Встань и иди

Устинов сидел на своем обычном месте, радостно оживленный. Справа от него расположились Соколов, Епишев, Ахромеев, помощники Илларионов и Турунов. Левая сторона предназначалась для Генштаба. Чтобы создать видимость равновесия, Огарков сел несколько поодаль от министра. Варенников сел через стул от начальника Генштаба. В кабинете было душно, поэтому Устинов добродушно сказал:

– Если кому жарко, можете раздеться.

Все сняли кители, повесили их на спинки стульев. Устинов начал описывать обстановку в Афганистане, а затем перешел к вопросу о назначении командующего войсками Прибалтийского военного округа генерала армии Майорова главным военным советником в Афганистан.

– Нам необходимо определить, – сказал он, – будет ли ему подчиняться только советнический аппарат, или и 40-я армия, которая стала гарнизонами в крупных городах. Есть два мнения. Первое: он должен заниматься только нашими военными советниками и специалистами, оказывая помощь в строительстве национальных вооруженных сил Афганистана. Второе мнение – главному военному советнику предоставить право отдавать распоряжения и 40-й армии. И в связи с этим назначить его на должность первого заместителя главнокомандующего сухопутными войсками. Прошу высказываться. Начнем с вас, Сергей Леонидович.

Маршал Соколов только что вернулся в Москву из Термеза для доклада о вводе войск в Афганистан.

– Я считаю, что нет никакой необходимости назначать Майорова заместителем главнокомандующего сухопутными войсками, – решительно сказал он. – Главный военный советник должен заниматься своим делом. 40-й армией есть кому управлять. Командующий войсками Туркестанского военного округа, хотя и базируется в Ташкенте, но часто бывает в Афганистане. Оперативная группа Министерства обороны представлена в Афганистане достаточно хорошо. Что же касается взаимодействия между 40-й армией и правительственными войсками, то главный военный советник всегда найдет общий язык с командармом.

Ахромеев поддержал Соколова:

– Командующему 40-й армией будет сложно ориентироваться: у него непосредственный начальник – командующий войсками ТуркВО. И вот в Кабуле объявляется еще один начальник в лице главного военного советника. Это только внесет путаницу в управление.

Выслушав одну сторону, министр перешел ко второй:

– А что думает по этому поводу маршал Огарков?

– Такая должность определяется только генералу армии Майорову, – сказал тот, – чтобы, отбыв в Афганистане свой срок, он мог продолжить службу в должности первого заместителя главнокомандующего Сухопутными войсками. К этому времени 40-я армия, будем надеяться, вернется на Родину. Ну а главное – оперативность: никого дополнительно не привлекая на месте, главный военный советник оперативно принимает решение в отношении использования правительственных войск и войск 40-й армии. В этих условиях задачи будут решаться оперативно, а не затягиваться, – подчеркнул Огарков.

Устинов слушал, но смотрел куда-то мимо Огаркова. По лицу было видно, что он уже «заводится».

– А какое ваше мнение? – спросил он Варенникова.

– Я целиком разделяю мнение начальника Генерального штаба, – твердо сказал Валентин Иванович. – В это ответственное время необходимо ежедневно, а иногда и ежечасно организовывать взаимодействие между 40-й армией и афганскими войсками. В этих условиях крайне важно сосредоточить в руках генерала Майорова те функции, о которых говорил маршал Огарков. Если бы оперативная группа министерства обороны находилась в Афганистане постоянно, то этот вопрос мог бы отпасть сам по себе. А поскольку она будет в Афганистане наездами, и командующий войсками ТуркВО также не сможет там сидеть постоянно, то такую власть Майорову надо дать…

Устинов перебил Варенникова, раздраженно сказал:

– Генштаб, оказывается, умнее всех! Он не только не поддерживает мнение министра обороны, но не считается и с мнением остальных.

Резким движением руки министр подвинул к себе проект приказа, который подготовил Огарков, размашисто подписал, швырнув его Николаю Васильевичу, проговорил со злостью:

– И вообще, за последнее время чувствуется распущенность даже среди генералов большого ранга. Им предлагают должности, а они носом крутят – не нравится им это, не нравится то, не нравится, видите ли, Забайкалье.

Варенников понял, что речь о нем, резко встал и, глядя прямо министру в глаза, сказал:

– Товарищ министр обороны, зачем эти намеки? Это касается меня лично, вы и назовите мою фамилию. Да, я действительно отказался от Забайкалья. Но должен доложить следующее. Речь идет о перемещении командующего войсками округа. Разве нельзя было кому-нибудь из заместителей министра обороны предварительно поговорить со мной? Да и министр обороны мог бы побеседовать. Почему начальник управления кадров должен решать мою судьбу, не считаясь с моим прохождением службы? Я пробыл пятнадцать лет в Заполярье, и считаю, что имею право выбора…

– Совещание закончено! – резко оборвал его Устинов.

Все поспешно встали и молча направились к выходу. Варенников торопливо надел свой китель и направился к выходу. Устинов подошел к нему и примирительно сказал:

– У вас воротник задрался.

Он хотел его поправить, но Варенников отшатнулся:

– Я сам! – и нервно добавил: – А вы – несправедливый человек!

Все ожидали ответной реакции Устинова, но министр промолчал. Когда Варенников вышел в приемную, на него зашикали:

– Ты что?! Что ты?!

– Выбирай выражения. Это же министр обороны…

– Разве такое допустимо?

– Надо сдерживать себя!

– Это мое личное дело! – бросил на ходу Валентин Иванович и заспешил на свой этаж. В приемной предупредил порученца:

– Если кто-то будет проситься на прием, пусть приходят после обеда.

Стычка с Устиновым ничего хорошего не сулила. Надо паковать чемоданы. Он подошел к висевшей на стене обзорной карте Европы, нашел Львов, потом отыскал Магдебург, где командовал армией, Архангельск, где служил командиром корпуса; Кандалакшу, вспомнил родную дивизию, Мурманск, полуостров Рыбачий, «Спутник» и Печенгу, где командовал полками. «Никаких интриг, вся энергия шла на дело, – размышлял он. – А тут… Если министр меня выдворит из Генштаба, – буду только рад. Надо настаивать, чтобы вернули на округ. Желательно, конечно, чтобы находился он восточнее Урала – подальше от этих дрязг. Сыновья уже твердо стали на ноги, офицерская служба у них идет хорошо».

Вечером Варенникову стало известно, что министр пригласил к себе Илларионова и Турунова и обсудил случившееся и сказал в заключение:

– Может быть, Варенников действительно прав? Это ненормально, что с командующим войсками округа беседу проводит всего лишь начальник управления. Надо начальника главного управления кадров повысить в ранг заместителя министра обороны.

Глава 13. МЯТЕЖ В КАБУЛЕ

1980 год для 40-й армии начался относительно спокойно. После декабрьского правительственного переворота жизнь в столице быстро вошла в обычное русло. Простой люд не видел большой разницы между Амином и Кармалем. В дуканах и лавчонках, на базарах и просто на улицах кипела торговля. С наступлением темноты уставший от дневной суеты город затихал. Но по ночам кто-то расклеивал листовки, подстрекавшие к бунту.

20 февраля в город с рассвета и до комендантского часа шел поток крепких мужчин. При проверке на постах слышался один и тот же ответ: – В горах сильно похолодало, идем к родственникам перезимовать.

При досмотре иногда обнаруживали оружие. Афганцы безропотно отдавали его и расходились по городу.

Утром 21 февраля военный комендант Кабула полковник Юрий Иванович Двугрошев, выслушав доклады своих подчиненных, позвонил командарму Тухаринову:

– Товарищ генерал-лейтенант, ночь прошла спокойно. В гарнизоне происшествий не случилось.

Двугрошев служил в 103-й воздушно-десантной дивизии. Военным комендантом Кабула его назначили 1 января 1980 года. За короткое время он сумел быстро организовать службу в, казалось бы, неуправляемом городе и пользовался заслуженным уважением.

Командарм позвонил ему, напомнил:

– Сегодня в нашем посольстве военный атташе полковник Баранаев устраивает прием по случаю 62-й годовщины Советской Армии и Военно-Морского Флота. Приглашено много высоких гостей – руководителей ДРА и НДПА, будет начальник ГРУ генерал армии Ивашутин с группой генералов и офицеров своего ведомства, так что смотри в оба. Чтобы порядок и охрана были на высшем уровне.

– Есть, товарищ командующий! – четко по уставу ответил комендант.

Петр Иванович Ивашутин прилетел в Кабул в середине февраля, чтобы определиться с выводом войск. Срок в два месяца, который установил Брежнев для наведения порядка в Афганистане, истекал. Предстояло на месте изучить обстановку и уточнить сроки возвращения армии домой.

Застолье в посольстве было в самом разгаре. И вдруг автоматные очереди прервали здравицы в честь Советской Армии и афганско-советской дружбы. Толпы разъяренных людей заполонили улицы. Город запылал, и языки пламени пожарищ окрасили вечернее сумрачное небо в зловещий багровый цвет. В Кабуле начался третий этап апрельской революции. Только теперь к власти рвался Гульбеддин Хекматьяр, председатель Исламской партии Афганистана.

Ивашутин чутьем профессионального разведчика понял, что в Кабуле происходит то же самое, что он устроил Амину и его правительству в декабре. А теперь американцы приготовили ему афганский капкан. Все повторялось один к одному как тогда, 27 декабря: пышный прием, торжества по случаю победы и вдруг грянула беда. Тогда гостей потравили, и он настороженно прислушивался к своему телу, нет ли болезненных симптомов. Он больше всего беспокоился, что к мятежникам присоединятся афганские части. После того, что в декабре устроили шурави с охраной Амина, на их сторону может перейти весь Кабульский гарнизон. И пусть у посольства сильная охрана, но и у Амина она была не слабая, а все равно не спасла от смерти…

Петр Иванович подозвал к себе полковника Баранаева, спросил:

– На кого из афганских генералов и офицеров мы можем опереться?