Борьба за преобладание (1820–1840)

Филиппов, Тертий Иванович (1825–1899) – видный чиновник (с 1889 – государственный контролер), писатель, собиратель и любитель народных песен.

Виталий – Василий Васильевич Гречулевич (1823–1885), епископ, религиозный писатель, библиограф.

Орден Владимира – учрежден Екатериной II (1782), имел 4 степени, давал потомственное дворянство, крест 4-й степени жаловался за 35-летнюю службу.

Викарий — епископ без епархии.

Ключарев, Алексей Иосифович (1821–1901) – архиепископ, проповедник, сотрудник «Московских ведомостей» М. Н. Каткова.

Макарий – Михаил Петрович Булгаков (1816–1882) – Московский митрополит, доктор богословия, церковный историк.

Голубинский, Федор Александрович (1797–1854) – протоиерей московского Вознесенского монастыря, профессор философии Московской духовной академии.

Знаменский, Петр Васильевич (1836–1917) – историк церкви.

Козьма Прутков – образ вымышленного автора создан в 1852–1863 поэтами А. К. Толстым, Алексеем, Владимиром и Александром Жемчужниковыми; ему был приписан тупо-благонамеренный «Проект: о введении единомыслия в России» (опубликован в «Свистке» № 9 – приложении к «Современнику», 1863, № 4).

…«стал на страже у Киева»… чтобы мимо его ни птица не пролетела, ни зверь не прорыскивал… – мотив былин о бое Ильи Муромца с сыном.

Зрак — образ, обличье.

Шопенгауэр, Артур (1788–1860) – немецкий философ-иррационалист.

Гумбольт (Гумбольдт), Вильгельм (1767–1835) – немецкий филолог, философ-гуманист, дипломат.

Мещерский, Владимир Петрович (1839–1914) – публицист, сочинитель обличительных романов из великосветской жизни, издатель газеты-журнала «Гражданин».

Андреевская церковь построена в Киеве Б. Растрелли в 1747–1752 гг.

Порфирий (в миру Константин Успенский; 1803–1885) – знаменитый филолог-востоковед, епископ Чигиринский.

Филарет Филаретов (1824–1882) – ректор Киевской духовной академии (1860–1877), затем епископ Рижский.

Павел Демидов Сан-Донато – видимо, ошибочное объединение двух лиц: Анатолия Николаевича Демидова (1812–1870), купившего титул Сан-Донато, и его брата Павла, мецената (1798–1840).

Соловьев, Владимир Сергеевич (1853–1900) – философ-идеалист, опубликовал в газете И С. Аксакова (1823–1886) «Русь» статью «О церкви и расколе» (1882, №№ 38–40; 18 и 25 сент., 2 окт.).

Никанор (в миру Александр Иванович Бровкович; 1826–1880) – епископ Уфимский и Мензелинский (1876–1883).

notes

Сноски

1

жизнеописание (лат.)

2

вышивки (франц.)

3

ipsissima verba (лат.) – дословно: совершенно точно

Комментарии

1

Приняв у Муравьёва книгу, государь Николай Павлович сам «назначил его за обер-прокурорский стол в синод» (см приписку Муравьёва к 24 письму Филарета Дроздова). Считали, что этим назначением государь как бы «наметил» Муравьёва к обер-прокурорству и послал поучиться. Были уверены, что при первой смене обер-прокурора должность эту непременно займет Муравьёв. Сам он тоже, кажется, не должен был в этом сомневаться. (Прим. автора.)

2

Филарет Дроздов в этом отношении был несравненно деликатнее и не торжествовал по случаю семейного горя Нечаева. В изданных Муравьёвым в 1869 г «Письмах митрополита московского Филарета к А. Н. М.» (1832–1867), под одним письмом, писанным из Москвы 6-го июля 1836 г., есть такой post scriptum: «Здесь на сих днях ждут Стефана Дмитриевича (т. е. Нечаева). Не знаю, дождусь ли его. Не слышу, как он переносит своё лишение. О покойной можно думать с миром. Жаль его и детей». (Прим. автора.)

«Наконец, хочется мне сказать, чтобы вы поклонились от меня графу Николаю Александровичу» (т. е. Протасову). (Прим. автора.)

3

Николай Александрович Протасов занимал должность синодального прокурора с 1836 по 1855 г., т. е. в течение целых девятнадцати лет, а Нечаев всего три года (1833–1836). (Прим. автора.)

4

В воспоминаниях или записках, которые были в шестидесятых годах напечатаны в «Русском вестнике», помнится, как будто были поименованы все лица, подписавшие этот доклад. (Прим. автора.)

5

Mеня могут укорить, что, приводя в других случаях имена лиц, на свидетельство коих ссылаюсь, – здесь, где такое указание было бы всего уместнее, я употребляю неопределенное «некто». Очень об этом сожалею, но иначе сказать не могу, а постараюсь только объяснить причину. Этот «некто» был архиерей, на ближайшей родственнице которого был женат мой двоюродный дед, Иван Сергеевич Алферьев, служивший в московском сенате, а родной его брат, а моей матери отец, Петр Сергеевич Алферьев, имел обычай вести ежедневные записи всего по его мнению, замечательного. В этих записях и встречаются любопытные рассказы, которые мною теперь частью вставлены. Но приводятся они просто под такими словами «преосвященный рассказывал у брата Ивана», – или «были у преосвященного и слушали, что он говорил», – и далее самая запись, о чём был разговор. Но как звали этого преосвященного, нигде не записано, и я его не знал и не видал, да и происходило всё это в годы моего сущего младенчества. (Прим. автора.)

6

О высокопреосвященном Антонии Рафальском любопытно бы выяснить одно странное недоумение, в которое вводит литература, не согласная с фактом и с преданием. В «списке архиереев и архиерейских кафедр», который в 1872 году издал бывший товарищ синодального обер-прокурора Юрий Васильевич Толстой, Антоний Рафальский значится под № 281 с такими, между прочим, отметками: «1833 архимандрит, наместник Почаевской лавры, 1843 митрополит новогородский, 1848 ноября 4 уволен по болезни от управления, а 1848 ноября 16 скончался». Все, что касается увольнения Антония «по болезни», есть или ошибка со стороны Ю. В. Толстого, или же указание на какой-то синодальный секрет, которого не знал никто, – ни миряне, ниже само петербургское духовенство, но Толстой, которому были доступны синодальные тайности, мог знать более. Обыкновенно все думали и думают, что хотя Антоний и прихварывал недугом невоздержания, усвоенным им во время почаевского жития «при униатских остатках», но что он всё-таки умер не отставленный от митрополичьей кафедры и от места в синоде. Между тем оказывается, что он был уволен и скончался уже не митрополитом новогородским, – чего, говорят, будто не знал ни сам больной, переживший своё удаление только двенадцатью днями, ни все его окружающие, из коих многие до сих пор здравствуют и известию об удалении «зашибавшего» Антония весьма удивляются. Однако, приходится думать, что митрополит Антоний действительно был уволен, и именно 4-го ноября 1848 г, потому что в этот самый день (когда он был ещё жив) на его место был уже определен Никанор Клементьевский. Был, конечно, случай, что во вселенной одновременно были два вселенские патриарха, но то было при беспорядках Римской империи, но у нас два митрополита одновременно не могли занимать одну и ту же кафедру. Здесь, однако, имеем образец, как далеко распространялся в то время принцип «канцелярской тайны», к которой ныне обнаруживается обновлённое влечение, и, однако, никаких больших благополучий от торжества этого принципа не последовало. (Прим. автора)

7

Не знаю, следует ли этому верить. Протасов в числе прочих своих ловкостей очень умел представлять себя верующим и почтительным к церкви. Из всех обер-прокуроров едва ли не он один устроил у себя домовую церковь, в которой до самой недавней поры часто дьячил известный в своем роде эпитроп и писатель Филиппов. Тоже и о правилах: напротив Протасов первый издал так называемые «соборные правила» и «этим, а также и другими действиями в пользу православия старался приобрести расположение старца Серафима и приобрел». Это я беру из рассказа вставленного Myравьёвым между 24 и 25 письмами Филарета. Конечно, это противоречит тому, что пишет о Протасове Исмайлов, но правды в этой истории, где все наперебой хитрили, добиться чрезвычайно трудно. В шестидесятых годах нам приводилось читать в «Рус. вестнике» чьи-то любопытные записки, где эта борьба излагалась еще как-то иначе. Очень жаль что не имея полного указателя статей «Русского вестника» за те годы, мы лишены возможности сверить воспоминания Исмайлова с воспоминаниями, напечатанными в журнале М. Н. Каткова. Андрей же Н. Муравьёв в своих приписях что-то как бы нарочно путает. Напечатав письмо № 24 (от 6 июля 1836 г.), он делает такое прибавление: «Письмо это знаменует эпоху и в моем собственном быту и в делах управления церковного. Обер-прокурор Нечаев должен был отправиться на юг по болезни жены своей и на это время испросил (сам испросил), чтобы его место заступил флигель-адъютант граф Протасов, человек весьма образованный и ловкий в делах; но такое назначение военного было довольно странным и смутило архиереев». Далее говорится о Филарете Дроздове: «Он был в холодных отношениях с графом, который не имел к нему доверенности по наговорам о его мнимом мистицизме и протестантстве». Известно, что это со стороны Протасова было просто предлогом к устранению Филарета с синодального горизонта. Но если верить здесь Муравьёву, то выйдет, что Протасов был православнее самого Филарета, и тогда покор его Сербиновичем и иезуитом напрасен. Ещё ниже писано: «Члены (синода) желали, чтобы он заступил место Нечаева, ими нелюбимого, это вскоре исполнилось, когда Нечаев лишившись жены, был назначен сенатором в Москву. В то же время и мне граф Протасов испросил звание камергера за мою трехлетнюю службу» (т. е. за прошлую службу при Нечаеве)…

Я прошу сопоставить эту чуткость Протасова к заслугам Муравьёва которых он не видал, и подумать: не имеет ли в этом какого-нибудь подтверждения моё предположение, что усердие Myравьёва по составлению доклада об испрошении Протасова могло не быть секретом для этого «ловкого в делах человека»? Я так думаю, несмотря на то, что у Муравьёва, который в других случаях речист, здесь всё так нагорожено, что из-за леса деревьев не видно. Напутано даже то, что Протасов будто привлек к себе внимание иерархов изданием «соборных правил», тогда как книга эта была издана Протасовым, когда он уже был обер-прокурором. А что члены синода «желали» иметь Протасова, и как они его добывали, – это всё скомкано так, что механики раскрываемой Исмайловым и другими памятливыми современниками, – совсем не видно…

Впрочем, и на это сказание о самом желании членов есть вариант и, одно время, в духе его замышлялася целая историческая отповедь: епископ Виталий Гречулевич, помнится, находил возможным привести вопрос к такому выводу, что члены синода в испрошении флигель-адъютанта Протасова на обер-прокурорство – совсем неповинны. Словом, дело это разные любители истины много раз старались затемнять, и простодушные воспоминания о нём Исмайлова разъясняют в нём многое лучше всяких иных подборов и выводов. Простодушие Исмайлова, может быть лучшая порука за его искренность.

Если же может быть доказано, что «члены тут ни при чём», то стало быть всё сделано Муравьёвым, который был головою и душою этого дела и получил за то от возведенного его радением в обер-прокуроры флигель-адъютанта камергерское звание.

Вот за что, значит, было предано в команду гусара святейшее собрание русской церкви, явившееся послушным орудием в руках одного интригана, который вёл для него одного лишь беспроигрышную и выгодную игру.

Это, я думаю, должно прочно установиться даже в том случае, если в плетень вплетёт своё слово и от<ец> Гречулевич. (Прим. автора.)