Сцена и жизнь

– К чему вы-то вмешиваетесь? Не ваше вовсе это дело, – обрезала она его.

– Я вам сказал за Ивана Владимировича, как член общества.

– Что же у председателя своего голоса что ли нет? – расхохотался Вывих, приехавший вместе со Щепетович. – Это прелестно.

– Я с господином Городовым согласен! – поспешил заявить Величковский.

– А какое вы имеете право, – наступал на него Вывих, – требовать от актрисы того, к чему она не обязана. Я видел контракт Ларисы Алексеевны. Она должна играть только три раза в неделю, а вы в четвертый требуете – это незаконно. Я завтра же напишу, какие у вас распоряжения, – требуете того, на что не имеете никакого права. Вы бы прочли контракт-то.

– Merci, merci m-r Вывих, что вы за меня вступились, а то меня здесь притесняют и ролей хороших не дают. Только и играй все без щелчка.

– Так ведь я не виноват, Лариса Алексеевна, что вы публике не нравитесь! – рассеянно ответил Иван Владимирович.

– Что? Вы вздумали еще меня оскорблять? – напустилась на него Щепетович. – Вот вас Вывих продернет за это в газетах. Продернет.

– И продерну… – подтвердил Марк Иванович.

К ним подошли вновь прибывшие Петров-Курский и Бабочкин.

Увидав первого, Вывих быстро отошел.

– Здравствуйте, господа, я заехал узнать, будет у нас завтра репетиция или же не состоится, как и нынешняя. Потрудитесь мне сказать, Иван Владимирович, я тороплюсь в гости, – первый заговорил Курский.

– Я, право, еще и сам не знаю, какая завтра пьеса пойдет. Вы не уезжайте – нужны здесь.

– Какое мне дело, что я нужен. Я не нанимался торчать у вас целый день в театре.

– Поедем, брат, нас там ждут, там поросенок заливной на закуску приготовлен, – торопил его Бабочкин.

– Да погодите, господа, надо еще нам решить, какую пьесу поставить, – удерживал их Иван Владимирович.

– Что нам решать, нам какое дело? Я вам говорил – составьте комитет. Тогда мы сами и будем решать, а вы не хотели. Теперь сами и возитесь, – отвечал Сергей Сергеевич.

– Вот вздумалось еще – комитет! Поедем лучше! – ужаснулся Михаил Васильевич.

– Что же я сделаю, если Лариса Алексеевна играть не хочет, погодите уезжать, – умолял Величковский.

– Этакая неурядица. Как распоряжаются! – воскликнул Курский.

– Так я что ли виноват? Всегда меня винят, – жалобно протестовал Иван Владимирович.

– Чтобы вас не винили, составьте комитет. Дело пойдет лучше. Курский правду говорит. Они хотят этого и дайте им… – посоветовал Городов.

– Право уж, и не знаю! – снова развел руками Величковский. – Здравствуйте, Анфиса Львовна, – обратился он к только что приехавшей Дудкиной, здоровавшейся во всеми. – Скоро ли приедет Надежда Александровна? Надо сказать ей, что на завтра пьеса не состоится – надо переменить.

– Как переменить? – вспылила Дудкина. – А я для нее платье сшила. Зачем же меня в расходы ввели? Я играть не буду, пока не обновлю платья. А Надежда Александровна не совсем здорова и едва ли сегодня приедет.

– Так что же это, господа! – воскликнул в отчаянии Величковский. – Тот «не хочу», другой «не хочу». Я не знаю, что мне и делать.

– Кто же виноват, если вы распоряжаться не умеете. То и делать, что мы хотим. Составьте комитет, и все пойдет как по маслу, – заявил Сергей Сергеевич.

– К чему нововведения? Зачем еще? – проворчал Бабочкин.

– Конечно, комитет нужно непременно, – поддержал Курского Городов.

– Вот комитет – это другое дело. Мы все будем довольны! – решила Щепетович.

– Ах ты Господи! Ну, делайте, как хотите, лишь бы дело шло, – махнул рукой Иван Владимирович.

– Так комитет… Комитет… Отлично! – раздались возгласы.

– Моими распоряжениями не довольны, теперь распоряжайтесь сами, только порешите, Бога ради, на чем-нибудь. Я не знаю, какую пьесу ставить! – сквозь слезы проговорил Величковский.

Решено было спектакль на завтра отменить и вечером созвать комитет.

Все разъехались довольные.

XIX. Скандал

На другой день, к восьми часам вечера в одну из зал «общества поощрения искусств» собрались все актеры и актрисы и открывали первое заседание комитета, в руки которого, как нам известно, Величковский передал свою власть.

Не было только Крюковской.

– Ну, слава Богу, дождались наконец-то. Сами гораздо лучше справимся, – начал Петров-Курский. – Садитесь, господа!

Все уселись за стол, покрытый зеленым сукном.

– Мы такую пьесу поставим, что прелесть! Вот что я думаю: поставим мы первый раз «Расточителя», – продолжал он.

– Сбору не даст! – отрезал Бабочкин.

– Конечно, два с полтиной будет. Вы лучше поставьте «Каширскую старину», – вмешалась Щепетович.

– В самом деле, поставьте, я отлично Марьицу сыграю! – вставила Дудкина.

– Это моя роль. Какая же вы Марьица? – накинулась на нее Лариса Алексеевна.

– Вы хотите все роли только себе забрать! – огрызнулась Анфиса Львовна.

– Неправда, не потому, но вы для драмы устарели.

– Как я устарела? Я, по крайней мере, опытная актриса, а вам только кокоток играть. Разве вы на что-нибудь другое годитесь?

– Что? – вскочила с места Щепетович. – Да что же это такое, господа? Меня оскорбляют, а вы молчите, – обратилась она ко всем.

– Перестаньте, барыни! – вступился Бабочкин и даже встал. – Садитесь, Лариса Алексеевна. Ну, садитесь же!

Она села.