Параллельное дознание

Я интуитивно замираю, опираюсь рукой о стену и переношу вес тела на левую ногу. Противный, совсем не к месту стон вырывается из моей груди. В присутствии Маши и Вероники я сдерживал себя. Иногда мне удавалось перетерпеть неожиданный выстрел из заряженного болью колена. А здесь отвлёкся на «Опель» и выдал незваному гостю своё физическое состояние.

Майор спецназа не должен предъявлять себя посторонним – беспомощным, больным, страдающим от недугов…

На мой вопрос Раис не отвечает. Он внимательно смотрит на меня, поднимает с пола палку и суёт мне в руку.

– Потерпи, солдат! – говорит он и начинает шарить в карманах пиджака. – Кажется, оставил… в плаще… Нет, слава Богу, нашёлся пакетик…

– У меня… наверху, в столе, есть ампулы… с обезболивающим лекарством! – произношу я, преодолевая болевое эхо по скованному спазмами телу. – В библиотеке… верхний ящик. И шприцы там же…

– А водка у тебя есть? – спрашивает Раис.

– Не помогает… Если бы помогала, я бы… спился.

– У меня не сопьешься. Наоборот… Так, есть водка?

– На кухне, в серванте… Стоит непочатая… с мая месяца…

– А вода в кране питьевая? – Раис ставит тубу с порталом в угол гаража, захлопывает калитку и запирает на ключ.

– Да!

– Не упадёшь? – Раис обходит меня и открывает дверь в дом.

– Полчаса так могу стоять. Потом проходит…

– Значит, пять минут выдержишь, – и гость входит в дом.

В эти минуты я ни о чём не думаю, не размышляю, не философствую. Вспоминаю всех подряд, проживающих в аду и на грешной земле. Без логических предпосылок. Только для сотрясания воздуха. Негромко. Но, вслух…

– На-ка, выпей, – говорит возникший извне гость с гранёным стаканом в руке… – Залпом… Это водка, разбавленная водой до двадцати градусов с растворенным лекарством. Немного противно, но полезно…

Конечно же, я нахожусь вне себя. И руки мои заняты. В одной палка, второй опираюсь на стену. С трудом соображаю насчёт перераспределения веса, чтобы взять левой рукой сосуд с раствором. Наконец перемещаю свои восемьдесят килограммов и смотрю… на стакан…

Стакан мне знаком. В нашем доме много посуды. В том числе и стаканов. А гранёный с ободком, в народе – «губастый», имелся в наличии один-единственный. И я его вчера выкинул в мусорное ведро. Неосторожно плеснул в него кипяток, он лопнул и развалился. Так что нет в моём доме гранёных стаканов… И джипов в моём гараже нет… И сумасшедший здесь не это приведение, похожее на индийского киноактёра Раджа Капура, а я, спецназовец-переросток. Стойкий деревянный солдафон, произведённый общевойсковым военным училищем «на-гора» ещё в СССР.

– Исчезни! – говорю я в сторону приведения.

– Сначала выпей, – парирует Раис и вовремя отдёргивает руку с лекарственным раствором, ибо я с силой махаю левой клешнёй, теряю равновесие, и чуть было не падаю на бетонный пол.

Он удерживает меня, подставив свободную руку. Спасённое в стакане лекарство оказывается у моих губ, и я послушно выпиваю… Одним глотком… Противную, испорченную водой и белым порошком водку…

– Подействует минут через пять. Может быть чуть больше… Почувствуешь облегчение, не маши палкой и не бегай за мной… или от меня… Чтобы полностью выздороветь, нужно время… Три-пять дней. А резкая боль пройдёт сейчас…

Раис прислоняет меня обратно к стене.

– Что? Так больно, что рассудок помутился?

– Этот стакан, а он единственный в моём доме, я вчера кокнул! Ты где его взял?

Раис улыбается.

– Я подумал, что ты… того… а ты про стакан? Мария Ивановна свой стакан не «кокала». Это ты свой… в своём временном рукаве…

Полегчало. Боль совсем не исчезает, но уже не рвёт меня на части.

– Хорошо, что мы перешли на «ты», – говорит Раис, засовывая «губастого» в карман пиджака. – А то, понимаешь ли, фамильярности… в данное время… Ты вона, какой матерщинник… Тут на «вы», как бы – не к месту… Мне нужно ввести тебя в курс дела. А ты, Фома неверующий, упрямишься.

– Если ты не призрак, точно палкой огрею!

Раис не отвечает. Покрутившись на месте, обнаруживает валявшуюся возле колеса «Опеля» оброненную мной связку ключей, поднимет, облокачивается на капот и ждёт…

Колено наполняется ватной лёгкостью. От него растекается жар, медленно, по всей ноге. И становится хорошо. После пятиминутной «атаки» – тишина… и блаженство…

– Пошли? – толи спрашивает, толи предлагает Раис.

Я опускаю ногу на пол и слегка «делюсь» с ней весом…

Терпимо. Порядок. Можно путешествовать по дому.

– Я для тебя приготовлю раствор, – говорит Раис, пропуская меня в открытую дверь. – Нужно ежедневно в течение недели принимать по пятьдесят граммов. Лучше всего вечером, перед сном. В спокойном теле во время сна раны заживают быстрее.

– Огурцы тоже – хорошо растут ночью, – совсем не к месту бурчу я.

– Что? А!.. Да-да… Сейчас идём в библиотеку.

Я оглядываюсь и смотрю на «Опель». Надо же! Современные приведения разъезжают на шикарных иномарках.

В зале первого этажа что-то не так.

Во-первых, пахнет духами. Любимый Машей «Шанель» или нечто подобное. В моём рукаве, там, где бронзовый закат, всё провоняло лекарствами.

Во-вторых, кресло, в котором я люблю отдыхать, читать и смотреть телевизор, стоит рядом с диваном, в противоположной стороне комнаты. А на древнем «Панасонике» японской сборки покоится любимая Машина салфетка, ею связанная лет двадцать тому назад. На салфетке хрустальная ваза со свежими цветами. В вазе вода. Я всегда предупреждал своих женщин, чтобы не ставили на телевизор сосуды с водой. Это опасно для приборов с высоким напряжением и для жизни хозяев. Прецеденты этому были.

А, впрочем, «Панасоником», похоже, не пользуются. На стене, напротив дивана и моего кресла, висит широкоэкранный, жидкокристаллический «Шарп». Именно такой я собирался купить после переезда в этот дом. Но почему-то не купил…

И за окном мрак. Плотные дождливые облака спрятали багряный небосклон.

– А где Маша? – спрашиваю я. – Она же должна быть дома.

– У Марии Ивановне сегодня последняя плановая репетиция оркестра. Завтра – генеральная. Они там исполняют что-то длинное, сложное и жутко интересное. Я не музыкант… к сожалению… Она будет дома в полночь. У нас есть время…

– Время для того, чтобы взглянуть на мой китель?

– Ну, да… Это последняя возможность убедить Фому в том, что параллельные пространства существуют.

«Ну, да! – думаю я, вторя Раису. – Фома почти созрел…»

Мы поднимаемся наверх. Заходим в библиотеку. Оба поворачиваемся налево.