Дети Ленина

– Ага, боялся народа. А ещё Черчиллю после войны хвастался на конференции, что во время коллективизации ты вёл борьбу против десяти миллионов кулаков – кормильцев страны, по сути дела. Большинство из них было уничтожено, говорил ты Черчиллю.

– Ну да! Классовая ж борьба тогда обострялась…

– Какая борьба? С кем? Со своим народом? Зачем?! С голодомором надо было бороться. Германия, Польша, другие страны хотели помочь русским, собрали хлеб, другие продукты, чтобы в Советский Союз отправить, помочь народу. Но ты приказал тормознуть составы с едой на украинской границе, не пропустил ни один эшелон, назад завернул. А правду о голоде скрывал не только от своего народа, но и от зарубежных стран, которые сочувствовали жителям страны Советов.

– А комиссаров красных, командующих армиями, фронтами к стенке ставил, – напомнил Вишап.

– Так вы мне что – суд чините? – побагровел Сталин.

– Что ты, родной! – стал успокаивает его Мефистофель. – Это мы заслуги твои перечисляем. Да и они ведь не все. Далеко – о – о не все! Ты, Люциферушка, не пугай правдой вождя российского. Много за него не говори. Он и так всё вспомнит. Верно, Виссарьоныч, – фамильярно иронизировал главный дьявол.

Люцифер пропустил замечание Мефистофеля мимо заросших ушей. Он продолжал:

– Умных людей, кто хоть слово против тирании высказывал, – ставил вождь к стенке. Безо всякого суда и разбирательства. Приговоры выносили особые совещания, «Тройки», «двойки» и частенько даже в отсутствие обвиняемых, наказание зачастую было подготовлено заранее. Десятки миллионов неповинных людей расстреляно, в лагерях загублено. Такой вот геноцид, генацвале, – так злорадно засмеялся Люцифер, что и без того трусливый Сталин съёжился, ростом стал вроде ещё меньше. – Но ты не тушуйся, великий инквизитор. Ты первый у нас миллионер! Вот тебя мы и премируем, – воодушевил он совсем уж струхнувшего вождя. – К убийствам у тебя, друг, была просто какая – то патология, страсть необъяснимая. – Ты почему свой – то народ истреблял?

– Какой он – мой? Мой народ – это грузины. Их я нэ трогал. Так, малость Берия хвосты зачищал, как свои, так и мои. А в основном грузин нэ трогали, нэ убивали…

– Стрелял он гордых, добрых, честных, чтоб захватив, упрочить власть, – продекламировал Вишап, почёсывая рогатый лоб. – Своих соратников по партии тоже тысячами убивал…

– А чего с ными цацкаться? Всё спорили чего – то, нэ соглашались со мной. Туда им и дорога, – вздохнул Сталин. – Нэ по пути нам с ными было…

– В конце тридцатых годов ты просто – напросто истребил верхушку руководства армии. Кроме Тухачевского, Егорова, Блюхера, Каширина, Якира, Дыбенко, Уборевича и других толковых маршалов и генералов, твои чистки унесли жизни тысяч и тысяч рядовых командиров. А когда началась война, то полками, дивизиями вынуждены были командовать взводные. Вот и дошли немцы до самой Волги, вот почему зазря погибли на фронтах миллионы и миллионы солдат российских. А истребление военных спецов продолжалось и во время войны, только темпы были чуть ниже, чем до этого, – продолжал Люцифер, опять вводя в страх Сталина. – Но и в первый год войны ты свои просчёты срывал на генералах, приказав расстрелять командующего Западным фронтом генерала армии Павлова, а с ним вместе генералов Климовских, Григорьева, Коробкова. В первые месяцы войны были отозваны с фронтов и арестованы генералы Алексеев, Цырульников, Семашко, Трубецкой, Гопич, Романов, Голушкевич, Иванов, Леонович, Кузьмин, Меликов, Потатурчев и многие другие. Все они сгнили в лагерях или расстреляны. Их вина заключалась в том, что ты, дорогой Коба, не был готов к войне, со страху впал в транс, не зная, что делать, и злость неудач срывал на командирах армий и фронтов, болезненный ты параноик. Ещё более полусотни генералов «пропало без вести» в боях, как ты любил выражаться. Почти безоружных бойцов кинул на атакующих фашистов. К ноябрю 1941 года они пленили почти 4 миллиона советских солдат. Подавляющее большинство из них сгинуло в немецком плену. СССР по твоей вине не был готов к отпору фашистов. За первых два месяца боёв твоя Красная армия потеряла 8166 самолётов, то есть 97 процентов того, что имела к началу войны. Из 212 дивизий, входящих в состав действующей армии, 90 дивизий были укомплектованы на 80 процентов, остальные и того меньше. Через десять дней боёв из 44 дивизий переднего края 24 были полностью уничтожены, оставшиеся имели от 30 до 80 процентов сил и средств. В первые недели войны под Киевом из – за неподготовленности погибло почти полмиллиона ваших бойцов, немцам досталось всё вооружение и боевая техника. Из – за твоей бездарности в Крыму полегло почти двести тысяч бойцов, фашисты захватили 347 танков, 400 самолётов, 3476 орудий и миномётов. Под Харьковом в первые месяцы полегло 230 тысяч солдат и офицеров. Немцами было захвачено 775 танков, более пяти тысяч орудий, пленено до двадцати дивизий. А на всех, кто побывал в немецком плену, ты вешал ярлык «предателя Родины». И клеймо это носили все члены семьи.

Более жестокого человека планета ещё не знала. Под Ленинградом немецкие войска, атакуя позиции русских, гнали перед собой пленных стариков, женщин и детей. Ты это прекрасно знал, но приказал уничтожать этих невинных заложников как изменников Родины. Ты отдал солдатам приказ: «Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите всё равно, являются ли они вольными или невольными врагами». И это ты говорил о людях своей страны!

Старясь нанести урон противнику, ты приказал уничтожать вблизи зоны боевых действий все строения, в которых жили крестьяне. И это накануне зимы! Помнишь приказ № 0428? Там чётко говорится: «Разрушать и сжигать дотла все населённые пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 километров в глубину от переднего края и на 20–30 километров вправо и влево от дорог. В каждом полку создать команды охотников по 20–30 человек для взрыва и сжигания населённых пунктов. Выдающихся представлять к правительственной награде». И пылали избы и хаты. Матери в ужасе прижимали к себе плачущих детей, теперь уже обречённых по твоей «милости».

Или ещё. Приказом от 11 января 1942 года ты объявлял: «…громить вовсю город Ржев, не останавливаясь перед серьёзными разрушениями города».

– Вай, дарагой, – перебил Сталин. – Важен ведь результат, а не его цена. В конце концов я войну выиграл – вот что важно!

– А скольких это жертв России стоило?

– Вай, война без жертв не бывает…

– А можно было победить гора – а – а-аздо меньшей кровью…

– Нэ получилось, кто теперь спросит… Победителей, говорят, не судят…

– А мы и не думаем. Народ пусть судит. И души безвременно ушедшие в мир иной вопиют и вас проклинают. Мы – то к тебе, Коба, без претензий, наоборот, поощряем таких вот, как ты. А все эти факты – напоминание, заслуги твои, – пояснил Люцифер.

– Единодержец, однако, был, – вставил Вельзевул.

– Ну как же! Во время той войны он возглавлял Госкомитет обороны, ставку Верховного командующего, был секретарём ЦК партии, Председателем совнаркома, наркомом обороны. Все мыслимые высшие посты в партии и государстве занимал этот человек. И никому не верил. Ни разведке, ни перебежчикам немецким, ни донесениям специалистов, что немцы нападут на СССР. Такой политикой ты способствовал приходу к власти Гитлера. Террором внутри своей страны помог сплотиться и набрать силу тем, в ком видел врага. Ты помог Гитлеру в войне, когда она ещё только – только разгоралась. С согласия советского правительства осенью 1939 года на Кольском полуострове была создана военно – морская база германских войск, обозначенная в секретных документах как «Бази Норд». Она использовалась для ремонта и снабжения немецких подводных лодок, топивших английские корабли, а позднее база сыграла решающую роль в оккупации гитлеровцами Северной Норвегии. Поддержал ты Гитлера, когда он напал на Польшу, другие европейские государства. Разве не так всё было? Главной причиной просчётов, ошибок, непростительных промахов коренится в диктаторском единовластии. Он стал пленником собственных ошибочных расчётов. Лучшего вождя и придумать для России невозможно. Гений террора, голода и смертей! Отдельного котла заслуживаешь!

– Так это и есть ваша прэмия?! – изумился Сталин. – У мэня первая прэмия была 25 лет лагерей, а вторая – дэсять…

– Нет, – обнадёжил Мефистофель. – Это он так, к слову. Котлы не мы распределяем. Но равных тебе у нас ещё не было. Каков талантище! А! – без притворства восхищался дьявол. – Конечно, все мы здесь немало знаем о каждом своём клиенте, читаем их мысли и мысли их друзей и жертв, но не так уж чтобы подробно. Можем знать всё и до мельчайших деталей, но это уж когда очень нужно будет…

Благо России никогда не входило в планы ни Ежова, ни Берии, ни Свердлова, ни Вышинского, ни Ленина, ни тем более Сталина. Основной чертой характера, определявшей все поступки, всю жизнь Иосифа Виссарионовича и весь путь развития общества огромного государства в первой половине двадцатого века было просто – таки уникальнейшее злопамятство, а главная причина просчётов, ошибок, непростительных промахов коренилась в диктаторском единовластии. Коварство природы заключалось в том, что всем этим отвратительным свойствам она наградила на вид спокойного, рассудительного, даже вроде бы простодушного человека. Выведя в уме такую формулу, Мефистофель спросил советского вождя:

– Дельного – то хоть на Земле что сделал?

– Как же! Ленинские заветы по строительству социализма претворил. Можно сказать, что социализм я построил, – успокаиваясь, Сталин произносил более четко и правильно русские слова и грузинского акцента сейчас не прослышивалось.

– На страхе. На крови, на костях миллионов своих сограждан. Неужели не жалко было своего народа?

– Чэго жалэть? – опять заволновался кандидат на первую премию. – Массы только радовались, вождём назвали, учителем, отцом народов. Довольны, значит, были. Песни обо мне слагали, города моим именем назвали. Значит, вы мэне всё же спрос чините?

– Да нет, дорогуша. Просто уточненьице небольшое. А спрос тебе, повторяю, миллионы душ загубленных чинят, а мы тебя вот наградим. Не беспокойся, друг ты наш любезный. Ты первый будешь в очереди на главную награду. Или Ягода с Ежовым – славные малые, – засмеялся Мефистофель, и все дьяволы загоготали вместе с ним. – Или друг твой и земляк Лаврентий Берия. А может, Вышинский? Или Ульянов – Ленин…

– Да чэго вы всяких бериев, вышинских – дзержинских слушаэте? Они бы без мэня что сдэлали? Чего бы они добились в той классовой борьбе? Да ровным счётом ничэго! Без менэ бы их даже к власты нэ допустыли! А без власти как людей уничтожать? Двух, одного шлёпнул и всё – посадят ведь. А кто власть может наказать? Ныкто не может! Власть ненаказуема была и будет всегда!

– Сколько ты погубил солдат и офицеров, которые войну выиграли? Ты их по тюрьмам расселил только за то, что в плен немецкий на фронтах попали, – спросил Вельзевул.

– А вот за плэн и сидели! Они ж – враги народа.

– Вина – то их в чём была?

– НКВД разбирался. Раз были в плену, то может, их там фашисты завербовали на свою сторону…

– А как можно завербовать победителей? Куда? Для чего?

– Ну, раз были в плену, значит, провинились. Мнэ ж виднее там было, чем вам тут…

– Ну, молодец! Уморил таки. Такое ж придумать надо! Гениален вождь советский, – утирая слезинку смеха, заговорил Уриан. – Сейчас решим, только ещё одного – двоих послушаем. Вон претендент твой и соратник старый – очкастенький Лев Давыдович Троцкий. У вас с ним котлы по соседству. Сейчас оба паритесь, а скоро будете на сковородках лезгинку плясать – эпоха поджаривания начнётся…

Упоминание о Троцком начало выводить Сталина из себя. Вероятно, он меньше боялся калёной сковороды, чем встречи со Львом Давыдовичем. Но загробный мир – не житие земное: здесь не может быть обид иль склок, в аду перед дьяволами все равны. И репрессий тут не учинишь. Но всё равно злоба комком толкалась к горлу: здесь Сталин ничего поделать не мог. Это на Земле он одним движением бровей отправлял в лагеря или ставил к стенке целые армии преданных ему, полуголодных, запуганных, безвольных советских людей. Равно как и сытых, но строптивых начальников. А тут сидит чёрный, остроносый, желтокопытистый с рожками на башке, с большущей трубкой, похожей на ту, что покуривал сам Сталин в своём кремлёвском кабинете, и решает за всех и вся, окуривая ядовитый грот препаршивым табачищем.

– Ладно, садись, чемпион, – указал вонючей трубкой Мефистофель на перевёрнутый вверх дном чёрный котёл. – Троцкий, значит? А, опять не успеваем? Ну, давайте на следующую ночь.

В сумерках того же дня, с самой первой смены страж – вигилий первым зашёл нагловатый, полный спеси Троцкий, который любил себя в революции не меньше, чем саму революцию. К рулю страны он рвался всеми силами, как когда – то Ленин. Поправив пенсне, Лев Давыдович пристально осмотрел почётный президиум, хмыкнул и отвернулся.

– У нас тут не сердятся, не психуют, не ссорятся, – успокоил его Люцифер. – С хозяевами надо быть вежливыми, – назидательно напомнил. И для всех стал разъяснять: – Ленин называл нашего претендента на премию интриганом, подлейшим карьеристом, Иудушкой, узурпатором, диктатором и ещё как – то, всё по – разному…

– О – о – о! – загудели весело дьяволы, а вороны коротко прокаркали.

– Долго по заграницам скитался, почти двадцать лет, – стал давать пояснения Люцифер. – Много золотишка из Англии привёз для революции, планировал быть вождём после Ленина. Непревзойдённый оратор, часами мог говорить, беря мужиков измором. В революцию их вовлекал, златые горы обещал. Врал много, одурманивая всех. А как свершилась революция – пошёл против народа. У царя экспроприировал редчайшую коллекцию почтовых марок, цены которой ни тогда, ни сейчас просто нет. По жестокости превосходил даже Сталина! Почти вся Россия поднялась восстаниями, когда большевики зло начали творить. Ненависть народная к коммунякам, захватившим власть, была всеобщей. Восстания начались в Крондштадте, на Тамбовщине, в Ярославской, Пензенской, Ижевской губерниях. Поднялась Хакассия, Якутск, путиловские рабочие, донские казаки, сибирские крестьяне. Но все были кровью залиты, повешены безо всякой жалости и снисхождения. У руля партии, а значит и страны стояли евреи, как вот этот Лев Давыдович, Ленин, Свердлов, Зиновьев, Каменев и прочая. Никто из них не думал ни о жизнях людских, ни о благе народа. Власть любой ценой – вот их кредо. И наш Лев Давыдович показал свой большевистский характер. Он занимал посты председателя Военного революционного совета и народного комиссара по военным морским делам. Он каждый день писал приказы, чтобы расстреливали непослушных. Приказал уничтожать не только всё донское казачество, но даже членов их семей – детей, женщин, стариков, всех поголовно жителей хуторов и станиц. И подчеркивал в приказах: «Каины должны быть истреблены». По предложению Троцкого ЦК РКПб принял резолюцию о полном уничтожении донского казачества, которую подписал Яков Моншович Свердлов. Был среди них тоже с патологией жестокости евреишка. Потом послушаем и его. Во всей мировой истории не бывало таких варварских решений, чтобы уничтожать по численности целое европейское государство – столько на Дону казаков было. Троцкий со Свердловым собирались уничтожить также всех кубанких, терских, уральских казаков. А ведь тогда это были лучшие земледельцы, лучшие воины, они были последними в СССР, кто оказывал сопротивление советской власти. 12 миллионов загубленных душ на счету этого очкарика. Всех превзошёл по жестокости.

Никто иной, как Лев Давыдович, приказал полностью уничтожить русский флот. Капитан один – Алексей Шастный – ослушался и спас флот. Троцкий назвал его врагом народа и приказал расстрелять прилюдно, на глазах матросов. На его совести и жизнь талантливого командира Михаила Фрунзе. Именно Троцкий приказывал в христианских храмах изымать все иконы, оклады, словом, всё золото и переправил его в Америку и Англию. На эти деньги и вели гражданскую войну, и революцию вершили с любимым Лениным. «Я хочу сделать гражданскую войну долгой и беспощадной» – твой лозунг, дорогой?

– Конечно, мой. Так ведь не дали…

Жесток был Давыдович и с солдатами. Если в воинской части находился хоть один, высказывающийся против братоубийственной войны, Троцкий приказывал выстроить всех и тут же расстрелять каждого пятого бойца. Ни в чём не повинных! А как он поступил с восставшими против красного террора кронштадтцами, помните? Самих участников приказал расстрелять, а всех членов их семей и даже очень дальних родственников сгноить по тюрьмам и лагерям. И хватали людей, рубили, кололи, прикладами мозжили черепа.

– Ну и ему самому размозжили потом по указке Сталина, – напомнил Уриан.

– Ты, Лёва, сам расскажи, как коммунизм для крестьян хотел построить, – попросил Араска.