В чужой игре

– Сколько там дают-то? – Подшивалов придвинул к себе толстую книгу в коричневом переплете и раскрыл на нужной странице.

– От пяти до десяти лет, если по третьей части, – прочитал он из книги. – Плюс конфискация имущества…

– При наличии организованной группы, – подсказал другой.

– Совершенно верно, – согласился Подшивалов и снова спросил: – Один ты был?

– Один, – ответил Векшин, понимая, что оговаривает себя.

– Вот видишь, добровольное признание смягчает вину.

– Но я действительно был один. Кино хотел посмотреть.

Подшивалов достал из сейфа материал, собранный следователем, и стал молча читать.

– К сожалению, ничем не могу помочь. Тут так написано… Просто ужас какой-то.

Векшин не верил собственным ушам. Сходил, называется, в кино.

– Попробую уговорить следователя, – продолжил Подшивалов. – Если ты согласишься помочь нам в одном деле…

Векшин ничего пока что не мог понять. Впрочем, если надо, то помочь всегда можно.

– Только не строй из себя обиженного, – сказал Подшивалов. – Хорошо?

Петр вынужденно мотнул головой.

– За нами сидит тут один, – продолжил Григорий Олегович. – Третьи сутки бьемся…

– В смысле? – не понял Пётр.

– Не чирикает, – подал голос другой сотрудник.

Подшивалов пристально посмотрел в его сторону, затем продолжил все так же спокойно:

– Он прибрал к рукам чужую зарплату… Возможно, работал вместе с бухгалтером. Надо вернуть людям деньги, но мы не можем этого сделать.

– Почему?

Оперативники оживились.

– Дело в том, что наш человек, который нам помогал, уехал из города, – говорил Подшивалов. – Другой слишком известен… Остальным нельзя доверять. Короче, в запарке мы, а народ при этом страдает.

– И вы хотите…

– Вернешься в камеру, расскажешь свою историю – как тебя менты в очереди взяли. Старайся быть правдивым и ненавязчивым. Будут спрашивать – отвечай. Сам в душу не лезь. Сидеть придется дня три.

Векшин чуть не упал со стула. Трое суток! В одной камере с негодяем!

– Мы заплатим, – пояснили ему. – И справку дадим… Находился на лечении в областной больнице.

– У меня мать дома одна…

– Ей сообщат. С этого момента ты станешь нашим человеком.

– А если меня расколют?

– А ты постарайся. Возможно, он решится на побег либо ещё на что-то. Пойми ты – у него денег целый мешок. Месячная зарплата…

– Ты нужен нам, – говорили остальные. – Без тебя нам кранты…

Векшин понял это сразу и теперь лишь поддерживал разговор.

– А с Печкиным мы решим – ты же не крал чужие деньги.

Подшивалов выдвинул ящик письменного стола. Внутри что-то щелкнуло, и послышался голос:

– «Один ты был?»

– «Один…»

– «Вот видишь, добровольное признание смягчает вину…»

Подшивалов выключил диктофон.

– Это на всякий пожарный – вдруг ты начнешь вилять. Но если ты согласен, то мы подпишем с тобой соглашение.

Открыв сейф, он вынул бланк. Вписал необходимые данные и протянул Векшину.

– Выручай нас, парень.

Векшин взял ручку и расписался.

– Поздравляем. Теперь ты наш. Иди в камеру и расколи его…

Петра вновь отвели в камеру и оставили одного. Так он стал агентом криминальной милиции.

«Я не артист, поэтому в душу к нему не полезу, потому что это подозрительно, – решил он. – Надо молчать. И этот будет верно…»

Примерно через час к нему ввели сокамерника. Тот сел на просторные нары, занимавшие половину помещения.

– Козлы! – произнес он, утирая лицо платком.

Векшин молчал, лежа в полутемном углу.

– Тебя-то за что? – спросил сокамерник.

Векшин, не отвечая, сел, уперся локтями в колени.