Черные береты

Ельцин опять одобрительно улыбнулся, и Илья Юрьевич принялся цеплять его на гвоздик. Отошел, придирчиво оглядывая: не косо ли? Но то ли гвоздь вконец расшатался, то ли вес рамы оказался слишком большим, но портрет прямо на глазах сорвался вниз и плашмя грохнулся на паркет. Во все стороны брызнули осколки стекла.

«Ох, не к добру», – мелькнула, путая будущим, мысль, и Карповский бросился к портрету Президента. Борис Николаевич продолжал улыбаться через острые осколки, оставшиеся в раме: пусть хоть все разлетится вдребезги, мне ничего не станется.

Не должно статься. Не удержится Борис Николаевич – не удержится и он, Карповский. Поэтому… поэтому надо срочно звонить в гостиницу латышам. Он приветствует победу демократии у них в республике – нет, теперь уже в суверенном государстве, но свою грязь пусть они убирают сами. А заодно и нашу выметают. Тарасевичей надо растащить в разные стороны. Не дать им подняться и объединиться. Виновен – в тюрьму. Невзирая ни на какие прежние заслуги. Как членов ГКЧП. А разберемся потом…

…К кладбищу Андрей подходил со стороны леса. Сегодня исполнялось девять дней со дня смерти Зиты. Он сохранил для этого дня конфету, оказавшуюся среди бутербродов Щеглова. «Так сладкого хочется, значит, мальчик у нас будет, – таинственно сообщала Зита секреты своей беременности. – Не смейся, это правда. Мне женщины в консультации это говорили». Ох, как же он будет мстить. Он сегодня же выходит в город. У него нет больше сил, чтобы выжидать, когда отрастут усы и борода. Но он будет осторожен. Дико осторожен, потому что против него и власть, и банда. «Спрут-3», первая серия. Сицилия. Это что, необходимый элемент демократии для России? Она не могла прожить без этого беззакония?

Впрочем, не демократия виновата. Просто за это благородное, в общем-то, дело взялись грязные, злые, некомпетентные ни в какой области люди. И, кроме того, что они обозлят, перессорят всю страну, они испохабят саму идею демократизации. Страшно, когда из-за них народ перестанет верить в будущее. Бояться этого будущего. А нынешние демократы умеют пока только бороться и разрушать, революционеры – они в первую очередь люди лозунгов и баррикад. Сегодня же, когда всюду развал и провалы, надо просто уметь работать. Тащить телегу.

Нет, хватит политики. Надоело, крест. Сначала Зита. Точнее, банда. Хорошо, что отдал Сергею удостоверение, а то тот же Карповский весь отряд подведет под статью. А за кем еще охотится полиция? Чеслав Млынник – это ясно, он командир. Сережу Парфенова взяли, что же он поддался? Хотя откуда он мог что знать? Если бы не Щеглов, и он бы уже, наверное, трясся в арестантском вагоне. А Россия-то, Россия… На ее территории хватают ее офицеров, а она еще и помогает. Америка из-за одного своего заложника объявляет войны другим государствам, а здесь… Позор. Неужели Москве не ясно, что на них строят политическое дело? Что через них латыши потом обвинят ту же Москву, центр?

Он подошел к первым могилкам – уже обихоженным, аккуратным, взятым в оградки, и вдруг замер. Что-то сегодня, буквально минуту назад, мельком напомнило ему об опасности. Он не заострил на этом внимание, хотел додумать потом, но перебилось, ушло в сторону. Что-то было, было, откуда-то пахнуло холодком. Кресты и опасность… Нет, крест он ставил на политике. Пойдем сначала и спокойно: крест, кладбище, опасность, Зита, банда, страна, Сицилия, «Спрут»… Спрут! Комиссара в фильме тоже брали на кладбище, около могилы дочери. Детали не помнятся, но было, кажется, именно так. Надо же, как сработало подсознание. Хотело предупредить, а он отмахнулся ненароком. Или это все-таки нервы? Затравленность? Нет-нет, лучше поосторожничать. В этом мире все повторяется, а подлости и предательства – в первую очередь. Он же не имеет права рисковать.

Прислонившись к первой попавшейся ограде, Андрей осторожно огляделся. Народу на кладбище человек двадцать. Но его должны интересовать мужчины. Одинокие мужчины, рассредоточенные по кольцу или периметру. Раз, два, три… черт, мешают памятники. Еще три человека роют новую могилу недалеко от Зиты. Подстава? Посмотрим, как работают. Нет, движения точны и экономны, землю далеко не выбрасывают, припечатывают рядом с ямой. Дорога и машины. Их около десятка, но есть ли кто внутри – не видно. Двое парней, опять же недалеко от Зиты, крутятся с оградой. Что они такие неуклюжие? Нет, успокоимся, у него, что ли, большой опыт в этом деле? Век бы не иметь.

Андрей засунул руку в карман и нащупал барбариску. Она в красной обертке, уже чуть потертой. «Так сладкого хочется. Значит, мальчик у нас будет…»

Осторожно переместился еще на несколько могил. Каждый из заподозренных занимается своим делом. Еще несколько метров. Могильщики, положив лопату поперек ямы, ловко выбираются наверх – да, они профессионалы, они отпадают. Те двое, с оградой, подошли к ним, видимо, просят лопаты. А почему приехали без своих? Хотя, будь это полиция, такой явный прокол никогда бы не допустили. Одиночек – один, два, три… Ого, один уже за спиной, перекрыл путь к лесу. Откуда и когда появился? Проверим на вшивость, пока один.

Тарасевич решительно пошел обратно, но через несколько шагов остановился: мужчина был с двумя девчушками, поправлявшими цветы в банке на одной из могил. Да, нервы. Надо плюнуть на все и идти к Зите. Они не посмеют проводить задержание на кладбище. Должна же быть совесть или хотя бы капля человечности. А сегодня, на девятый день, душа Зиты, если верить старикам, после осмотра рая перелетает в ад. Хотя адом для нее стали последние дни на земле. Он не был рядом тогда, но он будет рядом сегодня. При любом раскладе.

Не давая больше себе осторожничать и опасаться, пошел к красно-зеленому от свежих венков участку. Зита лежит третьей с краю. Ряд теперь не найдешь, столько новых могил за девять дней появилось! Как же легко обрывается человеческая жизнь. А идти лучше по краю кладбища. Те, двое, все еще торгуются насчет лопат. Сзади никого. Впрочем, убегать… Нет, бежать он тоже не сможет. Бежать от места, где лежит Зита – никогда. Он пришел к ней. Вернее, он идет к ней. Дайте попрощаться, и он плюнет на все и уедет. Живите, сволочи, если можете. Жизнь, в самом деле, так легко оборвать, вон сколько могил, целый город. Но до Зиты дайте дойти. Донести конфету. У него ничего нет – только боль и конфета. Он преклонит колено, дотронется до могилы – и все.

Мимо горестно сидящих в обнимку мужчины и женщины, не выпуская из виду парней с оградой, стремительно подошел к Зите. И тут же отпрянул – ее лицо на фотографии вновь было заплакано. Кто? Кто мог брать ее портрет в руки и рассматривать?

– Стоять спокойно, – послышался голос сзади. Есть. Все же взяли. Это тот, который сидел с женщиной со сгорбленными плечами. Больше некому. Как же он упустил из виду, что они могут задействовать женщин! И какая падлюка согласилась идти на приманку, да еще в черном платке? – Ты окружен, Тарасевич. Бежать глупо.

Да, бежать глупо. Он и не побежит. Он не заяц, чтобы петлять по полю. Он не даст им возможности поулыбаться. Сколько их здесь? От могильщиков, сбрасывая перчатки и куртку, торопится еще один. Значит, втиснулся третьим к тем, настоящим. Бросили, наконец, заниматься ерундой с оградой и те двое – ну, этих-то он сразу имел в виду. Четверо бегут от машины. Конечно же, и тот, с девчонками, совсем не случаен. Целая операция. Но он пришел к своей Зите. Подлее было испугаться, спрятаться в лесу. Он вышел. Ради памяти той, которую однажды защитил. Однажды, в самом начале. И не смог сейчас…

Зита плакала, глядя на него, и Андрей, чтобы не показать тому, который сзади, что тоже плачет, не стал утирать своих глаз. Он переждет, отморгается. Пусть из-за этого успеют подбежать те, от машины. Он дошел. Это главное. Здравствуй, любимая. Не плачь. Я люблю тебя. И еще приду. Много-много раз. Всю жизнь буду приходить. А сегодня принес тебе конфету. Ты очень хотела сладкого…

Андрей полез в карман за барбариской, но сзади схватили за руку, в спину ткнули стволом пистолета. Он дернулся, освобождаясь от захвата, но подбежавший «могильщик» с разбега ударил его ногой под колени. Падая, Андрей все же сумел вырвать руку, протянуть ее к могиле. На запястье наступили грязным ботинком, но было поздно: он разжал пальцы, и конфета осталась лежать на холмике. Здравствуй, любимая…

3

Телефон не отвечал, и Багрянцев, поглядев на часы, решился ехать к Андрею по адресу.

Таксист, почуяв в нем денежного клиента, включил музыку, крутанулся по центру, показывая достопримечательности и не забывая быть вежливым. В итоге намотал дополнительную пятерку, получил еще одну на «чай» и оставил «лопоухого москвича» у завалов строительного мусора, надежно и, судя по другим домам, надолго окружившего новую семиэтажку.

Лифт, конечно же, не работал, но шестой этаж для спецназовца – семечки, легкая разминка, не предмет для размышлений.

Однако никто не откликнулся и на звонок в дверь. Собственно, чему было удивляться, можно было сразу предположить, что Андрей скорее всего пропадает на базе отряда. Но это где-то далеко за городом, и, если честно, Мишке просто не хотелось ехать туда, понадеялся и зацепился за милое русское «авось», хотя и не имевшее ни одного процента удачи.

Оглянулся на дверь напротив. В глазке вспыхнул свет, словно там отпрянули под его взглядом. Тем лучше.

Надавил на белую кнопку. Звонок оказался резкий, громкий даже для лестничной площадки, и Михаил отдернул руку. Стал напротив глазка; не бойтесь, свой.

Однако дверь все равно не открыли.

– Кто там? – послышался женский голос, и Михаил чертыхнулся: ну вот как ответить на этот вопрос? Мужчина он!

– Я к Андрею, соседу вашему, – наклонясь к замочной скважине, – наверное, чтобы громко не кричать, ответил он: спецназовские привычки, оказывается, уже в крови. – Вы не подскажете, он дома сегодня будет?

– А кто вы? – кажется, женщина тоже наклонилась к замку: стало слышнее.

– Из Москвы. Друг Андрея. Я знаю, что у него… жена…

Это подействовало. За дверью щелкнуло, и Михаил увидел женщину в длинном, до пят, халате. Стекла ее очков чуть укрупняли глаза, тени же от дужек, наоборот, несколько удлиняли их, делали чуть раскосыми – это несоответствие, тем не менее, придавало женщине своеобразное обаяние. Михаил, почему-то сразу обративший на это внимание, так откровенно разглядывал соседку Андрея, что та заметно насторожилась.

– Извините, – приложил руку к груди Михаил и даже отступил на шаг, чтобы не пугать женщину. – Мне только узнать, бывает ли Андрей сейчас дома.

– А вы… вы когда его видели последний раз? – закрывая воротом халата маленький треугольник, оставшийся открытым на груди, продолжала интересоваться женщина.

Стервец, наверное, все-таки мужик по своей натуре, если женщину видит в женщине при любых обстоятельствах. А может, и не надо загонять природу в рамки, которые человечество придумало само для себя и столько столетий впихивает в них торчащие плечи, ноги, руки, головы?

Так и с Мишкой. Вроде звонил по одному делу, а подумать успел, пока соседка задавала свои вопросы:

«Бдительная или любопытная? Но красивая!»

– Совсем недавно, двадцатого числа. Он у меня жил в Москве. Я его и на самолет сажал, когда узнали, что жена… Она жива?

– Нет, – соседка стала поправлять очки. – Но только… Знаете, Андрея не будет сегодня.

– Черт, жалко. Придется ехать в отряд. Извините еще раз. До свидания.

– Подождите, – остановили его, когда Багрянцев одним махом оставил позади лестничный пролет. – Вы… вы можете зайти на минуту?

«К вам – с удовольствием», – не понимая, чем вызвано такое «потепление», тем не менее, подумал Михаил.

Опуская глаза, чтобы не выдать удовлетворения, прошел в тесноватую, но уютненькую прихожую. Но успел заметить, отчего запахивалась халатом соседка: на груди, как раз в открывавшемся треугольничке россыпью-звездочками мелькнули родинки, когда хозяйка прикрывала за ним дверь. Но разве это надо прятать! Глупые женщины. Небось, столько мужских взглядов спотыкалось об эту привлекалочку-заманку, отчего ж еще одному мужику не сойти с ума? И вроде ничего сверхъестественного, просто несколько родинок, а вот знали, черти, где появиться…

– Проходите, можно на кухню, я только с работы, – запахнулась вновь хозяйка. Ни про какие родинки она сама, конечно, не помнит, это просто привычка. Привычка одинокой женщины, прячущей свое тело от мужских взглядов. – Меня Рая зовут.

– Михаил. Багрянцев.

– А… вы Андрея хорошо знаете? – продолжила допрос соседка, когда они уселись за стол.

Молодец, ничего не скажешь. Настырна. Но все равно приятная.

– Не очень. Зато участвовали вместе в путче, – хотел пошутить Михаил, но для Раи это оказалось, видимо, серьезной новостью.

– Так его арестовали за участие в путче? – она испуганно схватилась за щеки.

– Арестовали? – встрепенулся теперь уже Багрянцев. Так вот почему соседка все так выпытывает. – Кто арестовал? Когда?

Поняв, что проговорилась, но все еще неуверенно, Рая сообщила:

– Латышская милиция. Или полиция, уж и не помню, как назывались. Они два дня сидели у него в квартире, ждали, а потом поехали на кладбище и прямо у могилы Зиты…