В тени дождя

– Я думаю, что для тебя так все и будет. Невозможно вечно страдать или быть счастливым, иначе просто не с чем будет сравнивать. Счастье с горем потеряют свои цвета, а тогда какой в них вообще смысл, если нельзя определить разницу?

– И снова мы вернулись к философии.

В комнате воцарилась тишина. Слабый свет с улицы стелился по полу серебристым ковром, а ледяной ветер, ударяясь об окно, продолжал скользить вдоль дома. Я стоял возле окна и смотрел на огромную луну, висевшую над городом.

– Что-то давно не было дождя, – задумчиво сказал я.

– Скоро его будет так много, что, скорее всего, придется путешествовать по улицам на лодках! – воскликнул старик и рассмеялся.

– Ну конечно! Ты еще скажи, что кто-то будет летать на воздушных шарах, чтобы добраться до работы.

– Вполне возможно. Почему нет? Зря ты настроен столь категорично. По-моему, ты вообще перестал верить во что-либо, кроме того, что вынужден делать. Я обещаю: завтра пойдет дождь! Ты мне веришь?

– Тебе верю, а вот дождю не очень.

– Ничего. Завтра поймешь, что я был прав. Кстати, ты придешь в среду?

– В эту среду?

– Именно так. Потому что я не знаю, когда мы сможем встретиться в следующий раз, да и встретимся ли вообще.

– Ты же сам говоришь, что для этого нужно просто верить.

– Наконец-то ты понял.

Я прекрасно знал, что он сейчас улыбается, так как смог донести до меня то, что для него было так же просто, как факт прихода весны после долгой зимы. Я услышал шорох и обернулся: старик встал с кровати и подошел к столу. Что он пытается найти в такой темноте? Хотя он, конечно, знает каждый сантиметр своей квартиры, и ему не нужен свет лампы, чтобы найти необходимое.

Я вновь посмотрел на небо. Одна из звезд оторвалась от небосклона и стремительно падала вниз, чтобы через несколько мгновений потухнуть и исчезнуть навсегда. Загадывать мне было нечего, поэтому я просто проводил ее взглядом. Старик подошел ко мне и положил руку на плечо.

– Тебе пора идти. Я буду ждать тебя в среду. – Зная, что конец близок, он не хотел, чтобы я был здесь в этот момент.

– Я обязательно приду, не волнуйся.

Перед уходом я успел увидеть, как он засунул в карман своего халата запечатанный конверт и снова лег в кровать.

– До встречи, мой друг.

– Прощай, Жан-Луи.

Переплетение судеб

Как только автомобиль остановился у черного входа, из дверей больницы выскочили двое санитаров. Одетые с ног до головы в белую форму, они были почти неотличимы друг от друга. Четко зная свое дело, мужчины подбежали к машине, достали носилки с телом Жан-Луи и вновь скрылись в здании. Я попрощался с бригадой скорой помощи и покинул теплый салон. Стоило двери захлопнуться, как двигатель тут же взревел и умчал машину по следующему вызову. Воспользовавшись моментом, я решил немного подышать свежим воздухом. Вот и рассвет. Яркое солнце только-только начинало подниматься из-за горизонта, заливая огненными красками небо. Я достал из кармана пачку сигарет и закурил. Немного переведу дыхание и примусь за дело. Осень сегодня ощущалась как-то по-особенному. Ветер пробирал насквозь, а вся территория больницы была усыпана золотыми и бордовыми листьями, пропитавшимися ночной влагой. Деревья скинули с себя летние одеяния, и только у некоторых из них на самой макушке болталось несколько листков, все еще сопротивлявшихся безудержному ходу времени.

Почему так рано и быстро лето решило умереть, уступив дорогу осени? Это очень обидно, но тут уж ничего не поделаешь. Затягиваясь в очередной раз, я прислушался к размеренному треску прогорающей в руке сигареты, поднял голову и тонкой струйкой выпустил дым из легких. Снова вскрытие. Пусть я и узнал о Жан-Луи только сегодня утром и большую часть – из дневника, но в этот раз определенно будет намного труднее, поскольку Жан-Луи больше не был для меня рядовым пациентом, чье имя я мог прочитать в карте.

Сейчас, держа в руках скальпель и стоя возле остывающего тела, я буду представлять, каким он был раньше. Представлю, как он читал стихотворение Майклу и Антонио, как сожалел о том, что навсегда предстоит расстаться со своей дочерью. Разрезая плоть, я буду видеть его глаза. Именно те глаза, что взглянули на меня за секунду до смерти.

Выкинув бычок в стоящую рядом урну, я еще раз огляделся вокруг, глубоко втянул носом осенний воздух и зашел в больницу. Миновав узкий коридор, я очутился в главном холле, где, как всегда, за стойкой сидела дежурная медсестра. Сегодня это была дама пятидесяти лет по имени Фрок Кёллер. Вероятно, я покажусь грубым, но не могу не отметить, что она была настолько большой, что каждый раз, когда ее видел, я удивлялся, почему стул до сих пор не развалился на части. Давно я не встречал людей, которым так не подходило их имя. Дело в том, что «фрок» означает «маленькая леди», и это звучит как насмешка над медсестрой. И конечно же, многие в больнице называли ее просто Лягушкой, считая, что именно так переводится ее имя с английского языка, хотя она была чистокровной немкой.

– Доброе утро, фрау Кёллер, – поприветствовал ее я. – Не правда ли, сегодня чудесное утро?

Она оторвалась от газеты и посмотрела на меня с нескрываемым презрением. Ее очки расположились на самом кончике носа, а губы были накрашены слишком яркой красной помадой.

– Неправда, – ответила она и снова вернулась к изучению статьи на второй полосе.

– Почему? – не унимался я. – У вас все в порядке? Может быть, вам нужна моя помощь?

С невозмутимым видом она положила газету на стол, сняла очки с орлиного носа и встала со стула. Наши лица оказались совсем рядом, отчего у меня промелькнула мысль, что не стоило вообще с ней разговаривать.

– Доктор Брис, давайте вы отстанете от меня со своими идиотскими вопросами и спокойно пойдете туда, куда шли? Если же вам тоскливо и не с кем поговорить, то в морге полно трупов, которым не хватает приятных собеседников.

– Хорошего дня, будьте аккуратны со стулом, – сказал я, улыбнувшись настолько искренне, насколько мог себе позволить.

Она не сдвинулась с места и провожала меня взглядом до тех пор, пока я не завернул за угол. Все-таки она действительно скорее напоминает лягушку, чем маленькую леди. Когда я понял, что нахожусь вне досягаемости ее сурового взгляда, то почувствовал облегчение – жаль, ненадолго.

– Доктор Брис! – раздался из-за спины громкий голос главврача Энрике Морано.

Что мне сегодня так везет на такие встречи? Он наверняка уже был в курсе того, что я вызвал машину за телом, так как в маленькой больнице новости разносятся быстрее, чем в женском общежитии. Однако я почти уверен, что даже при таких обстоятельствах его нисколько не удовлетворяет факт моего опоздания.

– Я слышал о том, что чуть более часа назад вы вызвали машину. Только ответьте мне на один вопрос: почему вы сами не поехали в больницу, а решили ее дожидаться? Я ведь просил вас приехать к пяти часам.

– Дело в том, что умер мой сосед – Жан-Луи. Поэтому его племянница…

– Жан-Луи? – удивился Морано. – Это огромная потеря для всех нас.

– Вы были с ним знакомы?

– Да, в какой-то мере мы действительно были знакомы. Его знает практически весь город. Ладно. – Морано несколько раз постучал по полу лакированными ботинками. – Проведите вскрытие, отдохните пару часов, а затем заступайте на дежурство.

Он похлопал меня по плечу и пошел дальше по коридору. Удивительный человек. То он кажется сволочью, то совсем наоборот. Именно благодаря его приглашению я приехал работать сюда. Помню, как обнаружил на пороге родительского дома запечатанный конверт, на котором в строке отправителя был указан только адрес больницы. Не имея ни малейшего представления о содержимом, я сразу же вскрыл конверт и извлек из него аккуратно сложенный пополам плотный лист бумаги. Ознакомившись с текстом, я был сильно удивлен, так как никогда прежде не слышал ни о Морано, ни о ком-либо из других сотрудников больницы. Поначалу я даже не воспринял приглашение всерьез, но затем, все хорошенько обдумав, решил рискнуть, ведь зарплату предлагали на порядок выше, чем я получал в родном городе. Когда я впервые оказался в кабинете Морано, то увидел его сидящим в большом кожаном кресле за дубовым лакированным столом. Его халат висел на вешалке, а сам он был одет в строгий темно-синий костюм в полоску. Мое появление заставило Морано отвлечься от бумаг: «Вы по какому вопросу, молодой человек?» Когда я представился и сказал, что приехал на собеседование, Морано смерил меня взглядом, подозрительно хмыкнул и откинулся на спинку кресла. На протяжении всего нашего разговора он ритмично стучал пальцами по столу, чем меня, конечно, нервировал, но я старался не подавать виду. До последнего момента у меня не было никаких предположений относительно того, какое решение примет Морано. И если бы он, поблагодарив меня за приезд, сказал, что больница не нуждается в новых врачах, я бы ни капельки не удивился. Но вместо этого он улыбнулся и коротко сказал: «Вы приняты».

Поддавшись воспоминаниям, я не заметил, как добрался до раздевалки для врачей. Здесь, как обычно, никого не было. Из двух лампочек горела только одна, и поэтому в помещении царил полумрак. Не позволяя себе ни на что отвлекаться, я быстро переоделся и пошел в морг. Светлый первый этаж больницы от мрачного морга отделяли только два лестничных пролета. С каждой ступенькой становилось все холоднее и все сильнее чувствовалась безысходность, скрываемая за толстыми кирпичными стенами. Я ощутил, как на лбу у меня выступил холодный пот, а по телу пробежала легкая дрожь. Раньше со мной никогда такого не было.

Добравшись до цели, я открыл дверь, и в лицо ударила волна холода с запахом формалина. Рука начала искать выключатель, но это было лишним, поскольку санитары оставили свет включенным. Это не сразу дошло до меня, поскольку мне определенно становилось хуже. Мир казался нереальным, а я был единственным зрителем в огромном пустом зале. И вот я стою на пороге морга. Представшая передо мной картина поразила меня до глубины души. Я увидел ровно то, что видел вчера. В помещении лежало три тела – старика Жан-Луи, Чарльза Берингема, которого здесь не должно было быть, и молодой девушки.

– Что за чертовщина? Как это возможно? – спросил я неизвестно у кого и зажмурился.

Мне нужно было успокоиться и унять дрожь: «Все хорошо, все в порядке. Мне только показалось».

Я открыл глаза и увидел, что возле тела Чарльза стоит врач, который вскрывает его грудную клетку. Я застыл на месте, не имея возможности пошевелиться. Дыхание участилось, а сердце колотилось так сильно, что казалось, будто оно сейчас вырвется из груди и упадет на холодный кафельный пол, чтобы сделать еще несколько ударов и превратиться в прах. Не знаю, как долго я простоял неподвижно, но в какой-то момент врач обернулся, и я увидел самого себя. Да! Я увидел себя, проводящего вскрытие Чарльза Берингема день назад.

Вчера все было точно так же, и тело Жан-Луи находилось в морге, но я не знал, кто он, поэтому не обратил на него ни малейшего внимания. Если бы я только знал, если бы я мог вернуться назад. Вчера я видел часть будущего, а сейчас передо мной возникло прошлое. Но девушка… Кто она? Ее лицо было скрыто волосами.

Я стоял и смотрел в глаза самому себе. Все замерло. На долю секунды мне показалось, что времени больше нет – оно просто исчезло.

Чарльз Берингем, преодолевая трупное окоченение, повернул ко мне голову и произнес: «Что с тобой, Саймон? Ты побледнел».

Что со мной? Я закрыл руками уши и съехал по стене на пол. Гул нарастал. С большим трудом мне удалось слегка приподнять голову, чтобы посмотреть на происходящее. В глазах поплыло, и все, что я смог увидеть, – это улыбающееся лицо мертвого Чарльза, который и не думал отворачиваться. Я отключился.