Я планировал взорвать мавзолей

Время шло быстро. Через две недели меня выписали. На следующий день друг навестил меня дома. Удивлялся такому удивительному повороту судьбы, сочувствовал, успокаивал. Достал из-за пазухи бутылку сухого вина, которую мы и выпили по поводу моего "выздоровления". Сказал тост: "Пьем за то, чтобы на этом твои неприятности и странные недоразумения наконец-то кончились".

Вечером мне стало плохо. Лег спать. Только закрыл глаза, как приснились кошмары: меня душат, бьют, режут, пекут огнем. Вскрикнул от ужаса и проснулся в холодном поту. Дрожу, зуб на зуб не попадает. Жена окутывает меня одеялами, перинами. Снова засыпаю, и через мгновение на меня снова накатывается кошмарный сон, но теперь я уже задыхаюсь от жара. Одеяла и перины летят на пол, – хочется как можно быстрее освободиться от них. И так целую ночь, мой сон сопровождают ужасы, бросает то в жар, то в холод.

Утром такое ощущение, будто меня не во сне, а наяву жестоко пытали: болит все тело, кружится голова, тошнит. Встать нет сил, кушать не хочется. В таком состоянии пролежал до обеда. Через силу глотнул две ложки бульона и меня тут же стошнило. В голову лезут страшные мысли, появилось предчувствие скорой смерти. Что это со мной? Откуда взялась эта странная болезнь? – спрашиваю себя, но не нахожу ответа.

Что делать, когда смерть заглядывает в лицо? Еле дождавшись вечера, пошатываясь, побрел на свое любимое место, чтобы вдали от людей молиться Богу. Прочитал "Отче наш" и обратился к Богу своими словами: "О, мой Бог, я умираю, но не понимаю почему. Знаю дорогу к чародеям и гадалкам, но я пришел к Тебе, Творцу неба и Земли, всего видимого и невидимого. Взвесь меня и определи мой вес – может, окажусь достойным Твоей милости. Ты, Который по молитве Иисуса Навина остановил Солнце, останови мою смерть! Помилуй раба Своего, и я еще много добра сделаю Тебе и людям!". Продолжал молиться и молился так, как никогда раньше. Так как Иисус Христос на горе Елеонской.

Ночью кошмар повторился. Утром с трудом добрался до остановки, в автобусе чуть не потерял сознание. Ну, вот и поликлиника. Измерив температуру и давление, врач дрожащей рукой стала набирать номер скорой помощи.

– Может, на автобусе доеду? – предложил я.

– О, нет! – испуганно возразила она. Чувствовалось: терапевт боится, что я умру в ее кабинете.

Третья больница: инфекционная.

Отвезли в инфекционную больницу. Взяв анализы, начали интенсивно колоть антибиотики. Петр и здесь меня нашел – он был у меня дома, так вот, узнал адрес больницы. Я радовался, что могу поговорить с другом и поплакаться на такой странный поворот судьбы.

– Друзья познаются в беде – говорю ему – снова ты единственный, кто меня помнит и навещает.

Поскольку через карантин не выпускали на двор, я выбросил из окна веревку и ею поднял передачу. Поблагодарив за продукты, поделился с другом своими подозрениями. Тот в ответ назидательно:

– Действительно, здесь что-то нечисто. Это же надо – третья больница подряд! Как же может человеку не везти! А я с работы уволился. Не могу работать в компании ограниченных, эгоистичных людей. Единственным оригинальным человеком там был только ты. Без тебя скучно.

Позже еще несколько раз приносил передачи и очень радовался, что мое здоровье идет на поправку. Я понимал, что покупая гостинцы, друг тратит свою мизерную учительскую зарплату. Такое самопожертвование я очень ценил, и наша дружба постепенно становилась еще более крепкой, искренней.

Выписывая больничный, врач еще раз посмотрела мои анализы и удивленно спросила: "Так что же с Вами все-таки было?".

Я понял: она не знает, какой диагноз поставить в листке нетрудоспособности.

Наша дружба крепнет с каждым днем.

И вот я снова дома. Петр проведывал меня, как и раньше. За игрой в шахматы обсуждали наши планы, вернее, мои планы, но мне почему-то было приятно считать Петра своим сообщником. Вместе рассуждали, где достать взрывчатку, детонаторы и какой объект выбрать для нанесения удара. Я не был уверен, что мои самодельные детонаторы окажутся достаточно надежными, поэтому преждевременно не хвастался. Не хвастался, но сам все время думал, чем именно и как мой лучший приятель сможет мне помочь.

Приближается время "Х"…

На дворе властвует осень – уже заканчивался октябрь. На то время я уже изготовил четыре самодельных взрывных устройства. В корпусе каждого аэрозольного баллончика помещался пороховой заряд, а также смесь бертолетовой соли с порошком алюминия и тринитрофенолом. Пороховой заряд вызовет взрыв смеси бертолетовой соли с порошком алюминия, а тот в свою очередь – тринитрофенолом.

До рокового дня 6 ноября, оставались считанные дни.

Дипломат вмещал более 12 килограммов аммонита и два вызывающих детонацию взрывных устройства. (Одно дублирует другое). Третий возьму за пояс на случай провала: переключатель обратного действия в руке – достаточно расслабить пальцы и контакты замкнутся. Четвертое устройство намеревался испытать, чтобы убедиться, способны ли самодельные детонаторы вызвать детонацию основного заряда.

В комнате родителей среди магнитофонных кассет хранилась тетрадь, в которой были записаны причины, побудившие меня поступить именно так. Эта своеобразная посмертная записка состояла из информации для радио "Свобода", и из собственных впечатлений от жизни при коммунистах.

План был такой: приезжаю в Москву 6 ноября, в канун праздничного парада в честь той Социалистической революции. Отдаю тетрадь любому иностранцу. Ставлю взрыватели в боевое положение. С того момента достаточно лишь наклонить дипломат или резко встряхнуть и контакты замкнутся. Тогда уже только вперед, ни шагу назад. Знал: мавзолей открыт несколько часов и то не каждый день. Мое время настанет, когда его закроют для посетителей. Слившись с толпой зевак, подойду к цели. Переступлю цепную ограду, сделаю рывок к стене усыпальницы вождя. Оттуда крикну: "Сейчас будет взрыв! Спасайся, кто может!" Люди меня поймут, и несколько минут, чтобы отбежать на безопасное расстояние у них еще будет…

Если же КГБисты, которых в тот день там будет, как собак возле дохлятины, не дадут дойти до намеченного объекта – попытаются арестовать, значит… Значит, им круто не повезло – то будет не их день…

Игра была жестокой – на войне, как на войне. И я все же надеялся, что Господь ослепит охранникам глаза, затуманит разум, сделает так, что те на меня не обратят внимания. Помнил же из истории: Ленин в решающий момент, для конспирации перевязал челюсть тряпкой и направился в Смольный и… И патруль юнкеров его не заметил! Тогда не заметили его, а в мой день не заметят меня…

В конце концов, здесь нет ничего удивительного. Одни, недовольные властью, приходили к усыпальнице вождя с антисоветскими плакатами, другие сжигали себя в знак протеста. С взрывчаткой тоже были, так что не я первый. Смертники ради идеи, так называемые камикадзе, известны издавна.

Прекрасно понимал: даже в лучшем случае, заряда недостаточно, чтобы полностью разрушить могилу-трибуну. Оно-то так, но там образуется такая дыра, которую коммунякам за ночь отнюдь не запломбировать. Скандал будет, и немалый…

Часто думал, пытался понять душевное состояние обреченного на казнь преступника, его ощущения в момент казни. Также пытался понять душевное состояние человека, который находясь, по его мнению, в безвыходной ситуации, решает покончить с собой и выбирает наименее болезненный способ самоубийства. Как же страдает его душа, и какие муки испытывает тело до момента наступления телесной смерти!

А бывает самоубийство подвигом? Наверное, что так! Но тогда это уже самопожертвование.

Отчаянный раб, который проник во вражеский арсенал, и держа зажженную свечу над открытой бочкой с порохом, диктует врагам свои условия, достоин всяческих похвал. В последние минуты своей жизни он царь, повелитель – он видит полные ужаса глаза, до этого момента всесильных врагов и уже он решает свою, и их судьбу. Через мгновение он геройски погибнет, но враг станет безоружным! Так будет и здесь – враг останется без своего главного божества – тщательно охраняемого "Объекта № 1". Я ведь даже боли не почувствую – 1/5000 доля секунды и… И мои кишки на кремлевских звездах, а бессмертную душу в потустороннем мире встречают под фанфары.

Разве не похвально, как в нашем гимне поется, тело и душу положить на нашу свободу и доказать, что мы казацкого рода? Тем более, что терять рабу, кроме оков ничего. Ничего же не стоит рабская жизнь в сатанинской империи зла…

В подобном поведении не было ничего странного – нас же учили, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях. Коммунисты с первых секунд своей деятельности воспевали самопожертвование ради идеи всемирной революции: "Смело мы в бой пойдем за власть советов! И как один умрем в борьбе за это!".

Наше же поколение воспитывали на примере пилота Гастелло, который сознательно направил свой подбитый самолет в колонну вражеской мотопехоты, и пехотинца Матросова, который сознательно закрыл своим телом амбразуру дзота и этим подвигом способствовал успешному наступлению дивизии.

Соседняя улица до сих пор носит название пилота Иванова, который в первый день войны, израсходовав боеприпасы, сознательно пошел на таран вражеского бомбардировщика и, как высечено на мемориальной доске "уничтожив его, погиб смертью героя". Подорвать себя и врагов последней гранатой считалось подвигом. В популярной песне так и пели: "Только от взрыва последней гранаты может сердце в груди замолчать!" У героев, которые ради победы жертвовали своей жизнью, находилось много последователей. Я тоже был в их числе.

"…Пусть минует меня чаша сия, впрочем, пусть будет, не как я хочу, а как Ты хочешь!".

Наступило 2 ноября. Решил: пора испытать свою конструкцию. Взял одно взрывное устройство и полуторакилограммовый пакет с взрывчаткой, который не поместился в дипломате и поехал автобусом. Вышел на остановке и направился напрямик в лесок под названием Форт, который находится далеко за селом. Возникает вопрос, почему не пошел пешком, что значительно ближе и, соответственно, быстрее?

А потому, что бабахнет хорошенько, а над тем местом глиссада – курс взлета и посадки самолетов аэропорта союзного значения. Взрыв может привлечь внимание, поэтому приедут правоохранители. Собаки возьмут след, но он потеряется на шоссе. В глубине души радовался: какой же я умный и предусмотрительный…

"Спалится" на мелочи не хотелось, но все же беспокоили недобрые предчувствия. Понимал: душа предчувствует беду.

Идя полем до выбранного места, молился: "Боже, благослови меня, и я, как некогда Моисей, но на этот раз ценой собственной жизни, уничтожу сатанинского идола! Я готов умереть ради своего народа! Клянусь: не испугаюсь! Но пусть будет воля Твоя! Пусть минует меня чаша сия, впрочем, пусть будет, не как я хочу, а как Ты хочешь!".

Испытание самодельной взрывчатки.

Заложил взрывное устройство и полуторакилограммовый пакет с взрывчаткой, которая должна сработать от детонации в выемку, протянул шнур, лег, открыл рот, чтобы звук взрыва не повредил барабанные перепонки и, немного волнуясь, замкнул контакты. Произошел незначительный взрыв и послышался звук, как от выстрела ружья.

О, проклятие! Неудача! Сработал только пороховой заряд. Почему же не произошло взрыва?

В выемке горели обрывки бумаги. И в это же время глубоко в душе появилось сильное, доселе неизвестное чувство, которое полностью пленило мое сознание: скоро, очень скоро на этом месте я буду давать показания следователям?

Вот так-так! Но почему? – задавал я себе вопрос. Как это может произойти? Это же абсурд! Никто здесь меня не видел и никто не знает моих планов! Вот так я мысленно отвечал внутренним голосам, но от этого предчувствие беды не исчезало. В сердцах помочился на огонь, на деформированный от взрыва порохового заряда аэрозольный баллончик. И чтобы посмеяться над этим непонятным для разума предчувствием, указал рукой на выемку и сказал, будто в присутствии следователя: "Вот сюда, гражданин следователь, я заложил заряд, а там спрятался и замкнул контакты".

Не мог избавиться от этого ощущения беды, оно не реагировало на шутки. Тогда достал обгоревший сверток с взрывчаткой, и со словами: "Слишком много будет доказательств для вас, собаки!" – изо всех сил швырнул далеко в кусты.

Домой шел сердитый, напрямик. Никак не мог успокоиться. Столько труда пропало! Когда же будет еще один шанс? Наверное, весной, в преддверии "Международной солидарности трудящихся", или через год…

По дороге попался автомобиль, в котором водитель нежно ласкал чужую жену. (Кто же свою повезет в поле?)

Это меня разозлило еще больше: ради кого распинаюсь? Эх, буду жить как все: воровать, пить, гулять, любить чужих женщин, жить в свое удовольствие…

И никому из наших людей воля не нужна – втолковывал сам себе. В газетах, на радио и телевидении сплошная ложь, в магазинах очереди за всем, а рабы, на устроенных властью "демонстрациях трудящихся" носятся с портретами палачей и выкрикивают им здравицы! Уничтожу все, уничтожу все нафиг, и буду жить как все рабы… А еще – замотаю взрывчатку в полиэтиленовую пленку и закопаю подальше от дома, еще и на том месте вишню посажу, чтобы вскопанная земля не привлекла внимание в случае тщательного обыска. Вот и все – никакой обыск не страшен. Конечно, если умышленно не подбросят оружие или пакетик с наркотиком…

"Завтра обыск и в воскотопку обязательно заглянут!".