Встань и иди

БМП выстроились в колонну, и стальная пружина батальона приготовилась к броску в неизвестность. Часы отсчитывали последние мирные минуты. «Пан или пропал!» – подумал Шарипов. Внутри было нехорошо – до тошноты. Был ли это страх, или предстартовое напряжение, он сообразить не мог. И не только он. Чтобы снять напряжение, «кагебисты» достали бутылку водки, разлили по кружкам. Плеснули и Шарипову. Он махнул рукой механику-водителю первой БМП:

– Иди сюда.

Солдат подбежал.

– До армии водку пил?

– Приходилось.

Шарипов протянул солдату кружку:

– Давай.

Тот нюхнул содержимое и удивленно уставился на офицера:

– Это же водка!

– Пей, давай!

Солдат одним махом опрокинул содержимое в рот и, поблагодарив, пустился бегом к машине.

Шарипов сел на место механика-водителя второй БМП. И не потому, что не доверял подчиненному, а сознавал, что как мастер вождения, лучше справиться с машиной в боевой обстановке.

* * *

В этот день Хафизула Амин праздновал новоселье и должен был выступить по телевидению, рассказать о долгожданном вводе советских войск. Для этого были приглашены высшие военные чины и руководители политорганов. Белый дворец сверкал огнями хрустальных люстр. На улице, перед входом, в огромных глиняных чашах благоухали живые цветы. К дворцу, кроме серпантина, вела прямая пешеходная лестница шириной метра полтора. По ней неспешно поднимались многочисленные гости, любуясь прекрасным видом, открывавшимся с холма.

Амину нравились новые апартаменты, утопавшие в роскоши ковров, великолепие мраморных статуй. Он стоял возле окна и наблюдал за тем, как занимаются переодетые в афганскую форму зенитчики взвода «Шилок», даже не подозревая о том, что советские солдаты так старательно готовятся не защищать, а убить его. И не только они.

Обед был в самом разгаре, как вдруг гости, а затем и сам Амин, почувствовали недомогание. Он ушел к себе в спальню, гости расползлись по всему зданию. Джандад начал срочно вызывать во дворец советских врачей.

Полковник-терапевт Виктор Кузнеченков и хирург Анатолий Алексеев в два часа подъехали к внешнему посту охраны. Их тут же провели в здание. В вестибюле, на коврах, устилавших лестницу, сидели и лежали люди, корчась от боли. Офицеры начали оказывать им первую помощь, но подбежал афганский медик подполковник Велоят и крикнул:

– Бросьте их. Амин умирает!

Хафизула лежал в своей спальне, раздетый до трусов, в состоянии комы: челюсть безжизненно отвисла, глаза закатились. Кузнеченков взял запястье руки: пульс еле-еле прощупывался.

– Принесите капельницы, физраствор панангина, – распорядился он.

Абсолютно не подозревая, что срывают так хорошо начавшуюся операцию спецслужб по ликвидации Амина, врачи начали спасать его жизнь: вставили на место челюсть, восстановили дыхание, отнесли в ванную и промыли желудок, поставили капельницы, и в вены обеих рук медленно потекла живительная влага. До шести вечера они боролись за жизнь Амина и их завидное упорство увенчалось успехом. Амин открыл глаза. Осознав, что его спасают советские врачи, тихо прошептал:

– Спасибо, шурави!

Но их упорство проклинали организаторы операции, похоронив надежду, что сработает «внутренний план» и необходимость штурма отпадет сама собой.

В 19 часов 15 минут группа Сахатова начала выдвигаться к закопанным танкам. Проезжая через расположение третьего батальона, Сахатов увидел, что в нем объявлена боевая тревога. Личный состав получал оружие и боеприпасы. В центре плаца стояли комбат и его заместители. Мгновенно оценив обстановку, он принял решение захватить командование батальона. Автомобиль с нашими разведчиками остановился возле афганских офицеров, и через считанные секунды они уже лежали в кузове. ГАЗ-66 рванул вперед. Солдаты батальона даже не поняли, что произошло. Но потом открыли огонь вслед удаляющейся машине. Из-за пыли, которая скрывала грузовик, он оказался неэффективным. Сахатов же, проехав метров двести, остановил автомобиль и скомандовал:

– К машине! Огонь по атакующим!

Оставшись без управления, солдаты бежали толпой и представляли собой прекрасную мишень. Два пулемета и восемь автоматов спецназовцев оставили на поле боя убитых и раненых. Снайперы тем временем сняли часовых у танков.

Услышав стрельбу в расположении третьего батальона, Колесник дал команду на начало операции. В небо зловеще взвились две красные ракеты – сигнал к началу штурма. Тут же ударили по Тадж-Беку «Шилки». Огненные трассы крошили стены, стальным вихрем врывались через окна внутрь помещений. Крики раненых, звон разбитых стекол, визг рикошетирующих снарядов – все слилось в какофонию боя. Погас свет. Кто-то из охраны схватился за оружие, кто-то бросился к телефону.

Услышав стрельбу, Амин приказал Джандаду:

– Позвони, сообщи советским о нападении моджахедов на дворец!

– Стреляют советские зенитчики, – сказал обреченно Джандад. Он давно уже догадывался, зачем приехали советские десантники.

Амин схватил пепельницу и, что было сил, со злостью швырнул ее в Джандада, крикнув:

– Врешь! Этого не может быть! Только что советские врачи вытащили меня с того света не для того, чтобы застрелил советский солдат!

Он схватил трубку телефона прямой связи с начальником Генштаба Якубом, но телефон устрашающе молчал. Амин сник, осознав, что ему не простили в Москве убийство Тараки. И вот сейчас, когда он взобрался на самую вершину власти в стране, его хотят убить те, на кого он возлагал самые радужные надежды. И убить также безжалостно, как он уничтожал своих противников, уверовав в свою правоту и непогрешимость. Амин встал, снял со штативов флаконы и вышел в коридор, держа их в руках.

После начала штурма врачи Кузнеченков и Алексеев спрятались за стойкой бара. И вдруг в отблесках огня Алексеев увидел Амина, босого, в белых трусах и майке, несущего перед собой, словно две гранаты, флаконы с физраствором. Он выбежал из укрытия, выдернул иглы из вен, прикрыл пальцами отверстия, чтобы не сочилась кровь, и посадил Амина у стойки бара. Амин безвольно прислонился к ней и вдруг встрепенулся. В грохоте боя он услышал детский плач. Из боковой комнаты вышел его пятилетний сынишка, размазывая кулачками слезы. Увидев отца, он бросился к нему, ища защиты, обнял за колени и прижался, дрожа всем своим маленьким тельцем от испуга. Амин прижал к себе слабыми руками детскую головку и с надеждой посмотрел на советских врачей, которые спасли ему жизнь и сейчас тоже отведут от него беду.

Но оба врача уже поняли, что сами стали жертвами чужой безжалостной игры. Алексеев шепнул напарнику:

– Нам нельзя находиться рядом с Амином.

Они прошли в коридор, и в этот момент раздался взрыв. Их отбросило к двери конференц-зала. Она распахнулась, и офицеры юркнули в кажущуюся спасительной темноту. Сквозь разбитые окна в помещение врывалась какофония боя. Кузнеченков стал в простенке слева от окна, Алексеев – справа. И этот узкий простенок разделил их судьбы. Кузнеченков тихо ойкнул и сполз на паркетный пол. Осколок попал под левую лопатку, пропорол сердце, и оно сразу остановилось…

Две «Шилки» открыли огонь по расположению танкового батальона, не подпуская личный состав к танкам. Расчеты АГС-17 стреляли по расположению второго батальона, не позволяя солдатам покинуть казармы. Вторая и третья роты «мусбата» и рота десантников на броне выдвинулись для блокирования батальонов бригады охраны, а БМП первой роты с группами спецназа КГБ устремились к дворцу. Головная машина с ходу разнесла в щепки полосатое бревно шлагбаума и на бешеной скорости пронеслась мимо застывших монументами танков президентской охраны. Выскочивший на шум из «караулки» афганец погиб, так и не поняв, что произошло.

А там, где на вершине холма темнел монолит Тадж-Бека, под огненным ливнем «Шилок» металась застигнутая врасплох охрана дворца. В темноте декабрьского вечера афганцы еще не видели атакующих, но уже отчетливо был слышен надсадный рев приближающихся боевых машин…

У Шарипова пропала связь с командным пунктом, и он шел на дворец, словно в одиночестве… Все пять машин на ходу стали бить по окнам из пушек и пулеметов. При въезде на площадку перед дворцом первая БМП зацепила край стены и… заглохла! С парапета по ней в упор стреляли охранники, пули градом стучали по машине, а механик никак передачу включить не может! «Неужели от ста граммов так развезло, что ничего не соображает… Не хватает только гранатометчиков, – зло подумал Шарипов, – по одному на БМП», скомандовал:

– К машине!

«Альфовцы» быстро выскочили наружу, но огонь был такой плотный, что из-за брони не высунуться!

Наконец, БМП завелась, сдала чуть назад и выскочила к дворцу. «Альфовцы» – за ней следом выбежали на площадку. Но к зданию сразу пробиться не удалось. Снаряды «Шилки» летели снизу над самой головой. Один пробил борт БМП, оторвал пятку командиру взвода Абдуллаеву. Когда он попытался выбраться через верхний люк, две афганские пули пробили руку. И все же взводный, истекая кровью, продолжал командовать! Пришлось посылать гонца, чтобы зенитчики стрелять прекратили.

Шарипов пытался по радиостанции вызвать комбата – никакого ответа… Вдруг шнур от радиостанции натянулся, и его развернуло. Он повернулся, чтобы отругать радиста за бестолковость, а тот уже безжизненно на землю повалился. Боковым зрением Шарипов заметил – в арыке афганец прячется. В память почему-то врезалось: у него на руке часы с рубиново-красным циферблатом. Дал по нему очередь… Вроде попал, а афганец… подпрыгивает. Еще очередь – подпрыгивает. Понял, что это пули тело прошивают и от бетона рикошетом тело подбрасывают… Только повернулся в другую сторону, мимо БМП еще один афганец с пистолетом в руке бежит. Он и его из автомата свалил. Пистолет подобрал, зачем-то Бояринову из «Альфы» показал.

– Ну, бери, – сказал тот. – Твой трофей…

Штурмовая группа Шарипова сумела-таки рассредоточиться вокруг здания. БМП вели непрерывный огонь. Бойцы «Альфа» ринулась внутрь.

Спецназовцы рванули за ними! Забыли начисто о своей задаче: никого из здания не выпускать. Если б Амин в тот момент через окошко выпрыгнул, запросто бы ушел! Шарипов побежал за подчиненными, крикнул:

– Стой, назад!

Возле самого здания его вдруг ударило, словно кирпичом, по левому бедру. Сразу и не понял, что ранен. Увидел – у входа убитый Бояринов лежит. Забрало шлема поднято, пуля в лицо попала.

Шарипов кое-как к своей БМП доковылял, вколол в бедро промедол.