На руинах Миглаха. Легенда о Дигоне

– Нет, хозяйка, долгие годы моей службы дали мне право ослушаться одного твоего приказа. Я выбираю этот. Мы выиграем для тебя ещё часа полтора. Прощай.

Великан развернулся, взял щит, поднял огромный цвайхендер и уверенным твёрдым шагом двинулся вниз по лестнице. Собравший силы Эндимион уже увлекал Селену в сторону тайного входа в лабиринт пещер, проходящий сквозь скалу. На другом конце их ждал экипаж, запряжённый четвёркой сильных коней.

Рассвет поднимал первые лучи Аполлона над уходящими на восток вершинами Агротерских гор, когда древняя пограничная крепость пала. Ворота разлетелись в щепки после десятка сокрушительных ударов окованного металлом дубового тарана. Против трёх сотен мечников, оставшихся от полуторатысячного гарнизона, в проём валила неисчислимая армада противников.

– Стоять до конца! – ревел, подобно грому, уже весь израненный, но не чувствовавший боли в предсмертном азарте великан Галит.

Его гигантский меч крутился направо и налево, снося головы, отрывая конечности и повергая в ужас обычно бесстрашных воинов Дома Ареса. Когда защитников осталось несколько десятков, архос ковена Щитов бросился в сторону одной из башен над входом в крепость. Он бежал, уже без разбора снося всех вокруг, словно бурная река деревянные щепки. Протиснувшись в дверь, явно не рассчитанную на его габариты, он захлопнул её за собой и припёр стоявшей наготове балкой. Впрочем, напрасно – никто из нападавших и не подумал его преследовать. Спотыкаясь, хромая на левую ногу, оставлявшую за собой отчётливый кровавый след, Галит спустился в подвал. В правой руке он нёс снятый со стены факел. Левая уже безвольно висела, сочась красными струйками из-под двух арбалетных болтов, намертво засевших в плече и необъятном бицепсе. Великан прошёл под землёй до места, над которым сейчас тысячи красных и пурпурных плащей ликовали, встречая тяжело доставшуюся победу.

Сознание мутилось в голове Галита. Он умирал. И лишь сейчас, на пороге Океана Теней, он вдруг понял, как беззаветно любил жизнь. Любил свой Дом и его чарующую Верховную Мать.

– Прощай, Селена! – закричал архос и бросил факел в сторону сотен бочек, которыми под завязку было забито просторное подвальное помещение.

Широкое плато ликовало. Лагерь завоевателей, раскинувшийся на половину равнины в средней её части, криками приветствовал отряды, взявшие пограничную твердыню. Триумфатор Квирин, окружённый легатами, сидел на коне в трёхстах шагах от разрушенных ворот Агротеры. Немного позади, опершись спиной на своего коня, стояла его супруга. Несравненная воительница Нерионис заботливо вытирала блестящий в рассветных лучах наконечник копья. Верховный Отец Дома Ареса повернулся к ней, поднял руку к небу, и широко улыбаясь прокричал:

– Слава победителям!

В ответ горное эхо вернуло пустоту. На долю секунды всё резко стихло: ни радостных воплей солдат, ни ржания коней, ни свиста утреннего ветра. А потом оглушительный рёв взрыва и следом за ним – срывающий почву со скальной породы подземный толчок. Четыре когорты, стоявшие между командованием и разрушенной линией обороны, почти на метр подбросило над землёй. Кони взбесились, встав на дыбы. Некоторые повалились наземь. Если бы не тысячелетний опыт Квирина, и он оказался бы на траве. Впереди, в двух-трёх сотнях шагов, под землю быстро уходила крепость, заполненная красными и пурпурными плащами. Взрывная волна качнула всю равнину. Столб огня, смешанного с пылью и кровью, взлетел, почти достигнув вершины скалы и медленно оседал в воронку, оставленную на месте Агротерской крепости.

«Последний ответ» настиг ликовавших в переделах древних стен победителей.

-36- Дом Зевеса. Попутчик

– Убери своё оружие, юноша, – устало и монотонно сказал Фульгур Дигону, выскочившему из пелены врат Талари. – Я не сторонник силовых методов. Не люблю убивать. А если бы захотел твоей смерти, ты бы сейчас уже смотрел на мутную гладь Океана Теней.

Ученик Целума в боевой готовности вопросительно посмотрел на сидевшего за пультом управления. Достаточно молодой мужчина с недлинными, слегка вьющимися каштановыми волосами и короткой заострённой бородой с улыбкой спокойно смотрел на гостя. Тот сместил плоскость меча в сторону говорящего.

– Сомневаешься? – проговорил хозяин. – Сомнение – это хорошо. Излишняя самоуверенность – плохо. Я, возможно, и не обладаю столь же сильной магией, как прочие Отцы, но у меня есть не менее полезный инструмент. Разум.

Глава зевитов кивнул головой в сторону справа от Дигона, указав глазами на прислонённый к стене манекен, одетый в тяжёлую панцирную броню. Тот посмотрел на куклу, потом перевёл глаза на Фульгура. Сидевший достал из-под живого, отдающего успокаивающей синевой плаща короткий, длиной с локоть предмет. Правой рукой он держал его у основания, где располагались какие-то механизмы, а левой подхватил за середину, с которой начиналась стальная труба с толстыми стенками и отверстием в два пальца. Раздался щелчок и следом – громкий пронзительный хлопок, от которого зазвенело в ушах. Дигон даже прищурился. Посмотрел снова на манекен и увидел, что тот лежит на полу, а прочная стальная кираса в самом центре разворочена. Казалось, что в неё вошёл заострённый таран и оставил дыру, в которую с лёгкостью вошли бы две руки.

Молодой маг опустил свой сомнительно эффективный в данной ситуации меч и округлившимися глазами смотрел на правителя зевитов.

В этот момент из врат вышла слегка смущённая Лаянна. Посмотрела на Фульгура, на своего возлюбленного, на изуродованный манекен, а руки автоматически потянулись к стрелам. Дигон остановил её:

– Спокойно, родная, всё в порядке. Мы просто говорим.

– Мы, юноша, не участвуем в этой войне, – продолжил так же спокойно Верховный Отец Дома Зевеса. – Но на нас никогда не нападают по двум причинам. Первая – мы нужны каждому из Домов, поскольку от наших машин зависят очень многие сферы их жизни. Все поголовно увлечены своими фокусами, и никто другой, кроме нас, их не может ни создавать, ни обслуживать. Вторая заключается в том, что науку можно применять не только во благо, но и значительно ускоряя процесс смерти. Например, такими вот игрушками. Они гораздо эффективнее луков, в десятки раз мощнее, бьют в два раза дальше и более метко, чем многие из искусных стрелков-дианитов. Да простит эту неприятную правду моя вторая гостья. Конкретно эта – для ближнего боя. Я называю их «морты» в честь нитей жизни, которые они весьма умело обрывают. И нигде больше в Миглахе вы не увидите ничего подобного. Это – наша гарантия спокойствия и весомый аргумент в политических дискуссиях.

Дигон вложил меч в ножны за спиной.

– Нет-нет, постой пожалуйста, не прячь, – подняв руку, попросил Фульгур. – Я наслышан о необычайных свойствах твоего оружия. Позволь взглянуть на него.

Снова достав меч, Дигон подошёл к хозяину Дома. На миг обернулся и кивнув появившемуся из врат Ямлиху. Тот сразу упал на колени с пунцовым лицом и глазами, сверкающими, как раскалённые угли костра. Похоже, он впервые путешествовал переходами местных изобретателей. Повернувшись к зевиту, молодой маг протянул ему клинок рукоятью вперёд. Фульгур встал, поместил морту в замысловатую кобуру, прикреплённую к бедру, и правой рукой принял рукоять меча. Неизвестно, действительно ли он не любил битвы или только так говорил, но обращаться с оружием точно умел. Покрутив вокруг себя пару хитроумных финтов, искусно заведя лезвие за спину, провернув над головой, резко остановил в вытянутой руке параллельно полу. Потом поднёс лезвие к глазам и долго рассматривал сам металл, гравировки узоров, исполнение рукояти. Плащ, до этого висевший, не подавая вида, оживился, пробежал волнами и, казалось, взъерошился тонким ёжиком.

– Хм, чувствует, стервец, незнакомую силу, – проговорил про себя зевит и обратился уже к Дигону. – Да, весьма незаурядное творение. Не знаю из чего он сделан и даже не могу предположить кем и когда. А это, юноша, в нашем мире маловероятно. Думаю, он действительно из другого мира. Из того, о котором теперь так грезит Кетер. Откуда он у тебя?

– Это подарок учителя, – ответил Дигон, принимая назад меч и вкладывая его в ножны.

– А, того самого, уже наслышан. На Верховном Совете он знатно всех обескуражил. Представляю себе запал ярости, который получили Квирин с Гиперионом, вернувшись домой на неделю позже запланированного, – он рассмеялся тихим злорадным смешком и продолжил. – Как я понимаю, ты добился своих целей, раз всё ещё жив и даже добрался ко мне?

– Да, Верховный, – более почтительно после показательного выступления с мортой и мечом ответил Дигон. – Мы пробились и через заслон аполонитов, и сквозь арейские земли.

– И даже умудрились подраться с самим Гиперионом, – прервал хозяин. – И выжить при этом. Тоже наслышан. Небывалая удача, скажу я тебе. Идёмте за мной. Во внутреннем дворе куда приятнее вести беседу, чем в помещении врат.

Все четверо вышли из обитой металлом комнаты, миновав стоявших за дверью пятерых воинов, которых Фульгур отпустил, приказав прибраться в помещении. Охрана была необычной. Закована в странные доспехи. Гибкие, но упругие, похожие на броню-ящерицу самого Дигона, но без явно выраженных чешуек. Поверх костюмов находились какие-то механические каркасы, повторяющие движения конечностей, на которых были жёстко закреплены. Передаточные механизмы от каркасов сходились в железные короба на спине. Воины передвигались легко и непринуждённо, несмотря на явную тяжесть всего висевшего на них оборудования, а каждый шаг сопровождался монотонным жужжанием.

Спустившись на улицу первой, Лаянна поразилась удивительной гармонии двух, казалось бы, несочетаемых вещей – природы и металла. Небольшой вытянутый дворик с тыльной стороны дома Верховного Отца сплошь был выложен резной чугунной плиткой. Низкие кованные заборчики огораживали пятнадцать широких круглых участков открытой почвы. Они располагались тремя чёткими рядами, образуя идеально выверенный прямоугольник. В центре каждой такой прогалины рос сильный высокий клён, как две капли воды похожий на все остальные. Сочная тёмно-зелёная листва плотно укрывала раскидистую крону. Основания стволов каждого дерева тонуло в густом аккуратно постриженном кизильнике, обильно усыпанном спелыми красными ягодами. От корней кустарника вплотную к ограде стелился синий ковёр лаванды. Кроме маленьких садовых островков по всей площади равномерно стояли монолитные лавочки и двухметровые вытянутые металлические скульптуры. Все разные, но выполненные в одинаковом абстрактно-техногенном стиле, напоминающем сплетение виноградной лозы и часового механизма. Внутри каждой замысловатой фигуры горело яркое красно-синее пламя, обильно освещающее всё пространство. Пока дианита с восхищением любовалась красотой рукотворной симфонии, закованной в металл, а Ямлих пытался высмотреть источник необычного огня, Фульгур отвёл Дигона в сторону.

– Мне уже рассказали и Урания, и Кетер, какие цели преследует этот Целум, – начал Отец Дома Зевеса во дворе, присаживаясь на узорчатую скамейку, отлитую из металла. – Но это то, что он им сказал. А меня вот больше интересует твоё мнение. Твое личное. Ты сам зачем всё это делаешь?

– Я обязан учителю всем, что имею, – ответил, не задумываясь бывший цифир. – В принципе, даже жизнью. Его цель нужна каждому из нас и всему Миглаху. Я дал слово и намерен его выполнить любой ценой.

– Нет, друг мой, это то, что тебя связывает с происходящим. А какова твоя собственная цель?

– Равновесие. Наверное, – сказал, немного смутившись, Дигон. – Мы все живём на одной планете, мы все – части единого мира. Пока я проходил обучение, мне открылись многие тайны и теперь я знаю, что нет ничего обособленного. В конечном итоге есть только одно большое «МЫ», в составе которого малое незначительное «Я» – лишь крошечная составная часть общего Единства. Моё предназначение – собрать снова все разрозненные детали некогда монолитной, но разорванной души мира. Продолжение существования Миглаха напрямую зависит от того, пройду ли я свой путь до конца.

Фульгур улыбнулся:

– Ты снова не понял моего вопроса. Хотя рассуждения твои красивы и правильны, а обозначенные идеалы – это несомненное благо, но я спросил не об этом. Что именно тебя побуждает действовать? Отбрось в сторону философию и веру, забудь о великих целях и ответь мне. Какие намерения у тебя лично?

Маг Единства молчал. Он никогда не ставил перед собой таких дилемм: ни будучи поставщиком информации Дома Цифры, ни сейчас, выступая доверенным лицом Держателя мира.

– Да, похоже не понял, – ответил наконец он. – Я не задумывался над этим и никогда не разделял общее и частное. Сделать это для меня, пожалуй, невозможно. В моей новой природе сплелись мировые первоэлементы, привнеся с собой как великие возможности, так и обширные знания о мироустройстве. А ещё о боли. О страданиях и невыразимой горести души Миглаха. Они так же стали моей неотъемлемой частью. Урания научила меня жить с ними, но никто не может научить их забыть. Это слишком тяжёлая ноша для одного человека. Это мучения. Я хочу, чтобы они прекратились. Я всем своим существом стремлюсь избавить мир от ужаса смерти, потому что таким образом я избавлю от боли себя самого. Свою любимую женщину и всё, что мне дорого.

– Достаточно, – остановил своего собеседника зевит. – Я услышал ответ на свой вопрос. И я с лёгким сердцем отдаю тебе пиксиду. Торопись молодой маг. Не теряй времени. Его у нас нет.

Фульгур отвёл троих гостей в свои конюшни и дал шесть прекрасных сильных лошадей, чтобы путники могли добраться до мрачных границ Дома Гадеса как можно быстрее. Дигон не бывал в этих краях, а тем более не посещал земли нетленного господина, и им предстояло преодолеть много сотен лиг обычным проверенным способом.

После половины пройденного пути по приказу Фульгура ко всадникам присоединился ещё один спутник. Ближе к владениям Маркара местность была незаселённой, да в последнее время всё чаще приходили новости о пропаже людей на границе земель, так что проводник, знающий эти места, пришёлся кстати. Им оказался молодой маг и учёный по имени Карней, с трудом избежавший смерти, в Доме Кроноса, когда там началось наступление Гипериона. Он работал на юге владений Лабриса, проводил плановый ремонт судостроительного оборудования. В дороге за посиделками у костра от него герои узнавали новости о событиях начала войны. О том, как больше двух месяцев назад почти тысяча больших и малых кораблей Домов Аполлона и Гермеса покинули порты на южных окраинах Центрального моря. Через десять дней они доставили на побережье в Доме Кроноса без малого двести тысяч воинов. На утро одиннадцатого дня горизонт водной глади залива Палагия, на котором стоит одноимённый кронианский порт, закрывали длинные широкие гексеры и небольшие манёвренные либурны, на полном ходу стремящиеся к берегу. Эпических морских баталий не произошло. Было истребление. Флот Лабриса, конечно, пытался остановить их ещё на подходе, но колоссальная армада смела его, потеряв лишь с десяток своих судов.

Карней говорил много. Он рад был путешествию, отвлекающему от страха, который ему пришлось пережить. Говорил о первых неделях войны, когда высадившиеся на берегу Палагия сорок легионов оставили корабли и маршем двинулись в глубь континента. О том, как он попал в плен после падения портовой крепости и как его отпустили только спустя три недели, когда разобрались, что Дом Зевеса не принимает участие в войне. Как горели поселения и сотнями гибли первые жертвы в плохо организованных местных ополчениях. Как начинались сражения с регулярной армией Лабриса, которая давала весьма ощутимый отпор, но несла при этом серьёзные потери. Как быстро и яростно вошли стройные ряды южных союзников в земли Дома Кроноса, пока не увязли в гуще Кариатидских лесов и их стремительный прорыв не замедлился.

На обратном пути по морю в свой Дом до Карнея доходили новости, что не так легко стало нынче армиям, которые возглавил сам Гиперион. Что леса стали для них тяжёлым испытанием, а земля, повинуясь воле стихийного хозяина, требует куда больших усилий от захватчиков. Так же говорили, что армии Квирина с непрерывными боями пробились через Дом Дианы. Конечно, они разбили большую часть сил дианитов, но потеряли до трети своей численности и подоспели подкреплением к легионам, которые пришли с моря. Теперь огромное войско южных союзников из почти четырёхсот тысяч воинов объединило две группы и прорывается вверх во главе с Отцами Аполлона и Ареса. С правого фланга они отражают атаки оставшихся дианитов, а на переднем фронте теснят армию Лабриса. С потерями, но не сбавляя темпа, смертельная лавина из южных земель идёт великим трактом к столице Дома Кроноса.

На тридцатый день после выхода из Гангилата четыре путника уже стояли перед бледно светящейся синей линией, уходящей за горизонт по обе стороны от них. Всего в полушаге от неё смутной дымкой чёрно-белыми тонами проходила такая же, оповещая о начале владений нетленного хозяина Гадеса.

– Друг мой, Ямлих, – заговорил Дигон, отвлечённо смотря в сторону непроницаемых для света облаков, – держи. Последний белый офион. Теперь ты можешь начать новую жизнь, как и мечтал. Дальше тебе нет смысла рисковать собой. Барды и без того вплетут твоё имя в вечную рифму памяти. Тебе стоит вернутся с Карнеем.

– Да сейчас же! – удивлённо поднял брови и посмотрел на него полукровка, но белоглазую змейку принял и спрятал во внутренний карман. – Когда я покидал Дом Венеры, Урания мне сказала идти за тобой на край света. И чё-то я тут края не вижу.

Дигон грустно улыбнулся:

– Поверь, друг, он именно здесь. Дальше великая тьма, а значит свет заканчивается.

– Ты мне тут софистику не разводи. Я софистикой вашей уже вот как насытился, – и Ямлих провёл торцом ладони по горлу. – Зажал ещё пол офиона за последнюю пиксиду – не вопрос. Это я пойму. А конец света, начало тьмы – для нас, ночного народа, не принципиально.

Дигон рассмеялся. Лаянна, смотря на привычную уже наглость полукровки, тоже хихикнула.