Даже находясь без сознания, я ощущал дрожь в теле и знал, что Чарльз продолжает смотреть на меня. Это невозможно, но я действительно все это чувствовал.
– Саймон, Саймон, очнись, – раздался голос где-то рядом со мной.
Я открыл глаза. Передо мной на корточках, держа в руках нашатырный спирт, сидел Владимир Волков.
– Саймон, ты меня слышишь?
– Да, – с большим трудом удалось мне произнести. – Помоги мне сесть.
– Давай, я лучше помогу тебе добраться наверх, а там уже ляжешь на диван.
Легким движением он поднял меня с пола и потащил к выходу. Я пытался помочь ему, но ноги не слушались. С большим трудом мы все-таки преодолели лестницу и медленно пошли по коридору.
– Доброе утро, доктор Брис! Не правда ли, сегодня чудесное утро? – услышал я голос и смех Фрок Кёллер.
– Заткнись, жаба, – грозно ответил ей Волков.
– Что? Да как вы смеете?
– Я не буду повторять три раза, чтобы ты поняла. Поэтому лучше услышь меня сейчас. Заткни свою пасть и читай газету!
Не знаю, что было потом, но мне показалось, будто бы она вскочила со своего места и куда-то побежала. Возможно, к Морано, чтобы пожаловаться на поведение Волкова. Я даже не мог поднять голову, чтобы посмотреть, где мы. Волков дотащил меня до какого-то дивана, и я упал как мешок с мукой.
– Что с тобой случилось-то, Саймон? Крови испугался? – спросил Волков, подкладывая мне под голову подушку.
– Я… нет. Я… я видел Чарли, – речь путалась, хотя в голове звучала более убедительно.
– Спасибо, все понятно. Очень доходчиво объяснил. Сейчас тебе надо поспать, а я все сделаю. Я слышал о Жан-Луи, так что не волнуйся. Вскрытие проведу в лучшем виде.
Он осмотрел меня и сделал какой-то укол. Я все еще не мог прийти в себя и собраться с мыслями. Чувство полного истощения не отступало, а, наоборот, поглощало все больше и больше. Но даже при этом раскладе спать не хотелось. Я чувствовал себя будто одноклеточное, барахтающееся в жидкости. Еще несколько минут Владимир побыл со мной, а затем громко позвал медсестру, но та не отозвалась.
– Вот скотина твердокостная, – вздохнув, произнес он и ушел.
Постепенно я погрузился в легкую дремоту, напоминавшую ощущение, когда находишься под водой с закрытыми глазами. Контролировать себя не получалось, меня окружали непонятные звуки, а в кабинете было настолько душно, что казалось: еще секунда, и я сварюсь. Когда я в детстве не мог уснуть, мама сидела рядом до самого утра и рассказывала невероятные истории о путешествиях по сказочным землям. У меня была одна любимая сказка о том, как мальчик вместе со своей сестрой отправился в таинственный мир под кроватью, чтобы побороть свои страхи. Эта сказка придавала мне сил, и я до сих пор частенько вспоминаю ее. Автора книги звали… Жан-Луи.
Я вскочил с дивана как ни в чем не бывало. Тело было полностью подвластно разуму, гул и слабость прошли. Неужели автор моей любимой детской книги жил совсем рядом, а я не знал этого? Неужели именно он умер сегодня ночью и я не смог его спасти?
Я выскочил из кабинета и быстрым шагом направился к моргу. Фрок Кёллер на посту не было – видимо, она так сюда и не вернулась. На больших круглых часах, висевших над местом дежурной медсестры, было восемь тридцать пять утра.
На момент моего появления Волков уже закончил вскрытие и мыл руки. В морге было только одно тело – Жан-Луи. Увидев меня, Владимир улыбнулся.
– Привет, соня. Как себя чувствуешь?
– Намного лучше, спасибо. А здесь больше никого не было? – осторожно спросил я.
– В каком смысле? Кого ты еще ожидал увидеть? – Он удивленно обвел взглядом пустое помещение.
– Я имею в виду тело. Кроме Жан-Луи больше никого?
– К счастью, никого. А почему ты спрашиваешь?
– Если я тебе скажу, ты посчитаешь, что я псих.
– Прекрати. Врачам можно доверять.
– Когда я сегодня зашел в морг, то увидел три тела: Жан-Луи, Чарльза Берингема, вскрытие которого я проводил вчера, и молодой девушки. Потом мне показалось, будто бы я вижу самого себя и что Чарльз говорит со мной.
Вытирая руки, Волков очень внимательно слушал мой бред. Не говоря ни слова, он отбросил полотенце, подошел ко мне и взял за запястье, чтобы измерить пульс.
– Ты сегодня таблетки какие-нибудь принимал?
– Да, обезболивающие. Очень сильно болела голова.
– Наверняка принял не одну таблетку, а потом еще и выпил. Просто от тебя несет, как от бутылки виски.
Он был прав. Странно, что Морано и Кёллер ничего не почувствовали. Хотя, как я слышал, у Морано были большие проблемы с обонянием.
– До этого я спал несколько часов, а вечером напился так, что ничего не помню.
– И после этого ты удивляешься, почему тебе стало так плохо?
– Но это было настолько реально!
– Не сомневаюсь. Давай тут все закончим и пойдем выпьем чаю или кофе, – сказал Волков и подошел к маленькому письменному столу.
– Так что показало вскрытие?
Он оглянулся и покачал головой.
– Здесь и без вскрытия все было понятно. Он был стар, Саймон. Его время пришло.
Пока Волков заполнял заключение о смерти, я подошел к телу Жан-Луи и приподнял простыню, которой он был накрыт. Его лицо казалось более молодым, чем несколько часов назад. Часть морщин разгладилась, а губы расплылись в довольной улыбке. В такие мгновения может показаться, что смерть не так уж и страшна, но, к сожалению, нельзя говорить об этом наверняка.
– Знаешь, я понял, что вырос на его книгах, – обратился я к Волкову. – Пока пытался уснуть, вспомнил одну из сказок, которые читала мне мама. Ее автором был Жан-Луи. Почему я раньше этого не знал? Почему я не понял этого, когда Антонио рассказывал мне о старике?
– Такое бывает достаточно часто: вроде бы все очевидно, но ты не замечаешь или не хочешь замечать. – Волков отложил в сторону бумаги. – Я закончил. Пойдем наверх, у меня есть отличный чай.
– Действительно отличный?
– Понятия не имею, но так говорят.
– А как тебе кажется?
– Я не пью чай, – со смехом сказал Владимир. – Предпочитаю что-нибудь покрепче.
Когда мы оказались на первом этаже больницы, мимо тяжелой походкой проследовала Фрок. Она даже не обратила на нас внимания. Жаль, но порой в жизни встречаются такие люди, как она, и особенно это неприятно, если работают они в больницах. Нельзя сказать, что конкретно делает их столь злобными и черствыми. Вполне вероятно, что это вовсе не их вина. У меня была одна подруга детства – прекрасная, добрая девочка. В школе над ней многие издевались из-за ее бедной семьи. Я защищал ее как мог, но это не помогло. Сейчас она работает в полиции в нашем родном городе, и все его жители уверены, что более злобную тварь трудно найти. Только дело в том, что они сами виноваты в том, кем она стала. Вся ответственность лежит на тех, кого в обществе принято считать хорошими людьми. Может быть, у фрау Кёллер точно такая же история.
– Владимир, задержитесь на секунду! – раздался голос Морано.