Малюта Скуратов

– Мне, значит, приходится явиться твоим сватом перед моею дочерью… Хочешь ли ты этого, князь?

Владимир бросился к ногам князя Василия.

– За что на меня, безродного, ты сыплешь такими милостями, за что меня, сироту горемычного, хочешь подарить ты таким неизреченным счастием?.. Не видал я еще очей княжны Евпраксии, но слышал, что красоты она неописуемой, что умна она и разумна, как немногие… Как благодарить мне тебя, отец названый, за посул один такого счастия?.. Покажусь ли я только люб княжне – твоей дочери?

– Благодарить тебе меня не за что – я забочусь о счастии вас обоих. Вернусь в Москву, буду бить челом государю о твоем прощении, о снятии опалы с рода твоего; не поможет моя стариковская просьба – брата Никиту умолю, любимца царского, а тебя от царского гнева вызволю…

Старый князь не заметил, что при последних словах по лицу продолжавшего обнимать его колени юноши мелькнула какая-то загадочная усмешка.

– А полюбитесь ли вы друг другу – решить это не долго; нынче же, сейчас же покажу я тебе мое сокровище, которым хочу отдарить тебя за услугу великую.

Князь поднял Владимира, по лицу которого на самом деле текли крупные слезы, обнял его и трижды облобызал.

Они вышли из опочивальни, прошли в большую избу, и князь Василий захлопал в ладоши.

Несколько слуг выросли перед ним, как из-под земли.

– Скажите княжне, чтобы шла потчевать медом меня и гостя дорогого… Да кликните и Якова Потаповича…

Слуги бросились исполнять приказания.

Старый князь и Воротынский сели на лавку у стола, стоявшего в переднем углу горницы.

Оба молчали. Князь с любопытством смотрел на молодого человека; последний казался смущенным и взглядывал по временам на двери, в которые должна была войти молодая хозяйка, с выражением тревожного ожидания.

Вскоре в комнату ровною, спокойною походкою вошел Яков Потапович. Окинув присутствующих беглым взглядом, он понял все происшедшее между ними и мускулы его красивого лица дрогнули.

– Хочу, вот, показать моему, быть может, будущему зятюшке молодую княжну, а ей – женишка мной избранного… Бог даст, друг другу по душе придутся!.. – сказал князь, обращаясь к Якову Потаповичу.

– Что ж, дело доброе, может, сам Господь направил князя Владимира под кров твой, князь-батюшка, чтобы устроить судьбу нашей касаточки.

Голос Якова Потаповича дрогнул.

– Спасибо на добром слове, Яков Потапович, – с непритворною благодарностью в голосе заметил Воротынский, поклонившись поясным поклоном.

Мучительная душевная боль снова отразилась на мгновение в чертах лица Якова Потаповича.

В это время в дверях появилась княжна Евпраксия в сопровождении Маши и другой сенной девушки. Княжна была бледна и шла с опущенными глазами. В ее руках был серебряный поднос с такими же чарами; две сенные девушки несли по серебряному жбану с душистым медом.

Все трое мужчин встали.

Княжна тихо подошла к отцу, сделав всем троекратный поясной поклон.

Князь Василий наклонился к своей дочери и поцеловал ее в лоб.

– Попотчуй, дочка дорогая, медком холодненьким меня, старика, Яшу, да князя Владимира Воротынского, сына моего покойного друга, которому заступил я место отца.

Княжна на минуту вскинула свои чудные глаза на Владимира. Она была смущена; она чувствовала в себе какое-то непонятное томление. Наконец, снова подняв глаза, тихо проговорила:

– Я денно и нощно молюсь за здравие князя Владимира Никитича.

Владимир невольно вздрогнул.

«Она знает мое имя… Это она ухаживала за мной во время моей болезни, это ее поцелуй горит на моих губах… И как она поглядела на меня… Она несомненно любит меня, а я…»

Он не окончил своей мысли, как снова раздался мелодичный голос княжны.

– Кушайте на здоровье!

Она подносила ему на подносе чару с душистым медом.

– За твое дорогое здоровье, княжна, – произнес он с чувством, – цвети на радость твоего отца и твоего будущего суженого – счастливца! Не обессудь меня за правдивые слова, дозволь молвить их?

Он остановился на мгновенье. Княжна молчала.

– Много гоняла меня по белу свету лиходейка-судьба, много видел я красных девушек, но такую красавицу, как ты, княжна, впервые видеть доводится. За здоровье той, что краше всех на свете, за твое здоровье, княжна Евпраксия!

Он мигом осушил свою чару.

Княжна снова вскинула на него взгляд, и яркий румянец вспыхнул на ее щеках.

– Благодарствуй, князь, на ласковом слове! Не обессудь и меня, коли не признаю я твои слова за правдивые. Какою Бог дал, такою и уродилася…

– Говорю, что на душе есть, княжна!..

По знаку старого князя сенные девушки снова наполнили чары.

Яков Потапович и Воротынский осушили их за здоровье князя Василия.

Две последние чары были выпиты за здоровье Владимира и Якова Потаповича.

Княжна удалилась в свои горницы.

Мужчины остались одни.

Князь Василий понял, что красота его дочери произвела на его гостя должное впечатление. Он видел также, что княжна не осталась равнодушною при этом неожиданном знакомстве, и чутким отцовским сердцем угадал, что в сердце его ненаглядной дочурки закралась первая любовь.

– Что ж, сватать, князь? Али не приглянулась невеста-то? – шутливо обратился он к сидевшему в задумчивой позе Владимиру, дружески потрепав его по плечу.

Тот быстро вскочил, схватил его за руку и крепко сжал ее в своих обеих руках.

– Батюшка-князь, не дразни счастьем недостижимым, не стою я такой красавицы – она под пару лишь разве самому царю…

– Наше место свято! – в страшном испуге воскликнул князь Василий. – Не накличь, молодец, беды на свою и на наши головы!..

– Прости, князь, я к слову молвил, не подумавши: последний ум отняла у меня красота твоей дочери, до того она мне полюбилася…

Старик успокоился.