– Как же так? – настал черёд удивляться Филатову, – ведь понимал комдив, что обстановка сложная. Мог бы дать распоряжение взять полный боезапас…
– Ага, счас, – огрызнулся Сергей, – за такое самоуправство его в миг бы, как паникёра к стенке поставили, в лучшем случае осудили. Нет, наш генерал исполнил приказ от корки до корки. Ни одного лишнего патрона, а тем более снаряда не было ни то что при нас, а и в обозах. Всё осталось на складах. Мало того артиллеристы, зенитчики и тыл дивизии гарнизон здесь, под Полоцком не покинули. Поэтому каждая часть осуществляла обеспечение продовольствием своими силами.
– Сдурели там все у вас что ли? – ужаснулся Иван, —это же ни в какие ворота не лезет…
– То-то и оно, что не просто пролезло, а пропёрло, – досадливо отмахнулся Бондаренко, – по приказу, во избежание провокаций со стороны немцев, запрещалось выдавать боеприпасы, кроме часовых. В общем вышли к границе с винтовками, без патронов.
– Конечно, – раздосадовано почесал затылок Филатов, – против танка с винтовкой не попрёшь…
– Пёрли, ещё как пёрли, – ошарашил своего слушателя Сергей, – всякое было. В общем двадцать первого июня мы уже стояли палаточным лагерем недалеко от границы. А утром следующего дня, едва занялась зоря, фашисты начали артподготовку. Спустя минут тридцать в лагерь ворвались мотоциклисты и автоматными и пулемётными очередями буквально изрешетили наши палатки. Я был на посту и когда ко мне пожаловали гости на мотоцикле, то, согласно – Устава, сделал предупредительный выстрел вверх. А они прут на меня, тогда я спрыгнул в окоп, прицелился в водителя и, на свою удачу, попал трассирующей пулей в бензобак. Он и взорвался, обдав воспламенившимся бензином троих фрицев. В общем сгорели они заживо. А автоматы и магазины побросали, когда пытались сбить пламя. Но и нашим досталось. Сам понимаешь, первые убитые, раненные.
– Да, представляю, – тихо проговорил Иван.
– Вряд ли. – с сомнением посмотрел Бондаренко, – ведь разрешения открыть ответный огонь так и не последовало. Нарочный доставил пакет с приказом из армии, в котором было чёрным по белому написано: «На провокацию не поддаваться, огонь не открывать!»
– Ничего себе, – округлил глаза Филатов…
– Вот тебе и ничего себе, – съязвил Сергей, – правда спустя некоторое время поступил распоряжение окопаться и занять оборону. Были выданы патроны и гранаты.
– В суматохе про меня забыли, потому что в расположении части вскоре атаковали немцы. Шли они нагло, цепью в полный рост, чуть ли не строевым шагом, поливая наших бойцов из пулемётов и автоматов. Я на всякий случай подобрал оружие и боеприпасы у убитых мною фашистов. Установил пулемёт в окопе и когда их цепи поравнялись со мной, ударил им во фланг. В общем многих положил. Атака захлебнулась. Вместе с подоспевшими сослуживцами собрали оружие, патроны. Словом, в дальнейшем нас здорово выручили трофеи.
– У меня слов нет, – продолжал сокрушаться Иван, – вот до чего доводит тупая исполнительность…
– Не совсем так, – покачал головой Бондаренко, – как раз четкая организация и исполнительность, доведённая до автоматизма, помогает немцам. Пока помогает. А у нас полнейшая сумятица и неразбериха.
– Почему?!!, – обиженно переспросил Филатов.
– Увы, у них прекрасно налажена радиосвязь, – ответил Сергей, – что позволяет организовать взаимодействие не только частей, но и родов войск. Небось обратил внимание, стоит захлебнуться немецкой атаке, как в небе появляются бомбардировщики и наносят удар по нашим позициям, следом проводится артналёт, а под его прикрытием к нашей обороне подходят танки и утюжат окопы.
– Да, именно так и происходит, – удручённо согласился Иван.
– Вот в том то и проявляется организованность немецкой военной машины, – зло констатировал Бондаренко, – а у нас что? Проводная связь? Так её диверсанты порезали в два счета в тылах, а на позициях в клочья изорвали снаряды и бомбы, намотали на гусеницы танки и уволокли. Командиров связи и нарочных перебили всевозможными способами. Небось слышал байки про охоту немецких лётчиков за одиночными бойцами, мотоциклами, машинами?
– Было дело, – подтвердил Филатов, – говорили отступающие.
– Так вот, никакие это не байки, – огорошил Сергей, – а самая что ни наесть правда. Охотятся на земле и с неба за одиночками. Немцы знают наши способы доставки приказов, потому и считают, что одиночки – это курьеры. Их в первую очередь и стараются уничтожить. Я в штабе дивизии слышал, что Павлов, командующий фронтом, в течении 22 июня несколько раз пытался довести до войск боевую задачу, но его приказы просто не доходили. Да что там говорить, комкор Борисов вынужден был с оперативной группой прибыть в район Лиды, чтобы на месте руководить войсками.
– Правда? – обескураженно переспросил Иван.
– А чего мне брехать? – парировал Бондаренко, – только с его появлением наша дивизия заняла оборону на реке Дитва. Начались тяжелейшие бои. А тем временем немцы вышли к нам в тыл. Из-за угрозы окружения было приказано отступать. Мы пошли колонной в сторону Воложина с целью выйти на Молодечно. Уже на второй день бросили в овраг аппараты и установки связи, предварительно разбив и искорёжив их. На всякий случай я подобрал наган, который валялся прямо на дороге. Немецкие самолёты не давали покоя. При их появлении приходилось разбегаться в стороны. Фашистские летчики просто ходили у нас по головам, сбрасывая не только бомбы, но и листовки с призывом сдаваться в плен.
Издевались они над нами, как хотели. Сбрасывали пустые дырявые бочки, которые выли, выворачивая на изнанку душу. Многие были на грани паники. Мы ведь ожидали, что вот-вот выйдем на новый рубеж и займём оборону. Увы, стало ясно, что немцы двигаются где-то рядом и существует реальная угроза окружения. Стало понятно, что в наших интересах двигаться не только днём, но и ночью, делая короткие привалы. К нам присоединялись разрозненные группы красноармейцев. Только немецкие самолёты, господствовавшие в небе, внесли в наши планы существенные поправки. Чтобы не попадать под авианалёты, приспособились днём отсыпаться, а идти в вечернее время, и ночами.
– Боже мой, – сочувствующе посмотрел на рассказчика Филатов, – как же вы выдержали всё?
– В том-то и дело, что не все выдержали, – огорченно развёл руками Сергей, – через двое суток изнурительного марша наша колонна начала таять на глазах. Кто-то погиб, кого-то ранило, а кто-то ушел сдаваться в плен…
– Как это в плен, – возмущённо сжал кулаки Иван.
– А очень даже просто, – бессильно склонил голову Бондаренко, – сам посуди. У многих из нас есть свои чёрные пятна в судьбе. У кого-то родственники раскулачены, у кого-то близкие арестованы за опоздание на работу или за другие провинности, а у кого-то вообще оказались врагами народа. Вот люди и замкнулся в себе от страха. А тут такое. Боеприпасов нет, не то, что пищи, воды нормальной вдоволь не всегда имелось. Полное ощущение, что ты брошен, уже вычеркнут из этой жизни и нет никому дела до тебя.
А немцы в листовках зовут в плен. И многим кажется, что плен – это конец всем невзгодам. Вот и идут сдаваться.
– Темнота, – сокрушённо покачал головой Филатов, – кто же за дарма кормить станет. Наверняка заставят вкалывать от зори до зори…
– Ещё как заставят. Гитлер, где насильно, а где добровольно объединил всю Европу и бросил против нас. В армию выгреб всех работоспособных. А на их место кого-то надо ставить? Вот этих придурков туда и направят. В общем куда ни кинь, всюду клин. Нет, я твёрдо убеждён сейчас главное организоваться. И коль не под силу остановить немца, нужно огрызаться, чтобы сбить с них спесь. А там глядишь наши соберутся с силами, тогда и ударим так, что эта самая гитлеровская Европа рассыплется на клочки и заткнётся на долго. В общем я решил бить их столько, сколько сил моих хватит.
– А как же иначе? – удивленно развёл руками Иван, – если драпать без оглядки, этак всю страну профукать можно, как это с той же Европой произошло.
Сзади послышался топот. Оглянувшись, увидели, что им на смену приближается не меньше батальона красноармейцев.
По окопу передали чтобы подвижный отряд выходил в тыл.
Справка: В июне 1941 17 стрелковая дивизия дислоцировалась в районе Полоцка. По довоенному плану прикрытия [1] 21-й стрелковый корпус, в состав которого включалась дивизия, должен был к концу 15-го дня мобилизации выдвинуться в район восточнее Гродно и составить второй эшелон 3-й армии. 17 июня 1941 года дивизия начала переброску в Лиду. 22 июня находилась в районе Юратишки, в 50 километрах к востоку-северо-востоку от Лиды. Тыловые части дивизии остались в Полоцке, вследствие чего дивизия была плохо обеспечена:
23 июня 1941 года дивизия получила приказ на наступление в направлении на Радунь и Варену. 24 июня 1941 года, выступающий в авангарде 55-й стрелковый полк обнаружил, что Радунь уже занята противником, и из неё выдвигаются передовые части противника. 55-й стрелковый полк окопался в 10 километрах южнее Радуни, и в течение дня отбивал атаки противника, но вечером по приказу командира дивизии, отошёл за Дитву. На 25 июня 1941 года дивизия занимала рубеж обороны по берегу Дитвы на участке от Солишек в 25 километрах северо-западнее Лиды и до Белогрудцев в 10 километрах юго-западнее Лиды [2]. С 27 июня 1941 года дивизия отходит по направлению Новогрудок – Минск и по-видимому полностью погибла в окружении в Белоруссии.
19 сентября 1941 года расформирована.
(17-я стрелковая дивизия (1-го формирования) – Википедия. https://ru.wikipedia.org/wiki/17-я_стрелковая_дивизия_(1-го_формирования)
Июль 2017.
Журнал боевых действий 390 ГАП
https://pamyat-naroda.ru/
Глава 9. Новый порядок
Оперативная сводка за 6 июля 1941 года.
Утреннее сообщение 6 июля.
В течение ночи на 6 июля продолжались упорные бои на Островском, Полоцком, Борисовском и Новоград-Волынском направлениях и на Бессарабском участке фронта.
На Полоцком направлении наши войска отбили все атаки противника, прочно удерживая рубеж р. Зап. Двина. В боях на подступах к реке остались тысячи немецких трупов, много подбитых танков и самолётов. Значительная часть наступавших нашла себе могилу на дне реки.
(http://great-victory.ru/)
Лёха Полюхович, из деревни Латышки, что расположилась на живописном берегу реки Ушача, отправился на утреннюю зорьку порыбачить. Погода выдалась пасмурная, тихая. Рассчитывая на богатый улов, мальчуган с вечера накопал червей, приготовил снасти. А утром, с первыми петухами пустился в припрыжку к своему излюбленному месту, где в тихой, широкой заводи, поросшей кувшинками, имелись достаточно большие окна, позволяющие забрасывать крючок с наживкой. Там в глубине, нагуливала жир к зиме крупная плотва, которую так обожал выуживать мальчишка.
Клёв был превосходный. Алексей с замиранием сердца подсекал и выводил крупных, по его меркам, рыбок к берегу, хватал за жабры и сняв с крючка, вешал на кукан. Он так увлёкся, что и не заметил, как трое немецких разведчиков, словно тени, переправились на резиновой лодке с противоположной стороны. Белую рубашку парнишки они заметили сразу, поэтому перебрались за поворотом русла, так, чтобы их не заметил, ставший помехой юный рыбак. Здоровенный рыжий детина, ступавший удивительно тихо, подкрался к увлёкшемуся пацану и зажав рот, свернул шею, как цыплёнку. Мальчишка разом обмяк. Фашист играючи бросил тельце в кусты и замаскировал ветками. Изломав ореховые удилища, бросил на стремнину. Улов вынул из воды и забросил подальше от берега. Немецкие разведчики свидетелей своего пребывания в живых, как правило, не оставляли.
Бесшумно, сливаясь с кустарником, благодаря маскировочным костюмам, фашисты гуськом проследовали в сторону деревни. Они не заметили хорошо укрытый от посторонних глаз ДОТ. Понаблюдав некоторое время за окрестностями, немцы пришли к выводу, что советских частей в округе нет. Воспрянув духом, солдаты, не таясь вошли в селение. Подойдя к ближайшему дому, сунули под стреху зажигалку, и крыша вспыхнула ярким пламенем. Тем самым, разведчики подали сигнал своим, что путь свободен. А тем временем, крестьяне подожжённой избы с воплем: «Горим, люди добрые рятуйте!!!», выскочили на улицу. Женщина и малые ребятишки мал мала меньше. Последним выбежал хозяин с охапкой нехитрых пожитков.
Дело было к полудню. По сигналу своих разведчиков в деревню вступила немецкая пехота с поддерживающей артиллерией.
Командовал передовым отрядом офицер. По его распоряжению всех жителей согнали за околицу, окружив со всех сторон плотным кольцом. Из толпы сельчан выдернули всех мужиков призывного возраста. Таковых набралось двадцать восемь человек. Хмуро пройдя вдоль выстроенных крестьян, офицер махнул в сторону реки и скомандовал: