Пилот Машины времени. Книга первая. Утопия по-королевски

Северное побережье Австралии. Одинокая скала на берегу. Городок Дарвин. Военные корабли и солдаты. Здесь тоже поселился призрак войны. Только он без запаха крови. Алая, солёная на вкус, сопровождаемая дурманящими сознание болевыми шоками, кровь ещё не пропитала солдатский дух. Вооружённые люди задорно смеются и не ведают ничего о гуляющей по планете смерти. Но костлявая старуха с косой скоро придёт и к ним, к жителям самого мирного континента на планете Земля…

Перуанские Анды. Голубой Тихий океан в туманной дали. Индейцы, пасущие на склонах гор овец и длинношеих лам. Они вообще ничего не ведают о существовании взорвавшейся Европы. Они и по-испански почти не говорят. У них своя размеренная и умиротворённая жизнь.

Балканы. Взъерошенная войной Сербия. Опрокинутые внутрь взгляды людей, чем-то напоминающих грачёвцев… Сербы, как и русские, с наивным удивлением и негодованием взирают на непрошеных гостей, спрашивая себя и Бога о несправедливости в отношении к ним. Ведь они никого не трогали, никому не угрожали. Почему же их обижают? Почему мешают спокойно жить и трудиться на своей земле?

Специальные горные роботы оборудовали помещения в скальных породах, не имеющих природных трещин и исключающие проникновение в них влаги, насекомых и, самое главное, любопытных людей. Это создавалось «на века». По крайней мере, до 29 века о них никто из посторонних не узнает…

На пустынном берегу близ Дарвина я провела несколько часов. Много купалась, лежала на влажном песке и… обгорела. Биовосстановитель поправил приобретённые изъяны, сохранив красный загар. Спустя час моя кожа стала приятно смуглой.

Снег Тибета, идеально чистый, хрустящий, поразил меня больше всего. Я трогала его руками. Я даже попробовала на вкус. Если будет свободное время, обязательно навещу эти места снова. В своём времени…

23

Возвращение из «командировки» я сопоставила с окончанием долгожданного отпуска, который вдруг закончился. К тому же Гектор сообщил, что срок моего пребывания в прошлом истёк, и я могу возвратиться в Бородинский филиал. В моё безмятежное будущее…

Сегодня…

По плану предварительных испытаний машина времени на пять минут активирует проводной тоннель и будет готова отправить модуль «Хронос-2» и Николь Депрези де Фо в приёмный бокс института…

А там, после недельного карантина, я телепортируюсь в древний дивный Париж, где обязательно сообщу моё «фи» незабвенному Морису Руа…

Но есть вариант №2.

Я могу возвратиться к надменному и обидчивому Морису через пять месяцев. К данному времени, после окончательной доводки Главного модуля, тоннель активируется на полную мощность и будет готов к приёму «разведчиков».

Я думала несколько секунд…

Не пожалеть бы потом об этих мгновениях!!!

Нет! Пусть помучается мой Аполлон Морис Руа…

И я решила-таки вернуться домой, и навестить прелестный Париж чуть попозже…

…Уитни, по моей просьбе, сделала мне короткую стрижку. Теперь я выгляжу очень забавно.

Просканировали поверхность.

Согласно погоде, подобрали одежду и обувь. Синтезировали саквояж, который наполнили имитаторами древних медицинских инструментов, примитивными диагностическими приборами и упаковками с таблетками и микстурами, совершенно безвредными и абсолютно бесполезными для человека…

Что я, собственно, собираюсь предпринять?!

Ах, да!!!

Это запечатлелось в моём сознании и периодически всплывает, как данное, но не исполненное обещание…

Мне, всего лишь, нужно навестить больную женщину, Агриппу…

Какое странное русское имя – Агриппа!

24

Грачёвку накрыла сырая осенняя тьма. Дождя нет. Однако всё вокруг напитано влагой и холодом.

Грачёвцы ещё не спят, но на улице пусто. Кое-где в домах, не имеющих на постое немецких солдат, мерцают бледные огоньки керосиновых ламп. Возле домов «побогаче» глухо бухают моторы, вращающие генераторы света. В этих домах ярко горят электрические ламы, и возле них можно заметить фигурки часовых.

Медленно облетаю деревню и, наконец, обнаруживаю домик Петра Ивановича. Приземляю модуль и выхожу на тропинку-тротуар, где сразу попадаю в неглубокую лужу. Спасают резиновые боты. Опасливо отворяю противно скрипнувшую калитку в заборе и подходу к дому. Где-то во дворе глухо тявкает Альма. Я замираю в двух метрах от дома. Собака ворочается, гремит цепью, но развивать свои охранные способности, в виде непрерывного лая, не собирается. Подхожу к боковой стене. Заглядываю в окно. Через занавеску видно, что хозяева не спят. В доме мерцает огонёк керосиновой лампы. Стучу в дверь. Вижу, что кто-то шевелит занавеской и смотрит во мрак улицы через верхнее стекло. Меня, видимо, не разглядели. Слышно, как из дома в сени выходит мужчина, басовито бурчит, и скрипит половицами. Долго возится с запором, а затем приближается к дверям террасы – кургузого строения из тонких досок, прилепленного к дому, словно инородное тело. Через хлипкую деревянную дверь отчётливо слышится тихое покашливание и вопрос:

– Кто?

– Это доктор, – отвечаю я, отступая на шаг от открывающейся двери.

Василий выглядывает наружу и в кромешной темноте пытается рассмотреть незваную гостью. Укутанная в тёмный плащ с капюшоном, с саквояжем в руке, источающая лёгкий запах древних лекарств, – притупляю бдительность парня. Он нерешительно чешет шевелюру и бодро говорит:

– А мы никого не вызывали! У нас все здоровы!

– Мне нужно найти дом Агриппы. Я, видимо, заблудилась.

– Ага! – тут же рокочет Василий. – Заблудились. Пройдите в хату. Только пригните голову. У нас низкие притолоки… а здесь высокий порог.

В домике с закопченными потолком и стенами пахнет чем-то вкусным. Слева, на небольшом столе, притороченном к окну, стоит облепленная сажей сковорода с ворохом жареной с салом и луком картошки. Видимо от этого блюда и исходит аппетитный деревенский дух. Всё помещение освещается керосиновой лампой, висящей между окон на противоположной стене. Перегородок в жилище нет. Одна большая комната. Из мебели – две одинаковые кровати, поблескивающие медными шарами на высоких спинках с причудливыми коваными решетками. Кровати расположены симметрично, по углам. У стены справа приютился небольшой платяной шкаф, поблескивающий лаковой поверхностью. Под лампой, не касаясь стены, стоит красивый, ручной работы, продолговатый стол, заваленный ворохом старых газет и потрёпанных книг. Справа же, возле шкафа, топится узкая печь – голландка. Из прикрытой дверцы печки наружу вырываются блики огня. Перед печкой навалены поленья берёзовых дров.

Василий, симпатичный и пышущий здоровьем мужчина, одет в зелёные солдатские бриджи, плетенные из лыка шлёпанцы и застиранную тельняшку с длинными рукавами. Вид у него вполне нормальный, если не считать нервного тика, проявляющегося в виде подёргивания правой щеки. Этого тика Василий стесняется – старается скрыть недуг, повернувшись ко мне левым боком.

Я останавливаюсь у порога, на коврике из мешковины, и снимаю с головы влажный капюшон.

Здесь тепло и уютно.

Петра Ивановича в доме нет. Хотя, замечаю, возле сковородки с картошкой лежат две вилки и стоят большие гранёные стаканы, наполненные мутной жидкостью. Видимо с самодельным спиртным напитком – брагой, или самогоном. К столу придвинуты два «эксклюзивных» стула, с витиеватыми рисунками на высоких спинках. Один из них я уже видела во дворе, во время разговора Петра Ивановича с Яковом Шилкиным.

– А где Петр Иванович? – спрашиваю я Василия, топчущегося передо мной.

– Отец? А… Он сейчас придёт! Он в погребок, за капустой… – начал мямлить Василий, не ожидавший прямого вопроса об отце. – Я его сейчас позову! А вы откуда его знаете? Вы из Уваровской больницы? Что-то я вас не припомню! Я там, почитай, каждого знаю. Из докторов…

– Я из беженок, – лгу я, придерживаясь одной из легенд. – Немного знаю медицину. Вот узнала о болезни Агриппы. Хочу ей помочь. Как она сейчас?

Василий перестаёт мяться. Подходит к столу, разворачивает ближний ко мне стул, рукавом смахивает с сидения воображаемую пыль и предлагает присесть. С удовольствием сажусь. У меня почему-то начали дрожать ноги. От волнения, что ли? И ещё этот запах от жареной картошки со свежим салом… и луком…

Вспоминаю, что давно не обедала, а перед выходом из модуля провела чистку желудка. Это было обязательным актом перед осуществлением «контакта» с иными средами. Витаминные таблетки, конечно же, помогают сохранять силы. Но желудок настойчиво требует наполнителя…

И я не отказалась бы, если бы мне предложили…

Василий заметил, что я глотаю слюну, и сбегал в сени, за тарелкой и вилкой.

– Пока батя в бочке с капустой копается, мы сейчас поужинаем. Снимайте-ка плащ… и халатик ваш беленький… Вот сюда, на гвоздик, около дверей повесьте.

Я приподнимаюсь с удобного резного стула и снимаю тяжёлый дождевик и «беленький» халатик. А Василий, сверкнув глазами на мою загоревшую под весенним австралийским солнышком «физиономию», по-мужски зарделся, дернул щекой и снова сбегал в холодные сени. Принёс запечатанную пол-литровую бутылку с надписью на этикетке «Водка» и три маленьких гранёных стаканчика. Всё-таки три. Значит, Пётр Иванович скоро будет, с квашеной капустой. Вот если бы Василий принёс два стаканчика, то он, непременно бы, сделал мне предложение «соединить наши сердца».

Шучу, конечно же… Это от волнения – нервное…