– Так точно, ваше благородие.
– Женат?
– Никак нет, ваше благородие.
Барин подумал.
– Такой молодой, красивый, и не женат – надо жениться.
– Так точно, надо.
– Вот тебе жена – Мялмуре.
Загорелись глаза у Гамида, засмеялись все, отвернулась Мялмуре. Замолчали.
– А лошади приготовлены? – спросил барин.
– Так точно.
– И запрягать можно?
– Так точно, можно.
– Ну так запрягай.
– Слушаю-с.
– Хороший работник? – кусая бородку, спросил барин, когда ушел Гамид.
– Больно хороша, – отвечала Маньяман.
– Ну что ж, вот выдайте Мялмуре.
Старуха покачала головой.
– Дмитрий не хочет.
И доверчивым шепотом старуха рассказала барину о помыслах Елалдина и о старом Миньготе.
Барин задумчиво слушал, кусая бородку, и проговорил, когда кончила старуха:
– Нехорошо, Марфа!
– Знамо, нехорошо, – вздохнула старуха, – чего станешь делать?
– Надо уговорить Дмитрия.
– Не станет слушать, – мотнула головой Маньяман.
– Ты скажи, чтоб он приехал ко мне.
– Ладно… Ты ему говорить станешь?
– Стану.
– Не говори только, что я сказала. Больно сердиться будет.
– Ладно… А Мялмуре пойдет за Гамида?
Мялмуре, хотя и не понимала по-русски, но опустила голову и покраснела. Маньяман ответила за нее:
– Знамо, лучше, чем за старого.
Когда Гамид подал лошадей, барин встал и произнес:
– Ну, прощай, Марфа. Прощай, Мялмуре… тебя надо звать – красавица Зарема.
Старуха перевела ей.
Барин все держал за руку Мялмуре, а она краснела и смотрела в окно.
Лишь только барин вышел и сел в тарантас, как подъехал и сам Елалдин и, слезши у ворот с плетушки, пошел к барину.
– Здравствуй, Андрей Петрович, – проговорил он, озабоченно подходя и пожимая протянутую руку.
Елалдин был не в духе: верно, с Миньготой не ладилось дело.
– Здравствуй, Дмитрий, – ответил барин, – как поживаешь?
– Слава богу.
– Ну что, как хлеб?
– Не видно еще… Как бы худо опять не было?
– Будет урожай.
Елалдин покачал недоверчиво головой.
– Земля стара стала. Баба стара – нету детей, земля стара – нету хлеба.
– Будет. Год на год не приходит, Елалдин.
Елалдин опять кивнул бритой головой и, смотря в свою шапку, которую держал в руках, раздумчиво сказал:
– Год на год не приходит, час на час не приходит… Человек на человека не приходит… сейчас так думал, сейчас другое уже.
Елалдин вздохнул и, подняв голову, посмотрел в голубое небо.