Студенты

– Почему, мой друг? – спросил Ларио.

– А потому, – серьезно заговорил Шацкий, – что на машине и она не будет работать, и ты ее выгонишь на другой день… Она от работы отвыкла, она, хоть бы хотела, не может работать, потому что изнурена…

– Она даже кровью кашляет…

– Дурак, – фыркнул Шацкий. – Но если бы она и могла работать… Платья, юбки, заказчицы, и все это в твоей комнате, и ты с тремя Сашками, пятью Лизками… Понимаешь теперь, что ты глуп?!

– Ну, хорошо, ты умен, ну, и какое же твое мнение?

– Нет, ты не отлынивай, ты понимаешь теперь, что ты глуп?

– Ну, хорошо, дальше…

– Сознался наконец… Слава тебе, господи… А дальше то, что ей надо открыть меблированные комнаты. Найдется несколько таких дураков, как ты, которые ей платить ничего не будут, и она вместе с вами подохнет с голоду.

– Меблированные комнаты – идея хорошая, – согласился Карташев, – но для этого надо много денег.

– Немного больше, чем для машины… Можно откупить уже с готовой обстановкой, можно напрокат взять, можно в рассрочку купить… сто рублей надо.

– Ну, и отлично… Я даю тридцать пять, вырученные от татарина, – сказал вдруг Карташев.

Конечно, Карташевым руководило и доброе чувство, но в то же мгновение сам собою разрешался смущавший его и другой вопрос: продажа вещей была бы неприятна его матери. Если не писать ничего об этом и деньги прожить, выйдет некрасиво, а если отдать этой несчастной, то молчание о продаже вещей получит характер даже некоторым образом возвышенный: «Да не ведает правая рука, что творит левая».

Поэтому Карташев даже с легким сердцем вынул отдельно лежавшие в бумажнике деньги и положил их на стол.

– Ха… ха… – весело пустил он.

Шацкого вдруг смутила эта именно непринужденность Карташева. Он сконфуженно и напряженно замигал своими маленькими глазами.

– Мой друг, ты не умеешь… Так порядочные люди не делают… Если ты хотел помочь, то должен был дать все…

– Кто тебе мешает? – ответил Карташев.

– Что? – нерешительно спросил Шацкий и вдруг, быстро вытащив свой бумажник, вынул сотенную и бросил ее на стол. Но сейчас же карикатурно вскочил, оперся на стол, закрыв одной рукой деньги, точно хотел их взять назад, и так посмотрел на Карташева и на Ларио, точно сам не понимал, что с ним делается.

– Миша!.. – умилился Ларио.

– Пошел вон!! – заорал вдруг благим матом Шацкий.

Он ураганом стал носиться по комнате. Кровь прилила к его лицу. Он испытывал отвращение и к Ларио, и к Карташеву, и к Тюремщице. Он упал на кровать и несколько мгновений лежал с закрытыми глазами.

– Грабят!!! – закричал он в порыве бешенства.

Ларио и Карташев переглянулись.

– Миша, возьми деньги, – сдержанно произнес Ларио.

Шацкий молчал.

– Конечно, возьми, – сказал Карташев, – ну, дай десять, пятнадцать рублей.

– Дай десять, пятнадцать рублей, – передразнил его Шацкий… – оставьте меня в покое.

Карташев и Ларио заговорили между собою.

– Послушай, – говорил Карташев, – но ведь прежде всего ей следует лечиться. Самое лучшее позвать бы Корнева…

– Я согласен, – ответил Ларио.

– Собраться бы с ним обсудить. Сегодня – что? Среда, так в пятницу… в шесть часов…

– Отлично.

Шацкий поднялся с кровати. Лицо его было уже спокойно.

– Честному человеку нельзя жить на свете, – проговорил он задумчиво.

– Миша, возьми назад деньги.

– Пошел вон! – спокойно ответил Шацкий… – Нет, с вами в Сибирь попадешь… Едем в оперетку…

– А в Александринку?

– Ну, вот… они меня окончательно убьют… Можешь ты мне сделать одолжение, ехать именно в оперетку?..

– За твое великодушие я согласен с тобой хоть к черту, – ответил Карташев.

Шацкий утомленно кивнул головой.

– Одевайся.

– Господа, что же вы? Чаю…

– Нет, нет, с этим подлецом я больше секунды не могу быть, – торопил Шацкий.

Карташев и Шацкий оделись.

– Спасибо, Миша! – сказал Ларио, провожая их.

– Убирайся, убирайся…

– Го-го-го, – смущенно щурился Ларио, когда Шацкий, не желая протянуть ему руки, убегал по коридору, – ты послушай, Миша, твой друг, граф Базиль, так бы не поступил.

– Может быть, может быть… с такими господами, как ты, все может быть.

– Миша, это, наконец, обидно; или давай руку, или я брошу тебе в морду твои деньги, – вспыхнул Ларио.

– Ну, вот… Я говорил… На тебе руку, и черт с тобой!