Граф Феникс

– Да! Да! Вы совершенно правы, полковник, совершенно правы. Я только что проходил мимо вашего дома.

Двор полон ожидающими вас больными. Хвостом стоят на лестнице и даже на улице.

– Целить страждущее человечество есть мое предназначение, господин фон Фогель, – гордо сказал названный бароном и доктором. – Обладая огромным наследством моих предков, замками и поместьями как в Германии, так и в Испании, будучи во всем обеспечен и к тому же скромностью потребностей на личные нужды избавлен от излишних расходов, всецело предался я безвозмездному врачеванию несчастных.

– Высокий подвиг, полковник! А смею спросить, вы прямо начали службу в испанских войсках?

– Да, я поступил волонтером. Но само зрелище полей сражений, крови, ран, трупов, госпиталей и весь ужас нашего ремесла заставили меня выйти в отставку и заняться медициной.

– И где же вы проходили обучение, полковник?

– Мой милейший фон Фогель! Я слушал курсы медицины в Саламанке, в Падуе, в Париже. Но курсы эти лишь убедили меня в ничтожестве ученой медицины и презренном шарлатанстве докторов, на трупах думающих изучить живое тело, лечащих внешние проявления болезни, не зная и не понимая архея, владеющего храминой тела человеческого. Познав все, чему учат в университетах и академиях, понял, что не знаю ничего. Мог бы сие невежество прикрыть многими дипломами, докторской мантией и беретом. Я не сделал этого… Разорвал и бросил в огонь шарлатанские знаки мнимого знания, данные мне невеждами, именующими себя мудрейшими докторами. И сам прах отряс я от ног своих, и ушел…

Полковник испанской службы умолк и как бы углубился в размышления.

– Куда же вы ушли, почтеннейший доктор? – с уважением спросил заинтересованный рассказом полицейский чиновник.

– Куда? На Восток. Да! – поднимая голову и обращая глаза к небу, сказал доктор-полковник. – Там, в Медине, провел восемьдесят лет у ног некоего мудрого старца и познал великие тайны, переданные мне с тем, чтобы я повсюду безвозмездно исцелял страждущих. А где их нет? Все человечество стонет в узах рабства. Зло и страдание царят на сей бедной, мрачной планете!

– Восемьдесят лет! Возможно ли это? – с сомнением воскликнул фон Фогель. – На вид вам не дашь более сорока!

– На вид! О, заблудшие странники юдоли плача! На вид! Вы обо всем судите по внешности, потому и судите не далее внешности. Но полно об этом. Не все ли равно, где, когда и во сколько лет приобрел я знания, если помогаю болящим, исцеляю немощных, не взимая никакой платы?

– Совершенная истина. Вы не похожи на других приезжих докторов и врачевателей, изрядно здесь наживающихся, – сказал полицейский офицер.

– Изрядно наживаются? – живо переспросил полковник испанской службы и безвозмездный врач. – Кто же именно? Скажите. Я отлично знаю всех шарлатанов Европы, выдающих себя за медиков.

При этом глаза его забегали, как мыши. Но лишь на мгновение. Полковник вновь возвел очи вверх и принял вдохновенную и мечтательную позу.

– Кто именно, хотите вы знать, из иностранцев, лечащих в Петербурге? Да вот хотя бы господин Месмер, уехавший на днях. Можно сказать, двор и вельможи сошли с ума от него, и теперь все только и бредят токами, вдохновениями, влияниями, чанами и живыми цепями, образованными из человеческих тел при их соприкосновении. Господин Месмер собрал здесь обильную жатву и оставил нескольких пламенных последовательниц.

– Так господин Месмер уже уехал! Вы это знаете наверняка? – спросил полковник.

– Как же не знать, если обо всяком, отъезжающем за границу из столицы обязательно трижды публикуется в «Ведомостях».

– Мне это неизвестно. Так господин Месмер уехал! Должен, однако, сказать по совести, что сей муж, хотя и не познал высших тайн великого дела врачевания человечества, которые мне открыты, однако преисполнен многими силами и добродетелями. Но вы упоминали о его последовательницах. Кто они?

– Господин Месмер принят был в Гатчине и, как говорят, фрейлина цесаревны Катерина Ивановна Нелидова прониклась его – учением. А затем и госпожа Ковалинская, супруга управляющего делами князя Григория Александровича Потемкина, стала погружаться в месмерический сон и в том сне произносить прорицания, подобно древней Сивилле.

– Скажите, господин фон Фогель, кто еще из иностранцев занимается здесь врачеванием?

– А вот хотя бы проживающие на Большой Морской у его сиятельства графа Остермана братья Пелье, французские глазные лекари. Они объявили, что искусство свое ежедневно подтверждают, возвращая зрение множеству слепых.

– Презренные обманщики и шарлатаны! Слепцы, ведущие слепцов и вместе в ров низвергающиеся! А еще кто?

– Из Парижа зубной врач Шоберт лечит зубы от удара воздуха.

– Низкий плут и мошенник!

– Однако он весьма хорошо зарабатывает. Но, конечно, больше всех – наш российский мастер.

– Кто это такой?

– О, простой российский мужичок, даже неграмотный, Ерофеич! Он лечит и простых, и вельмож одинаково удачно эликсиром, который даже получил наименование «Ерофеича». Натирает и внутрь дает…

– Сей простак, может быть, один что-либо знает, – с важной снисходительностью сказал доктор-полковник. – Истина нередко благоволит открываться смиренным и младенцам. Но скажите, что обо мне говорят в столице?

– Слух о вашем бескорыстии и весьма удачном врачевании разошелся и достиг даже высших кругов. Но это готовит вам неприятности. Многие доктора на вас в претензии и находят недопустимым, чтобы лицо, не имеющее ученой степени, занималось врачеванием. Так что вы напрасно разорвали свои дипломы, полковник!

– Я это знал. Во всех столицах мира жадные невежды преследуют меня! Безвозмездность моя – вот что их возмущает! Книжники эти, взяв ключ к пониманию, и сами не входящие и других не впускающие, готовы побить камнями того, кто лечит даром, нарушая обычаи их гнусной касты! Но это мне не страшно. Я всюду имею невидимых покровителей.

– Из петербургских докторов особенно враждебен вам домашний доктор князя Потемкина. Но я дам вам против него оружие. Мы, полицейские, знаем многое и получаем отовсюду неожиданные сведения. Так об этом докторе рассказывают следующую историю…

Тут полицейский офицер, улыбаясь и краснея от свойственной немцам целомудренной скромности, приблизил губы к уху полковника и что-то стал ему шептать. Полковник вдруг резко и неприятно засмеялся.

– Каков голубчик, а? – заключил Фогель громко. – Ну, я заговорился с вами. Больные ждут вас, а меня рризывают обязанности службы. Но очень бы хотел навестить вас, полковник, в свободные часы и побеседовать. Я происхожу из бедной, но честной дворянской фамилии в Лифляндии, получил образование, хоть и домашнее, но достаточное. Необходимость заставила меня из полка перейти на полицейскую службу. Но я всегда чувствовал влечение к естествоиспытанию, к химии и медицине. Если бы вы не отказались посвятить меня хоть в начала своего искусства, бросил бы этот мундир и отдался врачеванию.

– Очень рад буду вас видеть у себя, любезный мой фон Фогель, – отвечал покровительственно полковник испанской службы. – Приходите ко мне… – он задумался. – Приходите через четыре дня… – он опять подумал. – Да-да! Когда у нас новолуние? Да, приходите в полночь через четыре дня.

– В полночь? – переспросил офицер.

Но тот уже повернулся и мерным, торжественным шагом пошел по Итальянской.

ГЛАВА III

Камердинер Потемкина

В воротах и во дворе дома, где обитал полковник и врач, он же маркиз Пелегрини, действительно толпились люди разного звания, пола и возраста, пораженные самыми разнообразными, но преимущественно хроническими недугами. Все они с нетерпением ожидали возвращения человеколюбивого и бескорыстного доктора, не бравшего уже третий месяц ни копейки ни с бедного, ни с богатого и не отказывавшего никому в советах и лекарствах. В ожидании пациенты пересказывали друг другу случаи чудесных исцелений безнадежных больных, от которых отказались все доктора.

В то время как полковник подходил с одной стороны Улицы к воротам, с другого ее конца подкатил кабриолет, запряженный парой вороных. В нем сидел толстый человек, весьма пестро и роскошно одетый по последней Моде. Правил он сам, но позади кабриолета, между красными огромными колесами и рессорами, в особой сидейке находился негр в ливрее. Появление этого господина произвело сильное впечатление на пациентов, толпившихся у ворот.

– Не здесь ли живет вольнопрактикующий врач, полковник испанской службы, господин Фридрих Гвальдо? – спросил барин из кабриолета, остановив черных буцефалов.

– Врач Гвальдо живет здесь и к вашим услугам, – сказал подошедший в это время полковник, говора довольно чисто по-русски.

– Вы господин Фридрих Гвальдо, вольнопрактикующий врач? – переспросил толстяк, переходя на испанский язык.

– Именно я, – отвечал на том же языке полковник.

– В таком случае, – сказал барин, освобождая рядом с собой место, достаточное разве что для десятилетнего ребенка, – потрудитесь сесть рядом со мной и ехать!

– Очень хорошо, государь мой, – спокойно отвечал врач. – Но кто вы сами?

– Я? Вы меня не знаете? – надувая губы и щеки, сказал толстяк. – Впрочем, вы иностранец и недавно еще в столице Российской Империи. Я испанский камердинер князя Потемкина. Но при самой особе светлейшего! – многозначительно пояснил испанец.

– Очень хорошо, господин камердинер. Но что же вам от меня нужно?

– Что? – пожал плечами камердинер. – Я уже сказал. Садитесь и едемте со мной.