Идеальный маньяк

Глава 2

День, начавшийся для Станислава Крячко неудачно, дальше сложился лучше. В первую очередь потому, что никаких стихийных бедствий в пожарной охране не происходило. Не было срочных вызовов, и пожарные занимались тем, что сидели в своей служебной комнате, развлекаясь игрой в карты, попивая чай и кофе и рассказывая анекдоты по десятому кругу.

Крячко с Агафоновым уединились в крохотной каптерке, где им никто не мешал. Станислав, выдувая уже третью пузатую кружку чая с печеньем, вытянул ноги и блаженно произнес:

– Хорошо! Слушай, а мне у тебя определенно нравится! – с легким удивлением констатировал он. – Ни тебе погонь, ни стрельбы, ни вызовов к начальству. Красота! Может, мне тоже в пожарные податься?

– Ага, – усмехнулся Агафонов, снова доливая в электрический чайник воды и ставя его на подставку. – И будет как в том анекдоте про новоявленного пожарного. Все, говорит, отлично – и коллектив, и зарплата, и кабинет… Но вот как пожар – так хоть увольняйся!

Крячко засмеялся. Агафонов невесело хмыкнул:

– Не всегда у нас так, как сегодня, Стас. И нагоняи от начальства случаются, куда ж без них! А уж как пожар – так и вовсе катастрофа. Бывает, жизнью рисковать приходится, это я тебе без всякого пафоса говорю. И чаи гонять постоянно не получается. То один вызов, то другой… То какой-нибудь ханурик с окурком в постели заснет, а потом вся девятиэтажка полыхает. То еще какой-нибудь деятель обогреватель включит и забудет про него. Да еще и ботинки рядом поставит…

– Да-да, – рассеянно сказал Крячко. – Несознательный народ…

– Скоро смене конец, – успокоил старого приятеля Агафонов. – Куда направимся-то? Могу тебя к себе пригласить, с женой познакомлю.

– Новая жена, что ли? – поинтересовался Крячко не очень-то деликатно.

– Почему? Старая, – удивился Агафонов и тут же засмеялся: – В смысле, она у меня совсем не старая и выглядит очень хорошо. На пять лет меня моложе.

– То есть это твоя первая жена? – уточнил Станислав.

– Ну да, первая, и, надеюсь, последняя. Я вообще-то поздно женился по тогдашним меркам, в двадцать восемь лет. Наши с тобой пути в то время уже почти не пересекались. Я в Алексеевском отделе тогда работал. А она к нам пришла с заявлением – сумочку у нее украли. Прямо из рук выдернули.

– И что? – заинтересованно спросил Крячко. – Нашел?

– Нашел! – удовлетворенно сообщил Агафонов. – Два шкета сопливых, обоим по пятнадцать лет.

Неторопливо продолжая диалог, приятели шли по улице. В холодный запах мокрых листьев вмешался вкусный аромат копченой рыбы, и Крячко остановился, принюхиваясь и оглядываясь по сторонам.

– О! – удовлетворенно заметил он. – Пивной бар! Давай-ка зайдем, пропустим по паре кружечек. Да и закусим заодно. А то у меня в желудке один чай плещется!

– Не только, – засмеялся Агафонов. – У тебя там еще печенье и бутербродов десятка полтора!

– Ну что ж мне, голодать, что ли, было. И потом, время уже ужинать, – смущенно пробормотал Крячко.

– Ладно, пошли, – согласился Агафонов, и приятели спустились по лестнице в полуподвальное помещение, стилизованное под старинную таверну с рыцарским названием «Круглый стол». Взяли у стойки по большой кружке светлого пива и сели за столик. Столики здесь и впрямь были круглыми, стены изнутри выложены камнем, напоминавшим булыжник, и вообще в декоре присутствовало множество камней.

Крячко с удовольствием отхлебнул пива и отломил кусок нежной, истекающей жиром скумбрии, ломтиками разложенной на широком блюде. Рыба была что надо: натурального копчения, соленая ровно настолько, насколько требовалось, к тому же очень свежая. Агафонов последовал примеру Крячко, и они некоторое время лишь жевали и постукивали кружками.

Здесь было тепло, несмотря на полуподвальное помещение и каменный интерьер. По-видимому, это была заслуга все же мощного современного отопления, а камин с витой решеткой у стены больше выполнял декоративную функцию.

Крячко разомлел и заказал себе еще одну кружку. Агафонов расправлялся с пивом и закуской не хуже его, так что перерыва не последовало. Александр рассказывал о своей семье, о жене, двух дочерях, старшая из которых уже работала врачом, а младшая училась в университете и тянула на красный диплом.

После того как Александр замолчал, настала очередь Крячко делиться своими семейными делами.

– А у меня сын и дочь, – просто сказал Станислав и добавил: – Тоже учатся, – не уточняя, как именно продвигается учеба у его отпрысков. В этом плане ему нечего было противопоставить прилежной дочери Агафонова. – А помнишь, как мы с занятий по истории марксизма сбегали пиво пить? – припомнил он молодые годы учебы в школе милиции.

– Конечно! – кивнул Агафонов. – Там еще пивная была, называлась «Родничок». Забавное название для пивной, правда?

– Точно! – подхватил Крячко. – Но пиво там было – супер! Никогда больше такого не пил. Даже в Германии! И чего его так хвалят? И колбасы-то у них искусственные какие-то, как будто резиновые!

– Ну, национальная кухня, что поделаешь!

– Какая там национальная кухня! – поморщился Крячко. – Вот у нас на Украине – да! Вот там кухня, там тебе и колбасы, и пиво, и сосиски, и все в правильной пропорции положено, все сбалансировано! И все натуральное, заметь, а не целлофановое! Украина – единственное государство, где удалось сохранить высокое качество продуктов.

Крячко, подвыпив, заговорил на свою любимую патриотическую тему. Имея украинские корни, он тем не менее был стопроцентным москвичом, поскольку его родители давным-давно поселились в столице, еще когда сюда не рвался народ со всех концов страны и ее пределов. Однако при случае любил подчеркнуть, что он «стопроцентный» хохол, хотя даже украинского языка толком не знал. Причем проявлялась эта особенность Крячко парадоксальным образом: когда он находился в компании стопроцентных россиян и кто-то из них слишком лестно проходился по украинцам, Крячко грудью вставал на защиту «ридны Вкрайны» и с презрением говорил о «москалях». Когда же он слышал чью-то речь с неповторимым украинским акцентом, в которой звучали националистические нотки в адрес тех самых «москалей», Крячко грудью вставал на защиту «родного русского народа», изо всех сил подчеркивая, что является его неотъемлемой частью. Вот так боролись в Станиславе Крячко две национальные сущности, которые, впрочем, вполне могли бы мирно уживаться, как и оба восточнославянских народа.

После того как количество выпитых кружек перевалило за пять, дальше их уже никто не считал. Станислав лишь поворачивался в сторону бармена, кивал ему, и им молча приносили очередную порцию. Если бы так продолжалось и дальше, то Крячко с Агафоновым, сами того не заметив, уснули бы прямо за столиком. Однако всему приходит конец, как и работе пивного бара, и к одиннадцати часам бармен возвестил что заведение закрывается и всех присутствующих будут рады видеть здесь завтра начиная с десяти утра.

Крячко, не слишком довольный таким обстоятельством, хотел было договориться, чтобы остаться еще на полчасика, но Агафонов решительно воспротивился, сказав, что и так засиделся и что его жена наверняка уже волнуется. Тут у него очень кстати зазвонил сотовый телефон, и Александр, переговорив с женой, пообещал ей, что скоро вернется. Крячко, все еще имевший зуб на свою супругу и сына, не счел нужным отзваниваться им и докладывать, где задержался и почему.

«А моя Наталья не волнуется! – подумал он с досадой. – Даже не позвонит! Может, муж на спецзадании жизнью рискует!»

Крячко хмуро покосился на Агафонова и с досадой отключил свой телефон.

Они вышли из кафе. Дождь кончился, однако небо, затянутое тучами, говорило о том, что это ненадолго и что завтра с утра, а может быть, и ночью, улицы Москвы снова оросятся холодными каплями.

– Эх, хорошо посидели. Даже жалко расставаться! – с сожалением сказал Крячко.

Почти напротив бара светилась заглавная буква слова «Метрополитен». Агафонов вопросительно посмотрел на Станислава.

– Давай я с тобой пройдусь, – сказал тот. – К тебе заходить уже поздно, я тебя провожу, поболтаем еще немного.

– Ну давай, – согласился Александр. – Пойдем через сквер. Как раз за ним мой дом. А в одном квартале от него следующая станция, там и сядешь.

Все так же неторопливо они пошли по улице. Теперь, когда дождь перестал, можно было и прогуляться. Восторг и воодушевление первых впечатлений от встречи несколько спали, теперь приятели вели неспешную беседу, не слишком бурно проявляя эмоции. Да и город в это время суток уже был спокоен и готовился ко сну.

Перед входом в сквер с левой стороны показалось недавно выстроенное двухэтажное здание, украшенное яркой вывеской «Фитнес-центр «Идеал».

– Дочка моя здесь занимается, – кивнул на вывеску Агафонов. – Четыре раза в неделю на занятия сюда ходит.

– Нравится? – спросил Крячко, просто чтобы поддержать разговор.

– Ну, не нравилось бы – не ходила, – резонно заметил Александр. – Они же знаешь как в этом возрасте – все мысли только о стройности фигуры. А она и так тоненькая как спичка, куда еще худеть?

– Все эти стандарты голливудские! – охотно поддакнул Крячко и сплюнул. – Моя тоже на фигуре помешалась. Только ей заниматься лень, так она себя диетами изводит. Неделями ничего не ест, одной травой какой-то питается! А потом жалуется – гастрит хронический! Я вот всю жизнь никаких диет не соблюдаю, а питаться стараюсь самой простой натуральной пищей, и никакого гастрита у меня в помине нет. И это при моей работе! Одним словом, щи да каша – пища наша!

– Да, только, боюсь, твоя дочка предпочтет иметь свою фигуру с гастритом в придачу, чем твою комплекцию без гастрита, – усмехнулся Агафонов и выразительно показал на зеркальный фасад фитнес-центра, в котором сейчас отчетливо отразились внушительные габариты Крячко.

Станислав смутился и невольно втянул живот, которому в последнее время стало слишком тесно под застегнутым ремнем. Агафонов заметил его телодвижения и засмеялся.

– У меня кость широкая, – оправдывался Крячко. – И вообще наследственность. И отец, и мать, и дед с бабкой всегда в теле были. А против природы разве попрешь?

– Да ладно, расслабься, ты же не девочка на выданье, – махнул рукой Агафонов.

– Да уж, бог миловал, – ворчливо произнес Крячко. – Спасибо ему, что человеком родился. А мог бы бабой!