Ищущий смерть

– Ты на камешек свой не сильно-то надейся мил человек. Твой-то друг, не посмеет даже дышать в моём присутствии. А вот коли я начну своё творить, то в этой деревне тебе, и твоим детишкам мало места станет. – Вонрах говорил угрожая всем своим видом. Он не стал становиться в боевую стойку, он не хотел пугать людей своим умением. Он уже видел в них страх, его должно было хватить с лихвой. Он медленно встал со своего места и собрался уходить. Потом остановился будто, что-то вспомнил.

– Да. Вот ещё что, если не хочешь потерять своих сынишек раньше времени, заткнись и помалкивай пока я здесь. Неровен час нападёт какой зверь в лесу, и больше не найдёшь их. – Вонрах вышел из дома старейшины и направился к сараю. Он открыл запирающую его дверь и заглянул в темноту. Обычный человек ничего бы там не увидел, но только не Вонрах. Для него же там было светло как днём. Он знал, что его знакомые наблюдают за ним, и его распирало от желания покуражиться.

– Так, ты, толстая, и ты, здоровый, идёте со мной. – Он вышел из сарая и пошёл домой. Свинья и боров шли за ним как привязанные. Глаза у семейства старейшины готовы были лопнуть от напряжения. О таком они даже не слышали, не говоря о том, чтобы увидеть воочию. Теперь они понимали, почему этот человек приносит столько дичи каждый день.

Вонрах пришёл домой окрылённый успехом. Он загнал свиней в сарай и с удовольствием поведал своим женщинам о произошедшем. Нохва перепугалась не на шутку. Она помнила о могуществе семьи старейшин в их деревне.

Когда-то давно, прапрадед Дохнума заявил, что его семья поставлена богами над всеми, и кто не согласен, тот станет перед ними и испросит их волю. После такого заявления, несколько мужей попробовали воспротивиться, но все они пали жертвой гнева богов. Теперь таких смельчаков не было в деревне. Люди просто жили и всё. Только её муж решил отправиться в город. Он хотел найти денежную работу, и после того перевезти семью в иное, более достойное место. Но и он канул в небытие, больше его никто не видел. А старейшина объявил её брошенной, и она стала изгоем.

Те, кто приходили к ней когда-то за помощью, стали сторониться её. А позже и вовсе стали травить её и сына. Теперь же Вонрах разворошил это осиное гнездо своей дерзостью. Он был незнаком с историей этой семьи, и с богами её оберегающими. Нохва поспешила рассказать молодому мужчине о его ошибке. Но Вонрах только снисходительно улыбнулся в ответ.

– Дорогая Нохва. Старейшина ни в жизнь не признается в том, что я у него отнял там чего-то. Он будет молчать, и сидеть тихо, как мышь под веником. – Вонрах был твёрд в своих убеждениях, и не уважал богов, которые покровительствовали деревне, и старейшине в частности. Это могло стать причиной его погибели, и не только его.

– Дорогой Вонрах, возможно в свои молодые годы ты и считаешь себя равным богам, но это заблуждение молодости, и оно пройдёт с годами. Поверь, боги не прощают такого обращения к себе. – Нохва из последних сил пыталась вразумить строптивца. Салмана вела себя так, словно она была жена самого бога. Она смеялась над всеми доводами взрослой женщины.

– Да наплюй ты на них, я плюю, и ты наплюй. Пока я здесь, боги твои не посмеют сунуться в деревню, и покровителей у старейшины больше не будет. – Вонрах был весел и беззаботен как ребёнок.

– Ты рассуждаешь, словно ты бог. – Нохва испугалась из-за богохульного поведение своего постояльца.

– Кто? Я? – Вонрах стал немного серьёзнее – Нет, я не бог. Есть один единственный БОГ, и он есть тот, кому служу я всей своей жизнью. А остальных я резал как свиней, и буду продолжать резать. – Молодой человек стал неким другим, женщина посмотрела на него как-то иначе.

– Кто ты такой, коль рассуждаешь так страшно. – Она уже не знала, во что ей верить. Она начинала его бояться. Ведь у неё был сын, и его следовало уберечь. От чего его нужно уберечь Нохва ещё не знала, но предчувствие того, что происходит, что-то не объяснимое не покидало её.

– Скажи ей дорогой, не мучай человека понапрасну. – Салмана вмешалась в разговор. Она видела, как старается понять слова Вонраха Нохва, и не находя им объяснения приближается к истерике. Вонрах подошёл к своей любимой и поцеловал её со всей нежностью, на какую был способен. От такого поцелую любая женщина без подготовки потеряла бы рассудок, ну или сознание как минимум. Но Салмана уже была знакома с нежностью полубога, она другого и не воспринимала уже.

– Сама расскажи, а я пойду, подышу воздухом. – Он вышел из дома и уселся на скамейке у стены.

Ночь была без звёзд. Тучи роились над головой, цепляясь за верхушки деревьев. Воздух пропах осенними дождями, и вскоре они станут единственной картиной, наполняющей каждодневный деревенский пейзаж.

– Я расскажу сначала. – Салмана села напротив Нохвы, и взяла её за руки, словно боялась, что та сорвётся бежать. – Когда я впервые увидела своего Вонраха, мне было пять лет. – Женщина рядом с ней сильно сжала её руку, в приступе внезапного страха. – Я тогда потеряла своих родителей, и жила у противной своей тётки. – Нохва напряглась всем телом. – Вонрах тогда был старым как камни в горах. Он каждый день приходил на могилу к своей умершей когда-то давно жены.

Он был слаб и стар, он не хотел жить. Мне запрещали общаться с ним, и я ушла из дома. Тогда мы стали жить вместе. Прошло время, и когда я выросла он меня спас. Мои братики решили отомстить мне за что-то. Боже мой, как они избили тогда старика, которым был тогда Вонрах. Чтобы спасти меня он отказался от права на смерть, и поубивал их всех. Но вместе с этим он стал вот таким, молодым и красивым. Дело в том, что он не простой человек, он простой полубог. – Нохву стало трясти в нервном ознобе. Её увеличившиеся глаза смотрели на Салману, словно они увидели её в первый раз. – Да, он ТИТАН. Он тот, кто может уничтожить любого бога. Любого, кроме одного единственного и сына его. Он служит тому, кто был когда-то человеком и сам стал богом, но отказывается от своей божественности, признавая богом только одного, и сына его. Прежде чем мы пришли к вам, он спас одних милых, и несчастных людей, и спас их кстати от бога. Он уничтожил его. В конце концов пришёл тот, кого именуют сыном БОГА, и явил нам силу свою, и мудрость божественную. Так, что жизнь Вонраха не имеет срока, а силе его позавидуют любые божки. – Девушка продолжала держать Нохву за руки, и смотреть ей в глаза. Женщина не понимала, шутят с ней или говорят правду. Она посмотрела на своего сына, мирно спящего в своей кровати, и вспомнила слова Вонраха, «Я сам поломаю тебе кости, и поставлю их на место». Вся его уверенность в своей правоте, и безнаказанности, его спокойствие и несвойственная юноше мудрость. Он был не по годам смышлён, он непогодам был силён. Хотя только теперь Нохва поняла, что именно по своим годам он был и умён, и силён, и спокоен, и уверен в своих силах.

– Значит старейшина знает о Вонрахе правду? – В её голосе прозвучала надежда.

– Нет не знает. – Вернувшийся Вонрах, решил вмешаться в разговор. – Он не знает, и от того мучается. У него действительно есть покровитель, но это не бог. Ваш старейшина знает, что сделать мне он ничего не сможет, а вот почему, ему невдомёк. А и пусть помучается. – Вонрах был как всегда спокоен. Он следовал какому-то плану, известному только ему одному. Он сел рядом с Салманой, обнял её, и прижимая к себе поцеловал в щёку.

– Прекрати вести себя так, словно ты виновата перед всеми этими людьми. Теперь начинай вести себя так, словно они тебе должны, это больше похоже на правду. – Салмана подвела черту. Она устала смотреть на затравленный внешний вид несчетной женщины. Вся последующая после разговора ночь, была абсолютно бессонной для Нохвы. Утром она вышла во двор, и вдохнула прохладный утренний воздух полной грудью нового человека. Разгорячённые мысли понемногу стали успокаиваться, настроение медленно, но уверенно становилось лучше. Женщина перевела взгляд на калитку и вздрогнула, увидев там притаившуюся жену старейшины.

– Ну и как живётся ворам? – Женщина говорила в полголоса. Она не хотела привлекать к себе лишнего внимания.

– А ты как раз должна лучше всех знать, как ворам поживается. – Нохва решила попробовать не бояться. Странно, но у неё это получилось. Жена старейшины изменилась в лице, ей было в новинку видеть дерзкую Нохву.

– Я вижу твой постоялец придал тебе сил и наглости, мерзкая побиранка. – Женщина пыталась вернуть Нохве прежнее положение изгоя. Но попробовавшая дать отпор женщина не собиралась жить по-старому.

– Ты дорогая Самха, шла бы по добру, по здорову. А не то я и много рассказать могу – тебе это надо? И помни, твои детки могут за моим мужем отправиться. Помни об этом, подстилка вора и продажная дрянь. – В этих словах Нохва выразила всё, что так долго хотела сказать. Сахма испуганно посмотрела на воспарявшую духом Нохву, и предпочла убраться.

– Ещё раз увижу возле своей калитки, сама знаешь, что будет. – Поставила жирную точку в их разговоре Нохва. А пусть боятся. Пусть мучаются в своих догадках, подумала почувствовавшая себя на много лучше, Нохва.

В дом вошла совсем другая, не похожая на ту прошлую Нохву, женщина. Она улыбалась иначе. Она веля себя иначе. Она была уверена в себе, в своей жизни, в своих силах, и в завтрашнем своём дне. Вонрах и Салмана посмотрели на совсем другую Нохву, и их взгляды задали один единственный вопрос. Нохва сразу поняла к чему они оба клонят, и сказала:

– А сняла «стружку» с Сахмы. Пусть попробует теперь моё угощение. Хватит я молчала этим… – она не нашла подходящего ругательства, и так и не смогла закончить, по тому, что Вонрах и Салмана расхохотались, и заразили смехом и её. Нет ничего лучше, чем начать утро с доброго смеха, дарующего хорошее настроение.

Ничего не понимающий Годшин проснулся под общий смех, и не вольно для себя самого, стал улыбаться, подвергшись общему настроению. Новый день, новые свершения. Занимаясь своими повседневными делами, Вонрах не заметил, как рядом с оградой уже успевшего стать его дома, остановилась молодая и очень красивая девушка. Вонрах прекрасно знал, как её зовут, и кто она есть. Это была та самая девушка, из-за которой горячий Годшин, слетел с обрыва вниз головой.

– А ты красивый. Особенно когда раздетый. – Девушке очень хотелось с ним завязать какие-то отношения, ну или хотя бы разговор, для начала. Вонрах видел её интерес, и понимал её намёк.

– Может и так. Дело спорное. Каждому нравиться разное. – Он не имел ничего против общения, но вот таких откровенных намёков ему не надо было. Девушка словно облизываясь, и смакуя на вкус свои ощущения, продолжила:

– А твоя девушка всегда рядом с тобой бывает? – Она не сводила своего жаркого взгляда с Вонраха.

– Моя, Салмана, всегда со мной, и даже тогда, когда её нет рядом. – Дальнейшее течение разговора Вонарху не нравилось. Но девушку это заводило, она была в плену желаний.

– Может, стоит бросить её, и найти более подходящую для себя девицу. – Она всем своим видом продемонстрировала, насколько низко она оценивает данные Салманы, и как высоко ценит свои собственные. Вонраха это немного разозлило, он не даст свою любовь на поругание.

– Так ведь нет на земле замены богине. А Салмана именно богиня, богиня во всём. По-твоему я должен отказаться от небес, и сойти на грешную землю, в поисках того, что валяется под ногами богини? – Вонрах полоснул по самому больному, по самолюбию красавицы. – А ты, красавица, слышал я обещалась парню смелому, и наверное ждёшь его выздоровления? – Девушка рассмеялась над словами Вонраха.

– Я никому не обещалась. Посулила умом обделённому, и красотой мужеской кстати тоже. Он возьми и поверь дурак, да и прыгни с обрыва. Теперь хоть есть над кем потешиться, калека в голове, теперь калека и на самом деле стал.

– А коли воспарит? Тогда придётся слово сдержать. – Вонрах подпирал девушку со всех сторон. Она улыбнулась ему в ответ, словно говорила с ребёнком не понятливым:

– И какой такой суд принудит меня. Его и его мать никто не любит, чего бы ему подавать старейшине плату за рассудить нас. Никто не станет слушать калеку, и тем более сына брошенки. Она потеряла интерес к беседе с Вонрахом. Немного раздражённая повернулась и ушла. Вонрах тоже был несколько раздражён, он отбросил топор в сторону и повернулся в сторону дома, желая отдохнуть и подумать.

Повернувшись он увидел, как в дверях дома стоят Нохва и Салмана. Матери было больно слышать такое о сыне, Салмана была рада за то, как её мужчина отстоял её честь, но она печалилась за Годшина. Годшин не мог слышать этих, обидных для любого мужчины слов, но со временем он удариться о их жестокость.

Его кости медленно, но верно срастались. Он с каждым днём становился на шаг ближе к выздоровлению. Пока до этого было ещё далеко, и он был беспомощнее ребёнка, но это всё пока. Вонрах сел на скамейку и упёрся взглядом вдаль. Рядом с ним сели огорчённые женщины.

– Ну и как быть? Как сказать ему об этом? – Салмана одна озвучила вопрос, волновавший всех.

– А никак, – Вонрах ещё был в плену своих мыслей – Он и сам уже понимает, с каким жестокосердием ему пришлось столкнуться. Он пока должен хотеть по скорее выздороветь, а уж потом пусть узнаёт правду. Да и со временем, его легче будет подготовить к правде. – Вонрах говорил и продолжал о чём-то думать, словно это была не единственная причина печалиться. У него всегда были поводы поразмышлять, он постоянно готовил какие-то планы, и мало кого в них посвящал.

Женщины были согласны с его доводами, но от этого им легче не становилось. Решили на этом и остановиться. Окончательно распрощавшись с настроением, все трое пошли в дом. А дома лежал, похожий на мумию Годшин. Он мог уже шевелить пальцами, и это был прогресс. Нохва принялась его поить молоком, Вонрах и Салмана сели за стол, и принялись есть хлеб с молоком.

– Послушай Годшин, а чем ты думаешь заняться, когда окончательно встанешь на ноги? – Вонрах вновь выглядел как обычно. Он спрашивал как-то, между прочим. Годшин перестал пить. Он приготовился отвечать, но как было видно по нему, ответов у него было много, теперь он должен был выбрать правильный.

– Наверное, я стану жить так, чтобы все они, все в этой проклятой деревне позавидовали, как я это могу. А главное я стану сильным как ты. И пусть милая соседушка локти кусала каждый день. – Он выздоравливал не только физически, но и морально. Осколки прошлой наивности отпадали от него, словно листья опадают с деревьев по осени. Он помнил насмешки деревенской молодёжи, и той, ради которой он совершил свой подводящий черту всему, прыжок. Теперь он мог о многом судить, и многое его делало мудрее, кто из них остался с ним. Только мать. Только она одна разделила с ним его боль, его горе, его печаль. Только мать останется рядом со своим ребёнком, какой бы его судьба не была. Значит и радости жизни заслуживает только одна она, и она их получит в полной мере.

– Только мать заслуживает сыновью любовь, и я не собираюсь заглядываться на ту, которая никогда меня не замечала. Я больше не такой наивный и глупый как раньше.

– А вот это слова не мальчика, а мужа. – Вонрах обрадовался этим словам так, словно они освободили его от некого бремени. Нохва с облегчением перевела дух, но промолчала, не найдя как похвалить сына. Так начались совсем иные, наполненные совсем другим смыслом дни.

Теперь Годшин стремился выздороветь не для того, чтобы обнять некогда милую его сердцу девушку. А для того, чтобы она сошла с ума, завидуя той, что станет его женой. Его тело исцелялось теперь намного скорее. Уже к первым холодам он смог сесть со всеми за стол. Это было как откровение. Он был еще слаб, но дальнейшая перспектива радовала и манила его.

Не было счастья, на несчастье помогло.

Морозы ударили по занесённой снегом деревне со всей яростью присущей только им. Они вымораживали всю влагу из воздуха, делая его абсолютно сухим. Годшин в сопровождении Вонраха стал частым гостем госпожи зимы. В такие морозные и солнечные дни, здоровье человека становиться удивительно сильным, избавляясь от вездесущей хвори. В такие дни дышалось особенно легко, и от того радостно становилось на душе. Молодой парень становился слишком тяжёлым, даже для двоих женщин. Теперь его прогулками занимался только Вонрах. Они выходили подышать каждое утро, если оно не омрачалось пургой. Даже в слабую метелицу, молодые парни находили место для радости от общения с зимой.

Годшин очень неуверенно владел своим телом, но всё-таки уже владел. Многое, пережитое, уже начинало забываться, и о многом он начинал мечтать. Он мечтал о том, как сможет сам выходить из дома, и идти на охоту. О том, как он станет опорой и надеждой, для матери и не только. Целый мир теперь улыбался ему, и манил вслед за собой, в неизвестную, и не всегда лёгкую, но от того не перестающей быть интересной жизнь. Он поднимал кружку воды каждый день, пока хватало его не многих сил. Потом он ходил по дому, пока ноги не начинали подкашиваться под ним.