Тут все и пришли. Евсеев, Гоша, Никитин и стажер. Никитин выглядел очень помятым после дежурства. До обеда был еще ничего, а потом как-то осунулся и помялся. Все потому, что он курит. Если бы он только пил, то выглядел бы значительно лучше.
– У нас есть новости, – сказал Евсеев, садясь почему-то сразу на два стула, и с выражением посмотрел на Никитина.
– Мы, кажется, знаем, какие машины были у кладбища, – сказал Никитин, прикуривая сигарету от спички.
Он реально до сих пор прикуривал от спичек и любил потрясти коробкой со спичками перед тем, как положить обратно в карман; наверное, это был какой-то тайный знак своему неврозу. Никитин был хороший опер, плохой начальник уголовного розыска – и от всего этого очень нервный. Вот спичками тряс, и всем остальным иногда тоже.
Все молчали и ждали, пока помятый Никитин закончит артистическую затяжку перед тем, как сообщить важную новость.
– У нас тут в гаражах ворованные тачки перебивают, – тут он вспомнил, что рядом целых два следователя прокуратуры и поспешно добавил, – иногда. Мы сегодня с ними поработали, и они сообщили нам марки автомашин.
– А они откуда знают? – поинтересовался Голов.
– У них заказ из Махачкалы на серебристый шестисотый мерседес. Как раз такой и стоял. Они метнулись за инструментами. А когда вернулись, тачки уже уехали.
– Так они только перебивают или сами угоняют? – усмехнулся я.
– Перебивают, но тут такой соблазн, – с сочувствием к людям, падким на криминальные соблазны, сказал Никитин, мне показалось, что от него тянет этим сладковатым алкогольным запахом больше, чем утром. – Триста метров до гаражей. Как устоять?
Действительно. Как устоять? Только метнуться за инструментами. Мне даже интересно стало, что это за инструменты имел в виду Никитин.
– А вторая? – спросил я.
– «Семерка» БМВ? – второпях спросил Сева.
– Да, «семерка».
– Вот! – торжествующе отреагировал Сева и посмотрел в блокнот. – Я3355МН. Это машина физкультурника! Управляет по доверенности. Принадлежит некому Соловьеву. Я ее нашел!
– И где она? – резко спросил Евсеев.
– Не знаю, – продолжал чему-то улыбаться Сева.
– Так. У нас есть физкультурник, которого нет. Его машина, которой нет. И мы знаем, что вторая – серебряный мерседес, – подвел итог Евсеев.
– И обе машины могли там стоять случайно, – сказал я.
– Вряд ли, – довольно уверенно для предложения с частичкой «ли» сказал Гоша.
– Да. Похоже, не случайно, – сказал Евсеев, – но могли.
– Давайте исходить, что не случайно, все равно больше ничего у нас нет, – согласился я, – тогда нам нужно найти и допросить физкультурника, установить второго водителя и тоже найти.
И тут все, кто курил, разом закурили. Гоша, Никитин, стажер и Сева. И даже Голов, который иногда покуривал, попросил:
– Дайте и мне.
И тоже закурил. Евсеев не курил, но и не обращал внимания на куривших при нем, и я остался задыхаться один. От обиды и одиночества мне захотелось поныть, но не было повода. Да и некому. Жизнь – боль.
Сева встал и заглянул в окно.
– Отсюда окна физкультурника видны. Но пока темно.
– Верный оперативный признак, – не удержался от усмешки Гоша.
– Давайте все пройдем по порядку, – вспомнив, что он начальник, Евсеев достал блокнот. – Итак, что мы имеем. Сегодня ночью, ориентировочно в промежутке между 2–3 ночи, на кладбище убит криминальный авторитет Рюриков Леонид Леонидович.
– Две подряд буквы Л – это плохое сочетание, – вставил Сева, но все привыкли, и никто не отреагировал.
– Сторож был пьян и ничего не помнит, – продолжил Евсеев, – точнее, спал бухой. А напоил его старый знакомый Турнев Кирилл Алексеевич, который периодически выпивал с ним в этой сторожке и ранее. У кладбища в это время стояли две машины. Точнее, на кладбище. Одна, предположительно, принадлежит по доверенности Турневу, другая не установлена. У нас есть отпечатки протекторов. Пистолет «стечкин», из которого, предположительно, убит Рюриков. Адрес фактического проживания Турнева. Что еще?
– Есть информация от наших коллег. Но информация не подтвержденная и взаимоисключающая, – вступил Гоша.
– Заказал Толю Сухумского и приговорен какими-то ворами, – Евсеев стал вспоминать версии по памяти, хотя вынул и положил на стол блокнот, где он все записывал, – конфликт с Шатровым.
– Шатров убит год назад, – вставил Гоша.
– А так и не скажешь. И еще мне сообщили версию про каких-то ментов на стрелках, которых он куда-то посылал вместо себя, – Евсеев вздохнул. – Опять все знаем, а раскрыть не можем. Как так? Такое ощущение, что Рюриков – наш близкий родственник. Сутки не прошли, а мы уже породнились. Все про него знаем. Завтра в 11 совещание. Будем выяснять, откуда информация. Вы будете? – обратился ко мне и Голову Евсеев.
– А надо? – спросил я.
– Дружественным сотрудникам прокуратуры всегда рады, – заулыбался Евсеев.
– Я буду. А Игоря отпустим. Чего ему там делать? Пусть отдыхает. Шабат!
Я так убедительно сказал «шабат», что все почему-то усмехнулись, кроме Голова, а он молчал, но от удовольствия прям надулся и покраснел.
– Меня послали на помощь только сегодня, – радостно сообщил Голов, продолжая радоваться шабату; я бы тоже так сообщал: типа вы работайте, парни, в субботу, а я нет. Ну, я, может, как-то повредней бы сказал.
– Интересно, сколько в Москве серебряных «шестисотых»? – задумался Евсеев. – Ничего эти из гаража больше не сообщали? Может, хоть фара была разбита или диски из чистого золота?
– Я не спрашивал, – опрометчиво ответил Никитин и, пытаясь исправить ошибку, быстро добавил, – но ничего не было, сказали бы, точно сказали бы!
Но Евсеев уже почувствовал, что Никитин заюлил и без его, Евсеева, руководящего участия уже не обойтись.
– Тогда поехали. Заскочим в гаражи и по домам.
– Да зачем? Я сам…
– Мы быстренько… Сева! – напомнил Евсеев Севе, что его это специально касается.
– Да и нет их… пятница же… чего им в гаражах делать? – Никитин уже знал, что все решено, но остановиться не мог и только ухудшал свою и без того тоскливую репутацию.
– Вы как? – спросил Гошу Евсеев.
– Мы готовы, – просто ответил Гоша.
– Наручники у кого-нибудь есть с собой? – Евсеев, наверное, недолюбливал гаражи.