– Приданое вы можете взять назад… Вы, конечно, отдадите? – обратился судья к мужу.
– Черт с ней-с! ни покуда маяться!
– Так вот слушайте решение: с завтрашнего дня вы расходитесь врозь… Довольны вы решением?
– Покорно вас благодарим…
– Ваше благородие! – объявил Краюхин, – я это запил девку… Пили… пили!..
– Ты кто такой?
– Пили мы десятую… пили два Микития…
– Я спрашиваю, ты чей, откуда?
В это время у подъезда загремела карета и в камеру вошла небольшого роста, худощавая барыня с черным вуалем, в бархатном бурнусе. Не поднимая вуаля, она обратилась к судье:
– Я к вам, Федор Иваныч, насчет оскорбления моей Мими…
– Позвольте узнать, кто это Мими?
– Моя собака…
– Извините, сударыня, закон обязывает меня объяснить вам, что в нашем судебном уставе не упоминается об оскорблении животных… Я думал, что Мими ваша служанка. Впрочем, не угодно ли вам рассказать, как было дело?
– Вообразите: я Дуняшке приказала для Мими готовить бульон, а она с лакеем Алешкой изволит кушать его… Я замечаю день, другой: Мими худеет!.. Вы не можете представить, что стало с несчастной собакой… Смотрю однажды в окно: Мими выскочила к воротам, а там сидели лакей с горничной. Они схватили собаку и начали ее бить по щекам… да приговаривают: «Из-за тебя нам от барыни достается!..» Это я слышала собственными моими ушами…
– За последнее время жалобы на прислугу до того увеличились, – сказал судья, – что я не предвижу, чем все это кончится… Мне сдается, что ваша прислуга имеет настойчивое стремление оскорблять именно вас… Позвольте узнать, когда вы свободны?
– Я постоянно свободна…
– Не угодно ли вам пожаловать в понедельник… тринадцатого числа… Как звать вашу прислугу? – спросил судья.
– Дуняшка и Алешка.
– Я их вызову…
Барыня раскланялась и уехала. Краюхин снова начал:
– Я, ваше благородие, из Воробьевки… насчет запою…
– Ты кого запил?
– Девку!..
– Какую девку?
– У соседа дворов через пять…
– Тоже у крестьянина?
– У крестьянина.
– Дела между крестьянами разбираются волостным сходом…
– Ведь я, ваше благородие, насчет пастуха… он не нашей барщины…
– Это все равно… пастух – крестьянин…
– Вестимо, крестьянин… Хорошо! только эта мы гуляли… больше году!.. девка со всем согласьем…
– Я тебе сказал, обратись в волостное правление…
– Откуда ни навернись пастух… говорит, ежели на что пойдет, я не пожалею красного петуха…
– Павел! выведи вон…
Лакей взял Краюхина за пельки.
– Вот оказия-то! – рассуждал Краюхин, выведенный на улицу. – Какой это мировой? слова не даст сказать… Куда ж теперь? Неужели в волость?..
Подошедши к телеге, в которой спал Иван, Краюхин почесал затылок, растолкал сына и крикнул:
– Ты что ж сена-то не дал лошади? для тебя, что ль, под голову взяли, хрептуг!
В это время Краюхин увидал на дороге проезжавшего мужика.
– Эй, брат! – закричал Краюхин, – погоди-ко…
– Что ты там?
– Да погоди… Где бы мне тут разыскать мирового?
– Да ты от его хором идешь… вот он!
– Это не наш, должно… Господь его знает!
– Уж не знаю, как те сказать… у нас есть… да тоже, пожалуй, не ваш…
– Где ж к нему проехать?
– Вот ты под взволок съедешь, придет перехресток, ты так-то не езди, а заверни направо прямо по овражку, вдоль овражка-то и ступай… приедешь к реке, через мост прямо в нее!..
– Куда ж в нее-то?
– В мировиху!..
– Я насчет мирового тебя спрашиваю…