Григорий Дадиан был 18 лет от роду, когда сделался самовластным правителем[112 - Он был сын Кация II и владел Мингрелиею с 1789 по 1804 г. См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. I, № 113.]. Предавшись разгулу и праздности, Дадиан первое время весьма мало обращал внимания на свои владения, и тем дал возможность действовать против него сильнейшим князьям, его подданным, и даже родным своим братьям. По проискам матери, Дадиан еще в 1795 году был лишен на некоторое время княжества, которым и управлял старший по нем брат Манучар. В это несчастное для него время Дадиан принужден был скрываться с женою и детьми у абхазского владельца и ахалцыхского паши, до тех пор пока при помощи и содействии их не возвратился в свое княжество [113 - Письмо имеретинского царя Соломона графу Гудовичу в феврале 1795 г. Геогр. воен. арх., всеподдан. журнал донесений.].

Связь и дружба между имеретинским царем Соломоном II и князем Григорием Дадианом существовала непоколебимо более двадцати лет. При содействии этой дружбы Соломон долгое время жил в доме Дадиана и содержался на его счет. Этой же дружбе он обязан был тем, что, при помощи и содействии Дадиана, утвердился на имеретинском престоле. В залог столь искренней взаимной привязанности, доказанной многими пожертвованиями, царь Соломон выразил желание жениться на сестре князя Григория Дадиана, на что и получил согласие. После того оба владельца долгое время жили между собою как братья, как друзья, но вторичная женитьба князя Григория Дадиана на дочери последнего царя Грузии Георгия XII, Нине Георгиевне, была причиною всех несчастий и гонений, направленных против владетеля Мингрелии.

Соломон II был внук Ираклия II и потому покровительствовался царицею Дарьею и ее сыновьями. Георгий же поддерживал зятя своего Дадиана Мингрельского. Предательство, подкупы, заговоры и тому подобные ухищрения были направлены против Дадиана царицей Дарьей, бабкой царя Соломона и супругою царя Ираклия II.

«Гидра сия (то есть, царица Дарья), дерзаю так назвать, – писал князь Цицианов императору Александру[114 - От 16 апреля 1803 г.], – раздирая Грузию междоусобными войнами, сея между своих детей и детей царя Георгия, от первой супруги царя Ираклия рожденного, вражду, злобу и крамолы, достигла и до разорвания дружеского союза между внука ее царя Соломона и князя Григория Дадиана, с столь давних времен существовавшего, единственно для того, что сей последний женился на дочери царя Георгия, ею ненавидимого».

Яблоком раздора между двумя владельцами явилась небольшая Лечгумская область, находившаяся между их владениями. Область Лечгумская не превышала 80 верст длины и 40 ширины и состояла из 11 укрепленных замков, расположенных на неприступных высотах, из которых пять считались во власти имеретинского царя, три во владении Дадиана, а остальные принадлежали князьям, не признававшим ничьей власти. Впрочем, подчиненность всех князей Лечгума была крайне сомнительна и шатка относительно обоих владельцев. Они беспрестанно переходили из-под власти имеретинского царя к Дадиану Мингрельскому и обратно, смотря по тому, под чьим покровительством находиться считали для себя наиболее выгодным. Такой переход не возбуждал ссоры между двумя владельцами до тех пор, пока не последовало постороннего вмешательства.

Подстрекаемый из Тифлиса своими родственниками, имеретинский царь Соломон вдруг заявил свое притязание на весь Лечгум и стал отвергать права на него Дадиана. Последний отрицал эти права, и вчерашние друзья и родственники стали врагами друг другу. Оба взялись за оружие, с намерением отстоять свои права силою. Каждый из них хотел завладеть всею провинциею. Имеретинский царь, имея превосходство в силах, сильно теснил Дадиана и довел его до того, что тот, не видя возможности бороться с противником, стал искать покровительства и подданства России. С этою целью он писал сначала письма царевичу Давиду и другим лицам, а впоследствии обратился к самому князю Цицианову с просьбою о принятии его в подданство России[115 - См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 897, с. 452 и № 899, с. 453.].

«Хотя долг повиновения, – писал он в одном из них главнокомандующему[116 - От 6 июня 1803 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 902.], – обязывает меня удержаться от просьб моих к вашему сиятельству и обеспокоить вас ими, но любви свойственно не умолкать и не угасать, почему возобновляю всенижайшую мольбу, дабы вы – преемник царя Георгия, который среди нас занимал степень отца – не пренебрегли мною… Признавая себя природным рабом и собственным сыном вашим, прошу помочь моему ходатайству, как Божий собеседник Моисей помог народу Израильскому. Я имею желание, чтобы ты, как Моисей предстоящий пред государем лицом к лицу и управляющий делами посредством жезла мудрости, источил мне покровительство государя нашего; я знаю, что все, чего ты пожелаешь, имеет благодать и способно даровать мне желаемое по твоему могуществу. Прославь же дом мой твоим благодеянием, исполнив просьбу прибегающего под милосердие всесильного государя, дабы угасла похвальба врагов и все мои дела получили успех… Умоляю – прославь мужество и великодушие твоего величия, замени отца оставшемуся в сиротстве и удостой достичь просимого».

Прибывший в Тифлис нарочно посланный Дадиана передал князю Цицианову письмо, в котором Дадиан предупреждал главноуправляющего, что если не удостоится получить просимого пособия, то, для спасения своего, должен будет искать покровительства и подданства Порты Оттоманской.

Медлить или отклонять от себя такое искательство было бы неблагоразумно. Дадиан был в таком стесненном положении, что, без сомнения, в случае отказа обратился бы к Порте, несмотря на всю свою ненависть к ней, как державе магометанской.