– Не задержим, не задержим, – отвечал Сикорский.
Наскоро поев, Сикорский сказал:
– Ну, теперь садитесь, и я вам объясню, как делается разбивка моста и даются обрезы свай, потому что завтра, чтобы поспеть везде, мы поедем с вами в разные стороны. Берите себе на завтра короткий хвост дистанции к Бендерам, а я поеду в другую сторону.
Село Заим было расположено так, что до конца дистанции в сторону Бендер было пять верст, тогда как в сторону Галаца было двадцать пять.
– А теперь спать, чтобы завтра в четыре часа уже выезжать нам.
В четыре часа на другой день, в то время, как Сикорский на своей тройке поехал вправо, Карташев, сам правя, выехал на своей тележке, запряженной Машкой. В тележке лежали нивелир, рейки, угловой инструмент, эккер, лента, цепь и рулетка, топор, колья и вешки, лежал и узелок с хлебом и холодным куском мяса, а через плечо была надета фляжка с холодным чаем.
Начинавшееся утро после вчерашних дождя и бури было свежо и ароматно. На небе ни одной тучки. На востоке едва розовела полоска света. Этот восток был все время пред глазами Карташева, и он наблюдал, как полоска эта все более и более алела, совсем покраснела, пока из-за нее не показался кусок солнца. Оно быстро поднялось над полоской, стало большим, круглым, без лучей, и точно остановилось на мгновение. Еще поднялось солнце, и сверкнули первые лучи, и заиграли разноцветными огнями на траве капли вчерашнего дождя. И звонко полились откуда-то с высоты песни жаворонка, закричала чайка, крякнули утки на болоте вправо. И еще ароматнее стал согретый воздух. Карташев вдыхал в себя его аромат и наслаждался ясной и радостной тишиной утра.
В двух местах уже ждали плотники у сваленных бревен, спешно собирая копер. Карташев остановился, вынул профиль, нашел на ней соответственное место и начал разбивку.
– Ну, господи благослови, в добрый час! – тряхнул кудрями плотный десятник подрядчика, сняв шапку и перекрестясь.
Когда Карташев уже приказал забивать первый кол, он кашлянул осторожно.
– Не лучше ли будет, начальник, в ту низинку перенести мост, – воде будто вольготнее будет бежать туда – вниз, значит.
Карташев покраснел, некоторое время внимательно смотрел, стараясь определить на глаз, какое место ниже, и, вспомнив о нивелире, решил воспользоваться им.
Десятник оказался прав, и мост был перенесен на указанное им место.
Окончив разбивку, Карташев с десятником проехал на самый конец дистанции и разбил и там мост.
По окончании десятник сказал:
– На тот случай, если потом вам недосуг будет, быть может, сейчас и обрез дадите?
– Как же, когда сваи еще не забиты?..
– По колышку, а когда забьем, я проватерпашу.
Карташев подумал и сказал:
– Хорошо.
Но, когда, отнесясь к стоявшему невдалеке реперу, он дал отметку обреза, его поразило, что сваи будут торчать из земли всего на несколько вершков.
Он несколько раз проверил свой взгляд в трубу, выверил еще раз нивелир и в нерешимости остановился.
Бывалый десятник все время, не мигая, смотрел на Карташева и наконец, приложив руку ко рту и кашлянув, ласково, почтительно заговорил:
– Тут под мостом канавка под русло пройдет, и так что… – Он приложил руку к козырьку и посмотрел в правую сторону, куда падала долина. – Примерно еще сотых на двадцать пять, а то и тридцать, значит, глубже под мостом будет.
– Да, да, конечно, – поспешил согласиться Карташев и в то же время подумал:
«Ах, да, действительно! Канавка… Какой у него, однако, опытный глаз».
Когда опять приехали к первому мосту, копер уже был готов, его скоро установили на место, и к нему подтащили первую сваю.
Десятник быстро, толково, без шуму распоряжался, и когда свая была захвачена, поднята, и установлена, и прикреплена канатом, когда плотники, они же и забойщики, стали на места, десятник, вынув поддержки из-под бабы, обратился к Карташеву:
– Благословите, господин начальник, начинать.
– С богом!
– Господи благослови! крестись, ребята!
И все перекрестились.
– Ну, закоперщик, затягивай песню!
Закоперщик начал петь:
И так за первую залогу
Да помолимся мы богу…
И хор рабочих в красных рубахах дружно и звонко подхватил:
Эй, дубинушка, ухнем!
Эй, зеленая, сама пойдет!
Пойдет, пойдет, пойдет…
И воздух потрясли тяжелые удары бабы о сваю, первые под припев, а остальные молча.
Карташев во все глаза смотрел. Ему вспоминались чертежи мостов, сваи, вспоминался текст лекций.
Когда запели дубинушку, которую он до сих пор слышал только на студенческих вечеринках, его охватила радость и восторг.
– Залога!
И удары прекратились.
– Как поют, господин начальник?
– Хорошо.
– Прямо, можно сказать, архирейский хор, – говорил десятник, отмечая на свае карандашом расстояние, на какое свая ушла в землю, – на одиннадцать сотых, господин начальник, отказ…
– Ах, да, – вспомнил Карташев наказ Сикорского, – надо будет отмечать отказы. У вас есть книжечка?
– Так точно.
– Я вам разграфлю.
– Не извольте беспокоиться: я разграфил уже. Обыкновенно нашему брату, подрядчику, этого дела не доверяют: опасаются, как бы мы свою линию не выводили; бывает так, что и закапывают сваи вместо того, чтобы забивать их, всяко бывает, только наш подрядчик не из таких и нам не велит. Он лучше же лишнего перебьет. До какого отказа, господин начальник, бить будем?