Черная голубка

Что там в кабинете у командира было! Родители Данилова чуть со стыда не сгорели, со слезами просили прощения и обещали ему такое устроить соседке за разгаданный сон, что она навсегда забудет, как мозги людям запудривать.

С сыном они встретились и жили с ним в гостинице два дня. Прапорщик им сон истолковал по-своему: если кровь на плечах, значит, ему на погон соплю повесили, лычку значит.

Людмила не знала, смеяться ей, сочувствовать им или удивляться. Какие только оказии с людьми не случаются! Чаепитие ещё не закончилось, как на очередной станции в вагон вошла цыганка с огромной сумкой и пуховыми шалями через руку. Идя по проходу, она предлагала купить у неё недорого качественный товар: паутинки, платки и шали из козьего пуха. Никто из пассажиров не изъявлял желания даже смотреть на разрекламированные изделия коробейницы. Цыганка, по-видимому, потеряв всякую надежду на успех коммерческой операции, решила действовать более напористо. Она поставила сумку как раз в проходе, где были места Людмилы с дочерью, и стала расстилать перед ними шали, приговаривая: «Смотрите, девочки, какая красота, возьмите, если хоть не себе, так кому-нибудь на подарок». Самую большую шаль она накинула на Светланину сумку, а сама стала трясти тонкой белой паутинкой, доказывая всем, что это чистейший козий пух, который свободно проходит через обручальное кольцо, и она была готова поклясться своими детьми, что это действительно так. Людмила покупать ничего не собиралась и соседка тоже. Они сказали цыганке, что зима кончилась, пора думать о летней одежде. Цыганка тяжко вздохнула и стала собирать товар в свой баул и вместе с большой шалью прихватила незаметно для окружающих Светланину сумку с замусоленными игрушками, альбомом с единственными тремя пятёрками, шашками и пластилином. Больше нигде не задерживаясь, поспешила на выход. Сумку хватились часа через два, когда Светлана предложила соседям сыграть с ней в шашки. Бегать за цыганкой по вагонам не было смысла, она наверняка орудовала уже в другом поезде. Сначала все негодовали и возмущались, почти каждый проверил свой багаж и карманы. И, облегчённо вздохнув, с сочувствием говорили:

– Надо же такому случиться

А потом Людмила хохотала:

– Цыганка ведь не знала, что в сумке, она, может, даже спрыгнула с поезда на полном ходу. Представляю себе её рожу, как она вынимает из сумки игрушки и рассматривает картинки в Светкином альбоме. Наверное, думает, что это Репин рисовал. Единственное, что мне жаль, так это три пятёрки в этом альбоме. Тебе их, Светка, больше никогда в жизни не получить.

Потом все стали рассказывать по очереди и наперебой криминальные истории, произошедшие когда-то в поезде. Этим самым нагнали на себя такого страха, что для того, чтобы не быть задушенными, зарезанными или обворованными ночью, готовы были не спать или дежурить по очереди. Светлана попросилась у матери спать вместе с ней на одной полке, на что Людмила ответила:

– Ты посмотри на себя, здоровая, как лошадь, завалишься со мной на узенькую лавку, какой тут сон. Одно мученье.

Светлана надулась, легла на своё место и отвернулась от матери. Людмиле стало жаль её и она перебралась к ней, обняла, и так они проспали до утра. Поутру просыпались все одинаково – вначале, убедившись, что они живы, ощупывали свои карманы, осматривали вещи и, довольные тем, что всё в порядке, приступали к завтраку. Их соседи, родители ефрейтора, сходили раньше, им оставалось ехать ещё часа три, но они уже упаковали свой багаж и смотрели в окно, ожидая с нетерпением, когда покажется их станция.

Эти три часа показались им вечностью, за это время они устали так, как будто ехали три дня. Прощались они с Людмилой и Светланой уже как близкие родственники. Записали им свой адрес и приглашали их в гости, а потом, стоя на перроне, долго махали им.

Ну, а через полтора часа должна была быть конечная станция Людмилы. Предвкушая встречу с родными и отчим краем, она просто прилипла к оконному стеклу, родной пейзаж вдохновлял её и уводил в воспоминания. Вот сейчас начнутся картофельные поля, на них три года подряд возили всё её производство на уборку, тут она и познакомилась со своим Мишкой. Он тогда служил в армии и их, дембелей, отправили тоже сюда на заготовку картофеля для войсковой части. Михаил заметил её раньше и стал оказывать ей всяческие знаки внимания: то картошку в неё запустит и сделает вид, будто бы не он, или выберет солдата послабее и начинает с ним бороться, обязательно свалит его и смотрит на Людмилу, выпятив грудь, вот, мол, я, дескать, герой какой. А однажды приехали солдаты все в гимнастёрках, а один он в мундире и значков на нём всяких, как будто маршал какой, а бляха на ремне начищена так, аж глаза щиплет. Подошёл он к ней, покраснел, как рак, и говорит:

– Через месяц мне домой, на дембель, не дашь адресок, заеду проститься?

Неожиданным было, конечно, предложение, но приятным. Вытащил Мишка блокнотик и наборную из зубных щеток шариковую ручку:

– Диктуйте, я записываю.

Людмила упираться не стала и продиктовала свой адрес.

Спрятав в карман блокнот, он протянул ей ручку:

– Дарю на память собственноручное изделие.

– На ручке было вырезано «ДЕМБЕЛЬ 90».

С того дня Людмилу больше не отправляли на уборку картофеля, но зато она стала получать каждый день письма из воинской части. В них Михаил писал о себе, о своих планах после службы и о своей мечте – купить мотоцикл, о том, что понравилась ему Люда, и что после их разлуки он не может уснуть, а по ночам пишет ей письма и каждый раз бежит первым в ленинскую комнату, когда туда приносят почту, а, не получив долгожданного письма, готов застрелиться на посту в карауле.

После месяца такой переписки Людмила, придя с работы, сама бежала к почтовому ящику и вечером при свете настольной лампы писала ответ. В своей переписке они постепенно договорились, что будут вместе. Михаил, демобилизовавшись, приехал к ней в мундире, в котором она видела его на картошке, только в дополненном варианте: на плече висел аксельбант, будто бы он служил в посольстве, а не в стройбате. Вся улица таращила на него глаза. Откуда такой гусар взялся, интересовались, может, кавалерист какой.

В тот вечер они поцеловались. Этот поцелуй для обоих был первым, если не считать тот с одноклассником на выпускном вечере, зажавшим её в коридоре, за что и получил по морде. Ей было тогда противно, от него пахло бражкой. А вот с Мишкой ей даже очень понравилось. Погостил он тогда у них пару дней и уехал домой, пообещав скоро вернуться. Не соврал, приехал, и не один, с отцом. И, слава Богу, не в мундире. Привезли подарки ей с матерью. Людмиле вишнёвые туфли на каблуке с пряжкой, и, что удивительно, они пришлись ей впору. Позже Мишка сознался, что, когда от неё уезжал, вытащил стельку из её тапочка, по ней и туфли подбирал. Будущей тёще купили скатерть с кистями и ещё две бутылки шампанского и конфет разных целую кучу.