Наши за границей. Под южными небесами

– Успокойся… Все уладилось… – опять шепнул муж, наклоняясь к ней и кивая на усатую даму. – Спит, – прибавил он.

– Как обманулись! В какой переплет попали! – прошептала наконец и Глафира Семеновна.

– Еще смирна она. Другая бы как заголосила, – отвечал супруг шепотом и опять махнул рукой.

Махнула рукой и супруга, несколько повеселев, и принялась есть грушу себе в утешение.

Покончив с парой груш, она стала дремать и наконец улеглась на диван, поджав ноги. Клевал носом и Николай Иванович. Вскоре они заснули.

Когда супруги Ивановы проснулись, поезд стоял. Дверь их купе со стороны, где сидела усатая дама, была растворена, но ни самой дамы, ни ее собаки не было. Не было и ее вещей в сетках. Шел дождь. Завывал ветер. По платформе бегали кондукторы и кричали:

– Bayonne! Bayonne![20 - Байонна! Байонна!]

– Что это? уж не приехали ли мы в Биарриц? – спрашивал жену Николай Иванович, протирая глаза.

– А почем же я-то знаю? Надо спросить, – отвечала та.

Но спрашивать не пришлось. В их вагон вскочил обер-кондуктор в плаще с башлыком, спросил у них билеты, отобрал их и сообщил, что через пятнадцать минут будет Биарриц.

– Ну слава Богу! – пробормотала Глафира Семеновна. – Скоро будем на месте. Но какова погода! – прибавила она, кивнув на окно, за которым шумел дождь.

– Каторжная, – отвечал муж.

– А усатая ведьма провалилась?

– На какой-то станции исчезла, но на какой, я не знаю, я спал.

– Да и я спала. И как это мы не могли понять, что эта усатая морда русская!

– Да ведь она притворилась француженкой. Даже собачонке своей сказала по-французски: «Куш»[21 - Лежи.].

– С собаками всегда по-французски говорят.

Глафира Семеновна суетилась и прибирала свои вещи, связывала ремнями подушку, завернутую в плед.

Поезд опять тронулся. Николай Иванович опять вспомнил о Коньяке.

– Ах, Коньяк, Коньяк! – вздыхал он. – Какой город-то мы мимо проехали! О Бордо и Ньюи я не жалею, что мы в них не заехали, но о городе Коньяке…

– Молчи, пожалуйста. И без Коньяка нарвались и вляпались, а уж возвращались бы из Коньяка, так что же бы это было!

– Да ведь ты же назвала, а не я эту усатую мадам ведьмой. А как меня-то ты при ней ругала! – вспомнил он. – И дурак-то я, и болван.

– Ты этого стоишь.

В окне сверкнула молния, и сейчас же загремел гром.

– Гроза… – сказал Николай Иванович. – В такую грозу приедем в незнакомый город…

Супруга разделяла его тревогу.

– Да-да… – поддакнула она. – Есть ли еще крытые экипажи? Если нет, то как я с своими шляпками в легоньких картонках?.. Пробьет насквозь и шляпки превратит в кисель. Слышишь… Если на станции нет карет, то я со станции ни ногой, покуда дождь не перестанет.

– Наверное есть. Наверное есть и омнибусы с проводниками из гостиниц. Такой модный город – да чтоб не быть! Но вот вопрос: в какой гостинице мы остановимся? Мы никакой гостиницы не знаем.

– А скажем извозчику наугад. Наверное уж есть в городе «Готель де Франс». Вот в «Готель де Франс» и остановимся, – решила Глафира Семеновна.

– Ну, в «Готель де Франс», так в «Готель де Франс», – согласился Николай Иванович.

Глафира Семеновна прибралась с вещами и уселась.

– Говорят, здесь испанская земля начинается, хоть и принадлежит эта земля французам, – начала она. – Мне Марья Ивановна сказывала. В гостиницах лакеи и горничные испанцы и испанки. Извозчики испанцы.

– Вот посмотрим на испаночек, – проговорил муж, осклабясь. – До сих пор видел испаночек только в увеселительных садах на сцене, а тут вблизи, бок о бок…

– А ты уж и рад? У тебя уж и черти в глазах забегали! – вскинулась на него супруга.

Николай Иванович опешил.

– Душечка, да ведь я на твои же слова… – пробормотал он.

– То-то на мои слова! смотри у меня!

Поезд убавлял ход и наконец остановился на плохо освещенной станции.

– Биарриц! Биарриц! – кричали кондукторы.

Дверь купе отворилась. Вбежал носильщик в синей блузе и заговорил на ломаном французском языке. Что он говорил, супруги не понимали.

– Испанец, – сказала Глафира Семеновна мужу про носильщика. – Слышишь, как он говорит-то? И меня синьорой называет. – Вуатюр пур ну…[22 - Повозку для нас…] «Готель де Франс», – объявила она носильщику.

Супруги вышли из купе и поплелись за носильщиком.

У станции стояли и кареты, и омнибусы. Нашлась и «Готель де Франс», супруги не обманулись. Был на станции и проводник из «Готель де Франс». Он усадил супругов в шестиместный омнибус, поставил около Глафиры Семеновны ее картонки со шляпками и побежал с багажной квитанцией за сундуком супругов.

А дождь так и лил, так и хлестал в стекла окон омнибуса. По временам завывал ветер, сверкала молния и гремел гром. Была буря. Омнибус, в ожидании багажа, стоял около плохо освещенного одним газовым фонарем станционного подъезда. Площадь перед станцией была вовсе не освещена, и чернелось совсем темное пространство. На подъезде переругивались носильщики на непонятном языке, который супруги принимали за испанский, но который был на самом деле местный язык басков. Все было хмуро, неприветливо. Николай Иванович взглянул на часы и сказал:

– По парижскому времени четверть одиннадцатого. Достанем ли еще чего-нибудь поесть-то в гостинице? Есть как волк хочу, – прибавил он. – Две порции румштека подавай – и то проглочу!

– Уж и поесть! Хоть бы кофе или чаю с молоком и булками дали – и то хорошо! – откликнулась супруга.

Но вот сундук принесен и взвален на крышу омнибуса, проводник вскочил на козлы, и лошади помчались по совершенно темному пространству. Ни направо, ни налево не было фонарей. Глафира Семеновна была в тревоге.

– Уж туда ли нас везут-то? – говорила она. – В гостиницу ли? Смотри, какая темнота…

– А то куда же? – спросил супруг.

– Да кто же их знает! Может быть, в какое-нибудь воровское гнездо, в какой-нибудь вертеп. Ты видал проводника-то из гостиницы? Рожа у него самая разбойничья, самая подозрительная.