Ходовые испытания. сборник рассказов

– Кто? – хитро скосив глаза и не желая подводить друга, ответил Мишка.

– Ну ладно. Вот что, я сказал заведующей столовой, чтобы она выдавала тебе сухой паёк для него. Только об этом молчок. Понял?

И Мишка выполнил его наказ и не рассказал мне о решении Бати пока я сидел без дела, шлялся по улице или прятался в общежитие, а он и дружки украдкой носили мне еду. Узнал я об этом только, когда вернулся в Семью.

Батя был мудрым человеком. Мудрость его, например, состояла в том, что он оставил мне приоткрытой дверь для возвращения. Ведь речь была не столько о том, что я должен исправить свое поведение, сколько о Семье, в которой я уже жил, но не понимал это. А жизнь в семье диктует свои правила. Только когда я это осознал, то понял, что возвращение позволяет мне сохранить самоуважение и надежду на уважение других. Значит, я не буду выглядеть побитым псом, что для меня значило в то время гораздо больше, чем голод и бездомность».

Как видите, хоть Батя и не был военным, но, как сказал наш товарищ по выпуску Володя Бондарев, дослужившийся до звания полковник, рассуждал он как полководец: «чтобы сломить сопротивление неприятеля, надо показать ему дорогу к жизни, иначе, не имея другого выхода, он будет биться до смерти»… А вот еще один пример. Наш Батя был рачительным хозяином и тратил деньги училища только на необходимые вещи, которые нельзя было изготовить самим. В училище был духовой оркестр – гордость училища. Так вот, у ребят частенько терялись мундштуки от духовых инструментов, и он, встав у токарного станка в мастерской училища, вытачивал эти миниатюрные и сложные детали. Мы же стояли позади него и заворожено смотрели и любовались, как вьется тонкая стружка из-под резца, направляемого рукой великого мастера.

– Странно устроен человек! – произнес он однажды, не отрывая глаз от резца и как будто рассуждая про себя. – Для него, иногда, путь к несчастью кажется привлекательным.

Мы переглянулись. Всегда немногословный, Батя до этого, никогда не говорил загадками.

– Как так может быть?! – загалдели мы.

Батя выключил станок и, повернувшись к нам, улыбнулся. Улыбнулся той самой улыбкой, от которой всегда исходило родительское тепло и ощущение, что тебя погладили по голове.

– Вот многие из вас, я слышал, желают сразу же после окончания училища поступить в институт. А того не понимают, что хороший рабочий, мастер своего дела, во сто крат важнее посредственного инженера.

И он поделился мыслями, основанными на своем опыте и словах своего отца, о том, что все эти звездочки на погонах, дипломы и звания, должности и оклады – всего лишь способ казаться успешным, значительным или счастливым. В то время как горизонтальная карьера – это ступени профессионального мастерства. Умение делать то, чего другие не умеют. Это знания и умения, которые внутри человека, которые нельзя так быстро отобрать, как можно снять звездочки с погон. Многие из нас уже очень скоро осознали правоту его слов и были благодарны ему, что убереглись от ошибки.

Как я говорил, Батя был рачительным хозяином и даже скуповатым как считал наш завхоз. Но когда нужны были средства на наш досуг, а нас он считал своими детьми, то он иногда шёл на нарушение бухгалтерских инструкций, чтобы порадовать нас и отвлечь от дурных дел. Так однажды мы увидели у себя в общежитии телевизор, который в то небогатое время и в семье-то был необычайной редкостью. Я помню, как вечерами, забыв о бессмысленном времяпровождении, а иногда и небезобидном для окружающих, мы толпились у его экрана с расцвеченной пленкой, изготовленной нашими умельцами, которая создавала иллюзию цветной передачи. А духовой оркестр, а наша джаз группа и художественная самодеятельность, и технические кружки?! Здесь наш Батя не жалел денег. Его забота и участие в нашей юношеской жизни позволили многим «его детям» изменить судьбу, и они выбрали достойный человека путь!

Я прервался на минуту, вытянув затёкшие от долгого неподвижного сидения ноги. За окном автобуса было уже темно, и лишь впереди, будто бы перебегая дорогу, замелькали огоньки деревеньки, где меня ожидал друг. Нужно было собираться, но Аркаша с нетерпением ждал продолжения рассказа, и я поспешил продолжить:

– Родился ли наш Батя с талантом руководителя? Вероятнее всего, его действиями управлял выбранный им Путь. В пользу этого говорит такой факт. Как действует неопытный руководитель? Сначала он много думает над тем, какой приказ отдать. А уж после того как отдаст, развивает кипучую деятельность, чтобы обеспечить его выполнение. Опытный – вначале создаст условия для выполнения всякого своего приказа, а уж потом и не отдаст его вовсе, а лишь выскажет пожелание. Вот так руководил наш Батя. Вот один из примеров. Однажды он подал идею построить спортзал собственными силами, всем она показалась нереальной. Но он сказал, как обычно пристально с хитрым прищуром вглядываясь в лица: «А почему нет?! Мы ж его построим нашим детям. Документация уже готова». И всем сразу стало ясно, что, конечно же, все может прекрасно получиться. И посыпались предложения, что и когда конкретно нужно сделать. Дело пошло. И построили… В том спортзале тренировались мы – учащиеся, будущие чемпионы республики. И когда потом напоминали ему об этой заслуге, он лишь смущенно улыбался, говоря, что он тут ни при чём, ведь строить-то помогали все. Вот таким нам запомнился наш Батя. Мы, его воспитанники, много хорошего переняли от него. И вот ведь как получается, несмотря на то, что его земной путь уже закончился, он до сих пор продолжает управлять нашими поступками, а также поступками тех, кто жил рядом с ним, как будто продолжая свой путь.

Я закончил рассказ. Мы подъезжали к остановке, двигатель утих, работая на холостых оборотах. Мои слушатели сидели в молча, видимо, раздумывая об услышанном и вспоминая свою жизнь.

– Жаль, что тебе не повстречались такие люди, как наш Батя, – сказал я Аркаше.

– Да, очень жаль, – сказал он, немного растягивая слова, всё ещё находясь под впечатлением от рассказа о Бате. И вдруг воскликнул: – Вот это был Человек! Как же его звали? – спохватившись, спросил он.

– Петр Анисимович! – с гордостью за своего Батю ответил я.

Автобус плавно затормозил и остановился. Это была моя остановка. Аркадий молча протянул мне руку. И затем, словно опомнившись, попросил номер моего телефона. Я дал свою визитку и, пожимая его руку, обратил внимание на то, какая она еще по-детски хрупкая. Попрощался я и с остальными не спящими спутниками.

– Я обязательно найду его! Я найду свой путь, и тогда мы встретимся! – горячо прошептал Аркаша, прощаясь и пряча в нагрудный карман визитку с моим номером телефона.

Водитель нетерпеливо посигналил, и я быстро вышел, на ходу громко произнеся:

– Я верю в тебя, Аркаша!

Автобус тронулся, и вскоре огоньки его задних фонарей исчезли, оборвав ту ниточку, которая еще связывала меня с людьми, находящимися в нём. Но образ Аркаши с его поломанной судьбой врезался в память и стоял перед глазами. Мне было грустно и тревожно. «Нет, он не должен больше плутать в нашей полной невзгод жизни. Я помогу ему, и когда нужно будет, подставлю своё плечо», – решил я, и на душе стало легко. По привычке, представил лицо Бати, и оно, словно в подтверждение правильности моего решения, озарилось той самой улыбкой, которая всегда поддерживала и ободряла нас в юности, и тихая радость от правильно принятого решения разлилась у меня в душе.

Виола

Окутанный вдали седым туманом Байкал, будто недовольный чем-то, шумел. Набегающие на берег волны с белыми в завитках, как у барашка гребни, с неистовым желанием стремясь как можно дальше захватить полоску суши. Лизнув большие гранитные глыбы, торчащие из-под воды, и, теряя силу, они неторопливо по песчаной отмели откатывались назад. Небо хмуро нависло над этой волнующейся водной громадой, видно недовольное внезапным изменением ещё недавно зеркальной глади. И только иногда через разорванные ветром клочья этого серого покрывала прорывался свет, чтобы подать надежду на скорое изменение погоды, когда вновь вернутся тишь и тепло.

В метрах десяти от кромки берега, где начинался ивовый кустарник, а за ним стояли высокие стройные сосны вперемешку с такими же стройными березами, величаво покачивающими при порывах ветра своими кудрявыми макушками, потрескивая, горел костёр. Старик с окладистой бородой насторожено наблюдал за подъехавшим к костру человеком. Прибывший, современно одетый мужчина попросив разрешение, опустился на землю. Протянув руки к костру, он в задумчивости стал смотреть на огонь. В этот момент от внимательного взгляда не ускользнула скрытая в глазах молодого мужчины горечь страдания, и она сильно тронула старика.

Вечерело. Ветер усилился. Огонь костра метался, отражаясь на припаркованном невдалеке поблёскивающим лаком внедорожнике и видавшей виды палатке. Старик заглянул в неё, вытащил небольшой поношенный, как и палатка, рюкзачок и, старательно начал перебирать содержимое. Молчание незнакомца затянулось. Наконец, словно очнувшись от тревоживших его мыслей, мужчина обратился к старику:

– Отец, ты прости, что я нарушил твой покой. Понимаешь, не знаю – куда мне дальше держать путь.

– Мил человек, ты заблудился?

– Заблудился, отец, очень даже заблудился.

– Да тут недалече деревня, куда на ночь глядя-то ехать, переночуешь у моего племянника, а завтра он и путь-дорогу тебе укажет.

– Да, если бы это было возможно, отец, – горько усмехнувшись, проговорил мужчина.

– Да отчего же невозможно! – удивлённо взглянув из-под нависших бровей, спросил старик.

– Отец, у каждого человека своя дорога, по которой он идет, идет, имея цель, идёт с надеждой, что достигнет того, что является наградой за его терпение. Я всегда верил в это. Да только это не всегда так бывает. Вот я достиг пункта назначения, и что же? Меня постигло такое разочарование, что, кажется, жизнь потеряла смысл.… Оказывается силы, которые я потратил на преодоление всех препятствий на моём пути… всё зря, всё зря! – с отчаянием \воскликнул мужчина.

Он вскочил и, отдалившись на несколько шагов, остановился. Старик разглядел, в сгущающихся сумерках дернулись плечи собеседника, и ему показалось, что он услышал детский всхлип. Старик вздрогнул, как будто его внезапно ударили плетью, и необъяснимая тревога сжала грудь и печалью отразилась на морщинистом лице старика. Он готов был обнять и утешить этого незнакомого страдающего человека, но не осмелился.

Костёр догорал и уже белым пеплом начали покрываться ещё алые горящие угли. Старик привстал со своей лежанки из берёзовых веток, дотянулся до приготовленного для костра валежника и подбросил несколько веток. Вскоре едва видимый огонь, раздуваемый усилившимся ветерком, ярко вспыхнув на миг осветил фигуру одиноко стоявшего в раздумье человека, затем пламя костра задрожало и заметалось во все стороны, будто исполняя какой-то страстный радостный танец.

– Мил человек, подходи к костру. Вот мы сейчас вскипятим чайку и картошку в костре спечём. – ласково позвал старик. – Ты наверно не привык к такой еде, а я вот завсегда ей рад.

– Печёная в костре картошка как я соскучился по ней! – вдруг оживлено произнёс, подходя к костру мужчина. – Картошка! – повторил он, и лицо его теперь осветилось открытой улыбкой. – Она в своё время, когда я учился в институте, помогла мне выжить.

– Ну, коли так, то мы одного поля ягода. Давай будем знакомиться, – в ответ широко улыбнулся старик. – Меня все зовут Михеичем, по отчеству, стало быть. Зови и ты меня так.

– А я, отец, Костя.

– Вот и ладно. Познакомились, стало быть. Возьми-ка бушлатик! Племянничек подарил после прихода из армии, – пояснил Михеич. – Земля-то хошь и лето, а холодноватая. Враз заболеть можно.

Михеич немного сдвинул опять затухающий костёр и, разложив несколько картофелин в ряд, засыпал их пеплом и тлеющими углями. Повесив на треногу котелок, заранее наполненный байкальской водой, набранной, когда озеро ещё было спокойным, подкинул под него несколько сухих сучьев. Костёр быстро разгорелся и пламя, повинуясь порыву ветра, изменяющему направление, всё норовил облизать сидящих рядом с костром людей.

– Экий баловник, – весело и добродушно произнёс старик, отодвигаясь от костра. – Ну, ну не балуй!

Костя впервые с интересом взглянул на старика. Серые немного выцветшие, но для его возраста необычайно живые глаза того, светились как в молодости. Окладистая седая борода на продолговатом лице гармонировала с его внешностью, внушала уважение и располагала к откровенному общению. И повинуясь вдруг возникшему острому желанию выговориться, освободить душу от груза пережитого, Костя словно боясь, что через мгновение он не сможет это сделать торопливо начал:

– Я полюбил ее, ещё учась в школе в одном с ней классе. И имя у неё было необычное – Виола. Мне нравился её задорный смех, чёрные как угольки глаза, каждое её движение восхищало меня. Я всячески пытался понравиться ей, чтобы она обратила на меня внимание. Она же не хотела со мной общаться и даже посмеивалась, когда меня унижали более сильные физически одноклассники, доказывая ей своё превосходство. Я терпел, упорно стараясь доказать ей своей отличной учёбой, что достоин её внимания. Но всё было тщетно. – Он замолчал, горько усмехнувшись своей юношеской наивности, но через некоторое время продолжил, – после школы она вышла замуж за одного из них и переехала в другой город. Я же поступил в финансовый институт, а окончив его, вскоре, пошёл по карьерной лестнице в банке и, достигнув вершины, открыл своё дело, где тоже преуспел. И всё что я ни делал, всё делалось ради неё, чтобы доказать ей, а ещё более себе, что я что-то значу. Эта мысль многократно приходящая мне в голову внедрилась в моё подсознание и затем определяла моё дальнейшее поведение, желание и стремление. За всё время что мы не встречались её образ не угасал, а в тех мечтах, которые наполняли моё воображение я видел, что, несмотря на все преграды, которые мне придётся преодолеть, она будет моей. Прошло несколько лет, след её потерялся, но я не терял веры в нашу встречу и старался хоть что-нибудь выяснить об её судьбе, однако все усилия оказывались тщетными.

– Эка, брат беда! – с участием произнёс Михеич, – стало быть, ты так её и встретил?

– Если бы так! – отчего-то горестно воскликнул Костя. – Тут вмешался его величество случай. Однажды я по делам фирмы был в командировке в городе N. Остановился как всегда в лучшем номере гостинице. Знаешь, отец, к таким постояльцам всегда повышенный интерес всяких проходимцев. Кстати, это мерзкие люди, у которых за душой ничего святого не осталось. Вот один из таких и предложил мне женщин по вызову, разложив на столике их фотографии. Обычно я таких сразу гоню, но тут что-то заставило бегло пробежать по ним взглядом. Сердце так затрепетало, что я опустился на стул, не в силах стоять. С фотографии на меня смотрели глаза Виолы. И даже если б не видел её глаз, то по своеобразному наклону головы и фигуре я бы узнал её.

– Ишь ты! – выдохнул Михеич, – надо же случиться такому горю.

– Да, отец, это была она. Сутенер, увидев, которая из фотографий привлекла моё внимание, одобрительно хмыкнул, пояснив, что это новенькая и наилучшая из его коллекции. От этих слов у меня всё заклокотало внутри, и я готов был убить его тут же, но быстро взял себя в руки и едва сдерживаясь, произнёс, что я хочу, чтобы она была здесь немедленно. Когда этот мерзкий человечишка вышел, дрожь нетерпения от предстоящей встречи с Виолой колотила меня. Немного успокоившись, я прилёг на кровать, и тут же меня начал мучить вопрос – какая катастрофа произошла с ней, что вынудило её заняться такой гадкой профессией. Я ждал её прихода. Время тянулось мучительно долго. Прошёл час, но мне казалось, что прошла целая вечность. Наконец в дверь постучали, и вошла она, уже мало похожая на ту девчонку, которую я так любил. Это была женщина с нездорово-желтым цветом лица, но и сейчас ещё прекрасными когда-то озорными, а сейчас задумчивыми черными глазами. Тот огонь, горевший в ней в юности, теперь казался потушенным или где-то далеко припрятанным. Она скользнула по мне взглядом и спросила, может ли она принять душ. Я был так поражён произошедшей с ней переменой, что не смог сразу ответить. Она недоумевающе и пристально посмотрела на меня, и вдруг на её щеках вспыхнул румянец, а затем по лицу разлилась краска. Я понял, Виола узнала меня. Плечи её вздрогнули, а из глаз неудержимо покатились слёзы, ноги стали подкашиваться и она медленно стала оседать. Я с тревогой поспешил к ней и бережно усадил в кресло. «Это ты, – прошептала она с нескрываемым смятением. – Решил отомстить мне за то, что когда-то я смеялась над тобой!». Нет, вскричал я! Никогда, слышишь, Виола, никогда такая бредовая мысль не приходила мне в голову, и даже если ты сейчас прогонишь меня, я не буду этого делать! Более того и другим не позволю плохо относиться к тебе. Позволь мне лишь помочь тебе вернутся к нормальной жизни! Видит Бог, я ничего для этого не пожалею. Вместе мы всё поправим. Мои слова привели в замешательство и ещё больше взволновали её, и она плакала уже навзрыд, уткнувшись в подлокотник кресла. Я присел рядом на корточки и, как мог, успокаивал, поглаживая её волнистые волосы. Виола ещё долго не могла успокоиться, сквозь рыдания рассказывая о своей в последнее время полной драматизма жизни. Я же был безмерно счастлив от того, что она рядом со мной, и я могу дотронуться до её дивных волос источающих чудесный запах, прикасаться к её рукам, плечам.

Лицо Кости преобразилось, глаза загорелись юношеской восторженностью, красивая улыбка обнажила ровный ряд зубов необыкновенной белизны. Но неожиданно он опять впал в печальную задумчивость. Михеича поразила такая перемена настроения Кости. Он внимательно слушавший монолог Кости и ждавший продолжения повествования, вдруг вспомнив о пекущейся картошке, проворно вскочил и попавшей под руку хворостиной начал разгребать угли, выкатывая картофелины с уже подгоревшей кожурой.