Куприн на поединке в любви и творчестве

Но иногда свойственные ему сила воли, твёрдость, упорство в достижении цели покидали его, уступая место депрессии. О таких моментах в жизни писателя мы ещё поговорим, а пока давайте поразмыслим: жестоко или не жестоко поступала с ним жена? Ясно одно – у неё просто не было иного выхода. И если бы не сделала она так, как сделала, как знать, увидели ли бы мы удивительную повесть «Поединок», да и не только её.

Жёны в жизни и творчестве писателей всегда играли и играют теперь, если теперь есть писатели, важнейшую роль. Конечно, не всем повезло так, как Достоевскому – не у всех была такая жена, о которой даже Лев Толстой выразился с нескрываемым восхищением, заявив, что многие русские писатели чувствовали бы себя гораздо лучше, если бы у них были такие жёны, как у Достоевского, хотя супруга Льва Николаевича – Софья Андреевна – помогала ему в работе очень и очень много. Но Анна Григорьевна Достоевская (в девичестве Сниткина), по мнению Толстого, превзошла всех. Впрочем, он не знал о великом подвиге жены Ивана Алексеевича Бунина… Ведь Иван Алексеевич и Вера Николаевна сошлись и начали совместную жизнь незадолго до кончины Льва Николаевича Толстого. А главный свой поистине жертвенный подвиг Веры Николаевны относится ко времени эмиграции.

Первая жена Куприна… Разве она не заслуживает особого внимания?! Раз сказано – первая, значит, была вторая… Впрочем, об этом и повествование, а потому не будем забегать вперёд – достаточно и одного эпизода.

«Слезами… не насытишь… горя»

Писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов в своих «Воспоминаниях» заметил:

«В судьбе, вкусах, характере каждого человека огромное значение имеет детство, среда, в которой он жил, воспитывался и вырастал.

Слово, которое мы слышим от наших матерей, цвет впервые увиденного неба, убегающая вдаль дорога, заросший берег реки, кудрявая берёзка под окном родного дома навеки остаются в памяти нашей».

А. И. Куприн

Тяжёлым было детство Александра Ивановича Куприна. Родился он 26 августа 1870 года в Наровчате Пензенской губернии. Городок небольшой, уездный. Но, может, всё сложилось бы иначе, если бы через год после рождения будущего писателя не умер от холеры его отец. Потеря главы семьи, кормильца, была тяжела и в моральном, и, конечно, в материальном плане. Мать помыкалась в захолустье и решила отправиться в Москву. Переезд состоялся в 1874 году, когда Куприну едва исполнилось четыре годика.

Отца он совсем не помнил – да и что может запомниться ребёнку в годовалом возрасте?! Но мать сыграла в жизни Александра Ивановича огромную роль. Любовь Алексеевна Куприна, урождённая княжна Куланчакова – была женщиной необыкновенной, сохранившей даже в постигшей её нищете благородство, достоинство.

Уже на склоне лет Александр Иванович вспоминал о ней:

«Расскажешь ли или прочтёшь ей что-нибудь – она непременно выскажет своё мнение в метком, сильном, характерном слове. Откуда только брала она такие слова? Сколько раз я обкрадывал её, вставляя в свои рассказы её слова и выражения…»

Иван Алексеевич Бунин писал об отношении Куприна к своей фамилии…

«…Впервые увидал в “Русском богатстве” его имя, которое все тогда произносили с ударением на первом слоге, и этим ударением, как я видел это впоследствии, почему-то так оскорбляли его, что он, как всегда в минуты гнева, по-звериному щурил глаза, и без того небольшие, и вдруг запальчиво бормотал своей обычной армейской скороговоркой, ударяя на последний слог:

– Я – Куприн и всякого прошу это помнить. На ежа садиться без штанов не советую».

Дочь Куприна Ксения Александровна описала историю своего рода по материнской линии, именно по материнской, потому что Куприн «очень гордился своим татарским происхождением».

«Он считал, – рассказала Ксения Александровна, – что основоположником их рода был татарский князь Кулунчак, пришедший на Русь в XV веке в числе приверженцев казанского царевича Касима…

Касим получил в 1452 году от Василия Тёмного в удел город Мещерский, переименованный в Касимов… Несколько поколений Кулунчаков жили в Касимове. Во второй половине XVII века прадеду Александра Ивановича были пожалованы поместья в Наровчатском уезде Пензенской губернии. Согласно семейным преданиям, разорение предков произошло из-за их буйных нравов, расточительного образа жизни и пьянства. Дед Александра Ивановича приобрёл в Пензенской губернии две захудалые деревеньки – Зубово в Наровчатском уезде и Шербанку в Мокшинском. Но разорение продолжалось.

Последним потомком Кулунчаковых была мать Куприна Любовь Алексеевна, вышедшая замуж за Ивана Ивановича Куприна, канцелярского служащего, а впоследствии письмоводителя Спасской городской больницы.

Первая дочь, Софья, родилась в 1861-м, вторая, Зинаида, – в 1863 году. Потом родилось трое мальчиков, умерших младенцами, и последним Александр, мой отец, в 1870 году.

22 августа 1871 года Иван Иванович Куприн умер от холеры, оставив свою жену, двух старших дочерей и годовалого Сашу совсем без средств. Гордой и вспыльчивой Любови Алексеевне пришлось унижаться перед чиновниками, чтобы устроить своих девочек в казённые пансионы. А сама она переехала во Вдовий дом в Москву. Сашу ей пришлось взять с собой, и он жил три года в совсем неподходящей обстановке для ребёнка, среди старушечьих интриг, сплетен, подхалимства к богатым и презрения к бедным.

Куприн боготворил свою мать, но часто стыдился унижений, которые ей приходилось терпеть ради детей, когда она обращалась к благодетелям учреждений. Я думаю, что тогда и зародилось у Куприна бешеное самолюбие. Он никогда не мог потом забыть её унизительных фраз, обращённых к высокопоставленным лицам. Но что могла она сделать? Ей же нужно было вырастить троих детей. Потом ей удалось поместить Сашу в Разумовский сиротский пансион.

С шести лет началось для мальчика детство, которое он впоследствии назовет «поруганным» и «казённым».

Александр Иванович выражал свои мысли, своё отношение к событиям и к людям, его окружавшим, через произведения. Его отношение к вынужденному поведению матери он отразил в рассказе «Река жизни», в предсмертном письме студента:

«Я ненавидел этих благодетелей, глядевших на меня, как на неодушевленный предмет, сонно, лениво и снисходительно совавших мне руку для поцелуя, и я ненавидел и боялся их, как теперь ненавижу и боюсь всех определенных, самодовольных, шаблонных, трезвых людей, знающих все наперед: кружковых ораторов, старых, волосатых, румяных профессоров, кокетничающих невинным либерализмом, внушительных и елейных соборных протопопов, жандармских полковников, радикальных женщин-врачей, твердящих впопыхах куски из прокламаций, но с душой холодной, жестокой и плоской, как мраморная доска. Когда я говорю с ними, я чувствую, что на моем лице лежит противной маской чужая, поддакивающая, услужливая улыбка, и презираю себя за свой заискивающий тонкий голос, в котором ловлю отзвук прежних материнских ноток. Души этих людей мертвы, мысли окоченели в прямых, твердых линиях, и сами они беспощадны, как только может быть беспощаден уверенный и глупый человек».

Русский филолог и педагог Фёдор Дмитриевич Батюшков (1857–1920), внучатый племянник известного поэта Константина Батюшкова, который дружил с Куприным, отметил в своих воспоминаниях, что «подавленное в раннем детстве проявление своей личности впоследствии вылилось в обратное чувство – в желание наивозможно полнее развить и утвердить свое “я”, нередко приводившее к проповеди индивидуализма и к резким и неожиданным поступкам». Детские годы всегда оставляют глубокий след в душе человека, в его памяти. А уж если в эти годы ребёнок терпит унижения, то это не может не отразиться на его характере. Батюшков писал о Куприне: «В нём была какая-то трещина, что-то наболевшее, давнее, накопившееся в результате разных превратностей в жизни, вследствие чего он не раз относился с предубеждением к людям. Но к его болезненным приступам задорной раздражительности близко его знавшие и даже часто почти незнакомые, которых он задевал, умели относиться как к капризам большого ребёнка».

Это замечание очень важно, поскольку черты характера, заложенные в детстве, впоследствии мало изменились, что наложило отпечаток и на его личную жизнь, что привело к семейным драмам, ну и, конечно, отразилось на службе воинской и жизни гражданской.

Куприн однажды признался Ивану Алексеевичу Бунину: «Я самолюбив до бешенства и от этого застенчив иногда до низости. А на честолюбие не имею даже права».

Ксения Александровна тоже упомянула о бешеном самолюбии, воспитанном в годы унижений. Это самолюбие ещё более укрепилось в будущем писателе благодаря его учёбы в военной гимназии, преобразованной впоследствии во 2-й Московский кадетский корпус. Но это было позднее, а прежде надо было ещё вынести те испытания, которые выпали на долю маленького Александра Куприна в Разумовском сиротском пансионе.

Многие вехи биографии Куприна мы находим в его произведениях, которые зачастую были биографичны. Так в «Реке жизни», созданной в 1906 году, по прошествии уже многих лет, Александр Иванович не мог не вспомнить Разумовский сиротский пансион и рассказал, что в нём классные дамы, озлобленные девы, все страдавшие флюсом, насаждали в нас почтение к благодетельному начальству, взаимное подглядывание и наушничество, зависть к любимчикам и – главное – тишайшее поведение».

Здесь важно отметить, что Куприн не принял и отверг мерзости – «подглядывание и наушничество» – иначе бы ему было очень сложно, да что там – практически невозможно учиться в кадетском корпусе и юнкерском училище. Там стукачество не только презиралось, но и наказывалось в самом коллективе, как, собственно, и в любом армейском сообществе. Эти качества несовместимы с военной службой.

В 1904 году в очерке «Памяти Чехова» Куприн неожиданно коснулся воспоминаний о своём детстве, видимо, найдя в детстве Чехова много общего со своим… Он писал проникновенно, с необыкновенным чувством грусти:

«Бывало, в раннем детстве вернёшься после долгих летних каникул в пансион. Всё серо, казарменно, пахнет свежей масляной краской и мастикой, товарищи грубы, начальство недоброжелательно. Пока день – ещё крепишься кое-как… Но, когда настанет вечер, и возня в полутёмной спальне уляжется, – о, какая нестерпимая скорбь, какое отчаяние овладевают маленькой душой! Грызёшь подушку, подавляя рыдания, шепчешь милые имена и плачешь, плачешь жаркими слезами, и знаешь, что никогда не насытишь ими своего горя».

А. М. Куприн в детстве

Всё это, казалось бы, далеко от творчества, ведь ступил на писательскую стезю Куприн гораздо позже, хотя первые свои стихи он написал именно там.

Так в 1877 году появилось стихотворение «Скорее, о, птички, летите…»

Скорее, о птички, летите
Вы в теплые страны от нас,
Когда ж вы опять прилетите,
То будет весна уж у нас.
В лугах запестреют цветочки,
И солнышко их осветит,
Деревья распустят листочки,
И будет прелестнейший вид.

И это в семь лет!

На всю жизнь оставили отпечаток трудные детские годы, и этот отпечаток не мог не отразиться на творчестве, как не могло отразиться и на тематике, и на содержании произведений и то, что довелось испытать Куприну в последующие годы.

Сохранилось стихотворение Куприна. Оно написано в стиле подражания его любимому поэту Михаилу Юрьевичу Лермонтову и даже названо: «Молитва»:

Я не о почестях
И не о счастии,
Не о богатстве я
Плачу в ночь тихую:
Дай ты мне звуки те,
Звуки волшебные,
Песню могучую,
Силу мелодии,
Чтобы разбитому
Жизнью, несчастному
Песнь та смягчила бы
Горе тяжелое…