Белый странник

Я не знаю, когда он придет, милая. Только знаю, что он обязательно придет за нами и заберет отсюда, – ответила ей старшая сестра, и в этот момент к клетке подошли Кирилл со Скифидом, и тот с насмешкой произнес:

Ну и зачем ты этим враньем кормишь дитя, ведь отец не придет за вами, и ты это знаешь не хуже меня. Ни ты, ни твои сестры, ни твой брат не увидят своего папашу, который, по твоим словам, должен вас спасти. В ответ на эти слова девочка ничего не ответила, только слезы отчаяния потекли по ее запыленным щекам. Две маленькие девочки смотрели то на нее, то на хозяина каравана, и не понимали, кому из них верить.

Ты не прав, друг мой. Их отец ближе, чем ты думаешь. Дитя говорит правду: их время пришло. Выпусти детей, всех четверых, я их отец и никто другой.

У Скифида отвисла от удивления челюсть, он лишился на время дара речи, и только широко раскрытые глаза говорили о безмерности его удивления, сам он стал подобен статуе, и его вид вызвал у Кирилла улыбку. Рабы в клетке оживились, стали всматри- ваться в Кирилла, как во что-то сверхъестественное, что могло произойти в этом полном несправедливости мире.

Совладав с собой, Скифид первым делом закрыл рот, потом жестом, не говоря ни слова, приказал вывести девочек из клетки. Дети были удивлены не меньше караванщика, только в отличие от него их удивление сменилось бурной радостью. Они вышли из клетки и, подбежав к Кириллу, обняли его, сидящего на корточках и поджидавшего своих детей. Дети плакали и готовы были задушить своего отца в объятиях, и они могли говорить только одно:

Папа, папочка, папа.

Кирилл поднял голову и увидел идущего паренька, лет восьми, он шел медленно, не спуская с него глаз, будто боясь, что он, его отец, растает, как мираж. Глаза паренька были полны слез, он боролся с ними, как мог, но у него не получалось, все, что он смог,

это не разрыдаться, как девчонка, он был, не смотря на возраст, мужчиной. Потом Ки- рилл подошел к мальчику, протянул руку и сказал:

Ну, здравствуй, сын, теперь мы всегда будем вместе.

У Кирилла упала из глаз скупая мужская слеза, увидев ее, мальчик ответил ровным голосом:

Я рад, что ты пришел, наконец, теперь и у нас все хорошо будет. Правда ведь?

Да, сынок, да, все теперь будет хорошо.

Это было все, что смог выдавить из себя Кирилл.

Видевшие все это охранники застыли и не смели даже пошевелиться, дабы не помешать встрече отца с детьми, женщины-рабыни тихонько плакали, и на их перепачканных лицах оставались дорожки от стекающих слез. Все смотрели на воссоединившуюся семью, и была такая тишина, что даже птицы не посмели ее нарушить, весь мир сейчас смотрел на отца, нашедшего своих детей, и на детей, которые все-таки дождались своего спасения. Вот так и рождаются легенды в среде рабов, дарящие надежду в их нелегкой жизни.

Первым пришел в себя Скифид, он радостно хлопнул в ладоши и крикнул охранникам:

Что стали бездельники, все бы вам не работать, стол накрыть и накормить детей моего друга.

После этих его слов жизнь вновь потекла своим чередом, птицы, замершие на ветках деревьев, запели, ветер вновь подул, весело играя с травой и листьями, даже солнце стало светить как-то ярче. Началась новая жизнь, пусть не для всех, но все-таки началась. Кирилл взял двух малышек на руки и пошел к реке, там он посадил их на траву и сказал мальчишке:

Сынок, иди к шатру и попроси у почтенного Скифида мой мешок, который я в шатре оставил, и ничего не бойся, ты свободный человек, ты мой сын, ты никому ничего не должен.

Мальчик поколебался немного, но спорить не стал, просто пошел к шатру, видно было, как он превозмогал свой страх и неуверенность.

Пришел он не один, а в сопровождении Скифида, в руках которого был немалый мешок Кирилла. Скифид, не выпуская из рук мешок, спросил:

Ты что, в путь собрался, и об элементарном прощании забыл, а?

Как мог ты так подумать обо мне, я всего лишь детей мыть собрался, да и накормить ты их обещал, я ж не могу мимо такой удачи пройти.

Кирилл говорил спокойно, как будто ничего не случилось, и детей он мыл в этой реке каждый день. Караванщик в свою очередь засмеялся во весь голос, и сказал:

Я тоже помоюсь, коли так, но мыться я буду так, как твои дети. Голос его звучал, как вызов на шуточный поединок.

Как тебе угодно будет, друг мой, как тебе угодно.

Кирилл тоже улыбался, и, казалось, он был на вершине счастья. Он достал из мешка бутылку с вязкой жидкостью и налил эту жидкость в руку. Потом растер ее о волосы самой маленькой, и все увидели, как эта жидкость превратилась в густую пену, распространился приятный запах и страх, который сперва посетил детские души, исчез, пена смывала не только грязь, но и прошлую жизнь этих исстрадавшихся детей.

Ух ты, а мне нравится, и я тоже хочу такую же настойку для мытья, – с радостью и удивлением ребенка произнес Скифид.

Это не настойка, это шампунь, и я тебе дам такой, но потом, – занимаясь своим делом, сказал Кирилл.

Подошли охранники, принесли одежду и положили на песок рядом с лохмотьями, в которые были одеты дети.

А это от меня подарки твоим детям, – радостно заявил Скифид и указал на вещи.

Старшая девочка стояла в нерешительности, она не могла раздеться в присутствии двух мужчин, увидев это, Кирилл посмотрел ей в глаза и по-отцовски произнес:

Подожди, пожалуйста, дорогая, я и дядя Скифид сейчас уйдем, и ты сможешь вымыться, потом вы придете к шатру, где я вас буду ждать, хорошо?

Да, отец, так я и поступлю, сделаю, как ты говоришь.

Девочка не могла еще определиться, как ей себя вести, и это так заметно было, что Кирилл слегка растерялся сам. Кирилл вымыл малышей и вынес их на руках из воды, вынул из мешка полотенце и стал вытирать детей. После того, как он вытер их, подошла старшая и стала одевать сестер, Кирилл поднялся и пошел в сторону лагеря, и тут он услышал за спиной тихий голосок самой младшей:

Папа, папа, не уходи, и я с тобой.

Кирилл повернулся и увидел, как маленькие девочки, не сходя с места, тянут к нему свои ручки и плачут, только в его присутствии они могли чувствовать себя в полной безопасности.

Я не ухожу от вас, просто подожду вас у шатра, хорошо?

А ты, правда, не уйдешь, а?

В девочке говорил страх, она боялась потерять обретенное счастье, и то видно было отчетливо.

Нет, милая, я никуда не уйду, я же так долго вас искал, я жить без вас не смогу, а не то, что уйти.

Кирилл говорил как мог мягче, чтобы дети смогли успокоиться.

Ну, хорошо, только ты далеко не уходи, чтобы я смогла тебя позвать, хорошо, – с улыбкой сказала маленькая дочь.

Двое мужчин шли медленно и молча, только в шатре наедине Скифид нарушил во- царившуюся тишину:

Ты очень мужественный человек, такой поступок не каждый сделает, но я никак не возьму в толк, зачем тебе это? Ведь это твои дети, так же как и мои, как мне думается.

Это мои дети, и все тут, не спрашивай меня, почему так, я не смогу ответить. Кирилл говорил так, как будто ничего не произошло, все было, как всегда.

Ну тогда ты, наверное, помнишь, что старшую дочь твою зовут Нилея и ей четырнадцать лет, средней – четыре года и зовут ее Ания, младшую трехлетнюю Манилу и восьмилетнего Стартуса ты тоже не забыл, я знаю, – Скифид произнес это все с хитрой усмешкой на лице и глядя Кириллу в глаза.

Да, я помню это прекрасно, как можно забыть своих детей, но все равно спасибо, друг мой.

На лице его не дрогнул ни один мускул, он выглядел абсолютно спокойным и невозмутимым. Скифид даже отложил кусок мяса, который взял в руку, и рассматривал его, раздумывая, есть или нет.

Ну и нервы у тебя, не перестаю удивляться.

Пришли дети, они стояли у входа в шатер и не решались войти, да и все, что происходило с ними, было впервые, и скромный шатер караванщика им казался королевским дворцом. Это были совсем другие дети, в новой добротной одежде они не были похожи на недавних рабов, что сидели в клетке и не могли даже гадать о своей судьбе. Приталенное слегка платье струилось по девичьему телу Нилеи, и от того она похожа была на невесту, малыши были похожи на ангелочков, только без улыбок и не таких полнощеких, но не менее прекрасных, парень выглядел немного старше своих лет, и по взрослому серьезен. Это были его дети, от мысли такой замирало сердце.