Ходовые испытания. сборник рассказов

– Вот старый хрен, – выругался он, – совсем забыл о ней.

Взяв одну из них, старик стал перекидывать с одной руки в другую при этом, остужая, он с шумом набирал воздух и дул на неё. Его усы топорщились из-за вытянутых губ, а широко открытые глаза сошлись к переносице. Всё это выглядело забавным и привлекло внимание Кости. Он, также, не дожидаясь пока остынет картошка, схватил одну и, обжёгшись, выронил.

– Э, видно, сынок, давно ты физическим трудом не занимался. Кожа-то у тебя на руках тонкая нежная, потому и не выдерживает такой температуры. На вот возьми-ка, ужо остыла, – добродушно усмехаясь, протянул Михеич разломленный надвое картофель. А вот соль, лучок и хлеб – бери, доставая из сумки, предложил он.

Они, почти не разговаривая, поужинали, запив к тому времени приготовленным крепким чаем, разбавленным молоком. Михеичу не терпелось услышать конец истории произошедшей с Костей, но он терпеливо ждал, когда тот сам продолжит свою горестную исповедь.

– Михеич, ты прожил долгую жизнь, дай Бог тебе ещё прожить столько же, но можешь ли ты сказать, что есть женщина?

– Это ты к чему? – насторожившись, удивлённо спросил Михеич, но сообразив, что этот вопрос очень волнует Костю, прямодушно ответил, – Да кто ж их знает, сынок. Бабы они существа особые. Вот я со своей женой прожил свыше сорока лет, да так и не распознал. Ужо помирала, а всё тревожилась, кто обо мне заботиться будет, когда я бобылем останусь. Призвала даже свою подругу помоложе и безмужнюю и всё что-то ей толковала, стало быть, наказывала, как обихаживать меня. А ведь ещё надысь в гневе ворчала, что опостылел я ей за всю жизнь и всё такое. А тут… Вот сам и рассуди. – Старик, отвернувшись, украдкой смахнул слезу.

– Михеич, ты прости меня, что разбередил тебе душу, – извиняясь, сочувственно проговорил Костя, от внимания которого не ускользнуло неловкое движение старика.

– Да ты, Константин, в этом не виноват… Я ведь здесь частенько на берегу ночую. Тоска меня из дома гонит. А здесь… не четыре стены, простор вон какой. И опять же Байкал, он же живой – иногда пошумит, иногда так ласково коснётся ног, что впору и самому лаской ответить. Раньше я такого не замечал за собой, тапереча или остарел, или мне так кажется, что это во мне проявляется нерастраченная любовь к моей Глаше.

Старик подкинул в костёр толстые сучья, которые нехотя разгорались, то вспыхивая, то угасая. Наконец ветерок подхватил образовавшееся пламя и оно, извиваясь, вырвало из темноты фигуры двух сидящих собеседников, так не похожих ни по возрасту, ни по материальному достатку, но тонко чувствующих друг друга.

– Я, уверен, что жизнь каждого связана с любовью, – произнёс Костя и горестно добавил, – когда потеряна любовь, жизнь теряет смысл и хочется умереть.

– Паря, ты что-то не того! – покачал головой Михеич. – Откедова такие мысли, что могло с тобой произойти? – недоумевая, спросил он, подметив, как при последних словах, болезненно искривилось лицо Кости. – Ведь вроде ты был счастлив, когда встретил свою любовь – Виолу.

– Да это были минуты не испытываемого до той поры великого счастья. – Костя сдержанно улыбнулся и продолжил. – Она, продолжая всхлипывать, положила голову на моё плечо, и мне показалось, что если бы я не сдержал себя, Виола всецело была бы моей. Её возбуждающие соски выделялись под тонкой материей платья и касались моей руки, но я не хотел воспользоваться её минутной слабостью, потому что очень любил её. И чем дальше она рассказывала о своей жизни, тем быстрее моё животное чувство сменялось состраданьем к ней. Выяснилось, что её счастливая семейная жизнь дала трещину из-за увлечения мужа азартной карточной игрой на деньги. Виола приложила много усилий, чтобы отвратить его от этой пагубной страсти. Только её любовь к мужу помогала ей, не опускать рук и продолжать борьбу за своё счастье. Трагедия разыгралась, когда муж лишился работы, и он стал проигрывать деньги, отложенные ими на покупку квартиры. Её небольшого заработка теперь едва хватало на еду. Однажды он пришёл домой весь избитый. Оказалось, он проиграл большую сумму денег и не смог в назначенный срок отдать. Проценты за просрочку увеличивали долг, и через некоторое время хозяин казино и гостиницы, в которой я снимал номер, заявил Виоле: или она отрабатывает за мужа долг, или его закатают под асфальт.

– Так я оказалась рабыней, – всё ещё всхлипывая, окончила Виола рассказ, стыдливо не поднимая глаз.

Я, наблюдая за её лицом, старался представить ту внутреннюю жизнь, которой она жила после произошедшей с ней трагедии. Эта жизнь показалась мне чудовищной.

– Я освобожу тебя от рабства, – решительно произнёс я, стараясь заглянуть в её опущенные глаза.

– Ты это сможешь сделать?! – воскликнула она недоверчиво, вскинув свои большие ресницы, под которыми, я увидел, вспыхнувшие живым блеском глаза.

– Да, да! Я сделаю это сейчас же, – горячась, проговорил я, и вызвал горничную, которая сообщила хозяину, что его хочет видеть постоялец из номера люкс.

Пока мы ожидали приход хозяина, я рассказал ей о своей жизни, о том, что только любовь к ней помогала мне преодолевать трудности. Виола с недоверием слушала моё признание. И мне это казалось досадным. Мысль о том, что те чувства, которые она испытывает ко мне, не обязательно должны быть схожими с моими к ней чувствами, показалась такой страшной, что я внезапно умолк. Молчала и она. Это неловкое молчание продолжалось до того мгновение, пока не пришёл хозяин гостиницы. Я попросил Виолу выйти на время переговоров и подойти часа через три. Разговор, который состоялся с человеком прилично одетым, но по всем его повадкам: хамству и наглости, свойственным бандюганам девяностых годов, мне вспоминать неприятно. Скажу только, этот подлый тип вел себя так, будто продавал какую-то дорогую вещь, которая в глазах других повышала его значимость. Не торгуясь, я заплатил в три раза больше, чем был долг мужа Виолы и был рад, когда перечислив деньги на счёт мерзавца, получил от него документ удостоверяющий погашение долга. Вечером появилась Виола. Вид у неё был взволнованный, глаза лихорадочно горели, на щеках разливался румянец.

– Костя, ты, вы, – не зная как обратиться, запинаясь, промолвила она, – договорились с ним?

– Да, Виола, успокойся! Теперь ты свободна. Я погасил ваш долг. Вот документ.

– Наконец-то! – вздохнула она с облегчением, – и почти выхватив его из моих рук, и глазами впилась в его текст.

– Теперь я твоя раба! – неожиданно воскликнула она. – Или ты позволишь нам постепенно выплачивать долг? – спросила она с жеманной улыбкой, совсем не идущей к её лицу.

Такая её реакция смутила меня.

– Я сказал, Виола, что ты свободна и вольна сама распоряжаться своей судьбой. Этот документ твой.

– Вот и славненько! – прошептала она и стремительно приблизившись ко мне поцеловала меня в лоб. – Ты такой славный! Ты прости, что я доставила тебе когда-то столько страданий, молода была – глупа.

В этот момент её милое личико находилось так близко, что я потянулся к нему, чтобы поцеловать её губы, но она испугано отскочила, вскричав:

– Ты же сказал, что я свободна!

– Да, – подтвердил я. – Это был бы только невинный поцелуй. Думаю я заслужил его, – уже смущаясь, пролепетал я.

– Дай я тебя сама поцелую, – капризно скривив губы, горячо прошептала она.

Это был поцелуй, о котором я мечтал с тех пор, когда её впервые увидел. Прикосновение нежных губ Виолы я чувствую и сейчас. То был долгий страстный поцелуй, от которого всё моё тело затрепетало. Она почувствовала это и, отстраняясь, удивлённо и ласково произнесла: « Чудной ты!».

– Я люблю тебя, стань моей женой! – чувствуя прилив решительности, воскликнул я, заглядывая ей в глаза и привлекая её к себе.

– Что ты! – испуганно опустив глаза, вымолвила Виола, не пытаясь освободиться от моих объятий. – Я же замужем!

– Какой же он тебе муж, если позволил сотворить с тобой такое! – с негодование воскликнул я.

– Но я его люблю! – почти выкрикнула Виола, вырываясь из моих объятий.

– Как можно любить человека, который не знает что такое мужская честь! – возмущённо возразил я. – Ты просто жалеешь его, а он пренебрёг тобой, когда встал вопрос о его никчёмной жизни. Разве ты не достойна лучшего!?

– Лучшего! Это конечно вас, произнесла она холодно. – Как вы можете судить о человеке по одному лишь неблаговидному проступку. Саша славный, а то, что с ним случилось это не столько его вина, сколько наша с ним беда. Да, он хотел тогда покончить с собой, только я ему не позволила. Очень жаль, что в вас говорит эгоизм… Вас съедает месть за его проказы по отношению к вам. Да вы просто мстите!

Я видел, как выражение её прекрасного лица сменилось от холодного до неприязненного. Красиво выписанный небольшой рот, по углам чуть опущенный, искривился презрительной усмешкой. Я пытался следить за ходом её мысли, чтобы возразить, но свершившаяся в ней перемена и какое-то от этого неприятное чувство защемило мне сердце, и не давало сосредоточиться.

– Я поверила тебе, что ты меня любишь, а ты просто добиваешься моей любви, используя деньги. Чем ты лучше его! – как бы издалека донеслось до меня. – Ведь у него в отличие от тебя просто в то время не хватило характера, чтобы преодолеть пагубную страсть.

– Человек без характера, что тростник на ветру, куда ветер дует туда он и гнётся, – защищаясь, холодно возразил я, чем ещё больше усилил гнев Виолы.

Она как пантера защищающая своего детёныша готова была наброситься на меня. Я, понял, что своей настойчивостью разрушаю недавно установившиеся между нами близкие отношения, и, пересилив себя, улыбнувшись кроткою и доброю улыбкой, примирительно произнёс:

– Милая моя Виола, я вероятно в чём-то не прав. Не мне судить твоего мужа, ты его знаешь лучше. Хочу лишь попросить тебя, успокоившись, обдумать моё предложение. Я буду ждать ответа до утра. Я сознаю, что у тебя может и должна быть своя особенная жизнь, но мне хотелось бы, чтобы она сложилась счастливо. Я люблю тебя, но не желаю, чтоб моя настойчивость принуждала тебя лгать и притворяться, что было бы так противно твоей натуре.

Виола подняла на меня глаза, и я почувствовал, что она в этот момент, как было в юности, чувствовала своё превосходство надо мной, несмотря на своё возможно гибельное положение. Она, молча, резко повернулась, я увидел как всколыхнулась её грудь, и пошла к выходу. Я же не мог оторвать взгляда от её восхитительно-возбуждающей фигуры. Всю ночь я ходил по комнате, то надеясь на положительный от неё ответ, то теряя уверенность, в отчаянии ложился на кровать, чтобы успокоить моё колотившееся сердце. Вспоминая до мельчайших подробностей наш разговор, я поймал себя на мысли, что Виола при разговоре отыскивала во всём поводы к негодованию, чтобы не попасть в плен моих чувств, время от времени пробивавших тропинку к её сердцу. И она преуспела в этом. Последний её взгляд подтверждал мою мысль. И всё же надежда на желанные ответные её чувства ко мне не умирала. Утомлённый переживаниями я кратковременно уснул, когда уже рассеянный свет начал пробиваться сквозь окно.

Рассвело, и я с нетерпением ждал её прихода. Наконец в дверь номера постучали. Я вскочил с постели и кинулся навстречу повторяя:

– Да, да! Входите!

Дверь приоткрылась и вошла горничная, протягивая мне почтовый конверт. В замешательстве я отступил и глухо произнёс:

– От кого!

– Это от женщины, которая вчера была у вас в номере, – испуганная моим видом, тихо прошептала она.

Я выхватил письмо из её подрагивающих рук, и попросил меня больше не тревожить. С нарастающей тревогой и нетерпением вскрыл конверт и достал небольшой лист бумаги, пахнущий духами Виолы и исписанный красивым почерком.

Милый Костя! – писала она, – я не в силах встретиться с вами вновь. Слишком тяжело было бы видеть как ты, – слово вы было зачёркнуто и написано ты, – отнесёшься к моему отрицательному ответу на твоё предложение. Но ты должен понять, что если бы я на него согласилась – это было бы для нас троих катастрофой. Я тебя не люблю, и наверно не смогу полюбить, а притворяться, как ты сам подметил, я не могу. Всю жизнь буду помнить, что ты для меня сделал, и молиться за тебя. Прощай и прости. Виола.

Я прочитал письмо несколько раз пытаясь обнаружить между строк хоть лучик призрачной надежды, подпитывающий в дальнейшем мои жизненные силы, но всё было тщетно. Мои надежды рухнули. Я почувствовал полное душевное опустошение, ведь всё, что я добился в жизни за эти годы, было достигнуто благодаря моей страстной любови к Виоле и этой надежде. Я не помню сколько времени я мчался на машине, рискуя разбиться, но Бог хранил меня, возможно благодаря молитве Виолы. Какая-то сила управляла мной и привела меня сюда.