Полевой госпиталь. Записки военного хирурга

Конец сентября. Мы уже больше месяца работаем в Сухиничах.

Наш фронт остановился. Даже больше – взяли Ельню. Маленькая станция и поселок Ельня, но это символ: «Наши тоже могут». Две недели почти постоянно была слышна канонада, и все раненые прибывали оттуда. В день штурма и взятия они поступили такие возбужденные, довольные – совсем не те люди, когда бежали. Что значит победа.

Но немцы подошли к Киеву. Пришлось и его отдать. Все переживали утрату. Казалось, остановили! Но нет, пока нет. Обороняется Одесса. Ленинград, видимо, окружен, но крепко держится. Может быть, здесь остановят? Намечается союз с Англией и даже Америкой.

Мы живем с начальником в чистеньком домике. Он хороший человек, Хаминов. Доктор хороший. Только власть любит, подхалимаж. Но все – в меру.

Мы сильно разрослись. Сегодня на пятиминутке доложили – 1150 раненых! Правда, здесь, в Алнерах – 420, остальные в тех самых бараках, выздоравливающих.

Вчера приезжал генерал. Ругал порядки – приказал ликвидировать Алнеры и организовать весь госпиталь в бараках при станции…

Итак, мы почти переехали. Многих выписали в часть, и в Алнерах осталось человек сто раненых – только в школе и в клубе. На матрацах, на простынях, в стираных штанах и гимнастерках.

Госпиталь будет как игрушка. Бараки построены два года назад для ФЗО. Есть баня и прачечная, столовая. ГЛР на тысячу человек и даже больше. Разумеется – перевязочная, операционная. Сейчас у нас семьсот пятьдесят.

Едем с начальником на двуколке. Он правит.

– У меня такая же таратайка в Устюге была.

Обсуждаем сводку: «Бои по всему фронту». Примеры героических подвигов. В газетах – декларация СССР, США, Англии о координации усилий. Очень важно – не одни.

Заехали на хоздвор, Хаминов отдал лошадь, занялся хозяйством. Я иду в перевязочный барак. Нужно посмотреть, как Канский, санинструктор, автоклав устанавливает.

Вдруг – крики:

– Самолеты! Самолеты!

Замер: слышен мощный гул, такого еще не было. Двор уже полон народа – солдаты, сестры и санитары. Доктор-терапевт истошно кричит:

– Уйдите, уйдите в халатах! В щели!

Вот оно, настоящее. С запада в правильном строю движется на нас целая эскадрилья самолетов. Хорошо что щели отрыты и бараки стоят не густо.

– Врачи, сестры! Не прятаться, пока раненые не укрыты! Вывести всех из бараков!

Впрочем, едва ли кто меня слушает. Самолеты почти подходят к краю нашего поселка. За ним стоят зенитки.

Вот они ударили – залп сразу из всех трех орудий. Белые облачка разрывов еще не достигли самолетов.

Приближаются. Зенитки медленно поднимают стволы, стреляют навстречу почти непрерывно. Три передних самолета странно повернулись на крыло, застыли на долю секунды и вдруг ринулись вниз – прямо на батарею.

– Пикируют!

Три высоких хвоста земли взвились и закрыли зенитчиков. И одновременно ударили звуки – визг пикировщиков, визг бомб, грохот взрывов.

Фонтаны земли осели. Храбрые ребята эти зенитчики. Задрали свои зенитки почти вертикально и стреляют прямо навстречу следующей тройке пикировщиков. Опять визг, грохот.

Уже не пикируют, к нам подходят – путь к станции через нас. Сейчас дадут! Взглянул – двор как вымело. С крыльца видно, в щелях лежат друг на друге, лицами вниз. Сам хочу спрятаться, исчезнуть. Но стесняюсь – санинструктор Коля Канский глядит на меня: испугаюсь ли?

Смотрим: «Пронесло?»

Но вот снова отделились бомбы.

3-з-з-з-з-з-б-а-х!

Нет, не на нас. Мы не интересны. Станция.

Уже не опасно – последние самолеты над нами, значит, бомбы лягут впереди. Но сердце все-таки бьется. Держать фасон, Амосов.

Поселок пустой. Окна выбиты. Пыль еще чувствуется в воздухе. Воронок не видно, наверное, за следующим бараком. Но все тихо, не кричат.

Обходим ближние щели. Они еще заполнены, но уже слышны разговоры, некоторые стоят в рост. Даже смех слышен, но неестественный. Бодрятся. Спрашиваю нарочито бодро:

– Как, солдаты? Получили гостинцы? Есть потери?

Замечаю взгляды – одобряют. Нарочно халат не снимал.

Троих все-таки ранили, не тяжело. Отправил в перевязочную.

Вдруг снова ударили зенитки. Крики:

– Возвращаются! Они возвращаются!

– П-о-о щ-е-л-я-м!

И так четыре раза.

После второго захода началась паника. Раненые побежали в сторону Алнер, и остановить их не удалось.

После третьего мы начали судорожно свертываться, грузить узлы на телеги и гнать в деревню. За три часа управились – что значит страх!

Сейчас наш сад в Алнерах гудит, как пчелиный рой. Разговоры вертятся около немцев и окружения. Если верить солдатам, то ноги нужно уносить. Я не верю. Приказ был бы.

Однако в пять часов на грузовике приехал незнакомый капитан и привез приказ эвакуироваться на Козельск, Перемышль, Калугу – немцы прорвали фронт в районе Кирова и уже перерезали дорогу. «Из раненых сформировать пешие команды. Тех, кто не может идти, – везти на подводах. Никого не оставлять».

Вечером и ночью пережили эпизод настоящей войны: недалеко от Алнер немцы разбомбили санитарный поезд. Раненых развезли по госпиталям в Сухиничи, но и нам досталось 40–50, из которых с десяток были со свежими ранениями от бомбежки. Пришлось развертывать перевязочную, обрабатывать раны и даже сделать ампутацию плеча – была перебита кость и артерия. Первый калека «моего производства». Боялся изрядно. Лежачие раненые усложнили эвакуацию.

Выхожу на крыльцо посмотреть на отправку ходячих. Ночь теплая и довольно светлая. Вся площадка перед школой шевелится, как муравейник. Разговоры негромки. Изредка блеснет огонек и сразу крики: «Эй ты! Погаси! Жизнь надоела?».

У выхода из школьного двора – пять подвод, нагруженных мешками и ящиками. На первой – сестра Нина с двумя санитарными сумками, сидит, дремлет. Устала. Чернов о чем-то хлопочет. Ему нелегкая миссия выпала – эдакая орава. А если немцы налетят? Проверяю, взяли ли носилки, запасной материал, костыли, санитаров. Все как будто предусмотрел Чернов. А случись что, обязательно окажемся неготовы.

Начальник вышел на крыльцо.

– К-о-м-а-н-д-а! Строиться! По четыре! Общее командование возлагаю на политрука Шишкина!

Серая масса зашевелилась. Странная это процессия. Разношерстные, в шинелях, фуфайках, в гимнастерках с разрезанными рукавами, с палками, с костылями, с повязками на руках, на голове, некоторые – в опорках, если ботинок не лезет. Построенные по четыре. Пока построенные.

Пешим порядком отправилось около шестисот человек. Больно было смотреть на них. Далеко до Козельска, а посадят ли их там в поезд? Как они дойдут – хромые, слабые? Сколько их дойдет? А что делать?