Я планировал взорвать мавзолей

И я понял: это "подсадная утка". Стал он выспрашивать, но я правды не сказал. Когда сексот уснул, сделалось свободнее. Начал анализировать ситуацию. Страх овладел мной.

Пропал! Горе мне! Они все нашли, и на Форте кто-то меня видел! Какое фантастически-роковое стечение обстоятельств! И все это "тянет" на высшую меру, 15 лет сибирских лагерей или спецпсихушку!

Навсегда! Это было отчаяние, шок. Мысли путаются. Такое впечатление, будто обухом по голове ударили. Чувствую, что схожу с ума. Конечно, я был готов к героической смерти, но никак не к такому повороту событий…

Что делать? Стал молиться "Отче наш", а потом говорю: "Моисей из меня, увы, не вышел. Прости меня, Господи, если сможешь…".

Сделал из носового платка удавку и стал закручивать авторучкой на шее. Когда же терял сознание, то тем временем удавка раскручивалась. Среди той безысходности вдруг блеснула мысль: "А может, все-таки жить и посмотреть, что будет дальше?".

Взял ручку и написал, почему и за что ненавижу коммунистическую идеологию и зачем мне нужна была взрывчатка. Это же будет суд надо мной – возможно, в наших газетах и радио будут осуждать меня, а на Западе скажут, что я правдолюбец, диссидент. Вот и стану знаменитым на весь мир. А дальше буду действовать по обстоятельствам…

Следствие.

Утром приводят в кабинет руководителя уголовного розыска. На стене, как принято, висит большой портрет первого чекиста – "железного Феликса" (Ф.Э.Дзержинского). Предлагают: "Нарисуй план, где ты проводил испытания, иначе мы прочешем тот лесок и все равно найдем". Что здесь поделаешь – нарисовал.

На следующий день снова привели в тот же кабинет. Следствие вели с руководителем уголовного розыска еще два КГБшника из Киева. Они уже были на том злополучном месте и рассматривали, щупали руками деформированный корпус взрывного устройства, на который я в день испытания помочился.

Вижу: у стола следователя стоит мой дипломат с взрывчаткой.

Вот КГБшник взял его и нажал на замки. У меня все аж похолодело внутри. Открыл и… достал оттуда свои бумаги. Следовательно, это не мой, а его дипломат. Оказалось, что они нашли горсть моей взрывчатки, которая хранилась в воскотопке, и кусок засохшей желтой краски – думали, что тоже взрывчатка.

Еще с первой секунды ареста решил: сам "сгорю", но любой ценой не выдам своего товарища и сообщника.

Следствие идет полным ходом: один следователь спрашивает, второй записывает ответы на пишущей машине. Спрашивали просто для видимости: все ответы они уже знали и без меня. Перемигивались и улыбались. Я же надивиться не мог: ну откуда они все про меня знают? Фантастика, да и только!

Следователи смотрели на меня, как на какого-то инопланетянина. Спрашивали фамилии учителей и руководителей предприятий, на которых я работал. Понимал – их комитетчики найдут и заставят писать на меня характеристики.

Вопрос: – А кто в техникуме был комсоргом группы?

Я растерялся…

Насмешливо: – Что, память отшибло?

– Почему же? Помню. Я был комсоргом.

Заметил, как шокировал их мой ответ.

– А с какими девушками ты встречался до женитьбы?

Теперь уже меня шокировало такая наглость комитетчиков.

– Знаете – говорю – моя жена была единственной, с кем я встречался.

Спрашивают: – Когда же ты, парень, усомнился в мудрости родной коммунистической власти?

Что же им ответить? Молчу. Тогда один следователь иронично обращается к своему коллеге:

– Витя, ты помнишь, в каком году наши войска оккупировали Чехословакию?

А я от удивления только глазами хлопал.

– Слушай, Рахметов, ты случайно не спал на гвоздях, готовясь к борьбе с советской властью? Нет?!.. Почему же ты не жил, как все люди?.. Чего тебе не хватало? Дом есть, жена молодая, сын подрастает, работа интересная, есть машина, есть деньги, есть вдоволь еды и самогона. Кажется, живи в свое удовольствие, ешь, пей, гуляй, веселись. А ты в политику полез… (Рахметов – литературный персонаж, который заявлял: "Моя невеста – революция!". Он всячески закалял тело и душу, – даже спал на гвоздях, чтобы быть готовым к тяжелой борьбе с монархическим государственным укладом.)

– За Родину больно – пробормотал я себе под нос, но они не расслышали или сделали вид, что не расслышали.

– Слушай, а может, ты импотент?.. А?.. Что?.. Нет?.. Значит, стоит!?.. Так в чем же тогда дело?.. А может, тебя не судить надо, а лечить?.. Как считаешь?.. Подлечим, и гуляй себе…

Смеются…

Вот в таком духе надо мной смеялись эти здоровые, самовлюбленные парни. Очевидно, мое поведение было для них безумством обеспеченного всем необходимым человека, и они не могли удержаться от насмешки над наивным простаком, который так дешево оценил свою свободу. И они так же смеялись бы над Иисусом Христом: "Почему же ты не жил, как все люди?.. Чего тебе не хватало?", и так далее…

– Вот, парень, отсидишь свой срок – вози в тот лесок девушек. Только не малолеток, ибо сам же понимаешь – статья. А так, если и поймают с какой-нибудь: "По согласию поехала? ".

– "По согласию". Ну и все дела…

Продолжают смеяться.

– А знаешь – рассматривая фотографии с "места преступления", обращается разговорчивый до своего коллеги – иногда бабу снимешь и не знаешь куда ее везти. Сожалею, не знал я раньше про это живописное место.

Как-то один из них, тихонько спросил своего коллегу, но я все-таки услышал: "А что, не признается, с кем вез спирт?" У меня все оборвалось внутри, – еще только не хватало, чтобы заставляли выдать своего лучшего друга. Тот в ответ хитро подмигнул и отрицательно покачал головой – мол, молчи об этом. Я это все заметил, но понять ничего не мог – мозг не давал логических выводов.

"Наша партия – революция! Ей единственной мы верны!?".

Самовлюбленный вид этих комитетчиков свидетельствовал, что им нравится их работа. Одеты в красивые костюмы, надушены дорогим одеколоном, аккуратно выбритые, они вкусили сладкого наркотика вседозволенности и были очень довольны. Я видел: это не убежденные марксисты-ленинцы, не лучшие из лучших членов компартии, а обычные циники, которые служат самим себе. Идеал их жизни: вкусно есть, мягко спать и наслаждаться властью. Эти ребята были из того огромного количества мерзавцев, которые рвутся к власти ради личной карьеры, и для них совсем не принципиально какая власть, какой цвет флага и текст гимна.

Коммунисты писали на своих плакатах и громко заявляли: "НАША ПАРТИЯ – РЕВОЛЮЦИЯ! ЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ МЫ ВЕРНЫ!".

И на самом деле, вся эта наша социалистическая действительность была круто замешана на лицемерии. Знал: если когда-нибудь советская власть зашатается, то никто из них не станет защищать ее до последней капли крови – все они дружно перейдут под новые знамена, чтобы и дальше жить в свое удовольствие. Из прочитанных книг, воспоминаний старожилов и собственного опыта знал, что на самом деле вечно живой и всепобеждающей, была не марксистско-ленинская идеология, а способ ловко приспосабливаться к любым обстоятельствам, чтобы кушать вкуснее и спать мягче.

В этом нет ничего удивительного: тюремные надзиратели, которые издевались над революционерами, после захвата власти коммунистами, дружно перешли на сторону победителей и стали издеваться над своими бывшими хозяевами. Водители, которые на престижных иномарках обслуживали царскую семью и членов правительства остались на своих местах, чтобы в дальнейшем возить правительство цареубийц.

Позже те марксисты-ленинцы ловко меняли свои политические взгляды вместе с передовицами партийных газет. После развенчания Н.С.Хрущевым "культа личности" Сталина, его гневно критиковали те же самые приспособленцы, которые недавно так активно его возвеличивали. Позже Н.С.Хрущева критиковали те, которые его еще вчера возносили до небес. В день его смерти лишь в нескольких центральных партийных газетах напечатали коротенький некролог. Вот так проходит слава человеческая. Понимал: подобная судьба ждет и обильно увешанного орденами Генсека Л.И.Брежнева.

Верно же говорят: "У победы много родственников, поражение же – сирота". Вспомнилась работа в мясном отделе государственного гастронома. Как только возникали перебои с поставками, так сразу у меня появилось множество влиятельных друзей – каждый хотел без проблем иметь дефицит на своем столе. А как только перебои по поставке мяса прекращались, так сразу тех "друзей" как ветром сдувало…

О КГБ ходили разные слухи и анекдоты. Одни говорили, что там бьют безжалостно, другие – что не бьют. Меня не били. А зачем – они и так все прекрасно знали. Правда, был один эпизод. Спрашивают, где брал аммиачную селитру. Думаю: скажу в колхозе – спросят у кого именно. Станут проверять. Зачем наводить на людей неприятности?

Говорю: – Не помню…

Один из них подошел ко мне сзади: – Что, память отшибло!?

Я невольно поежился: Вот, думаю – сейчас врежет.

А второй:

– Витя, не дави на него. Может, действительно, не помнит. Так и запишем: "не помню".

Не могу прийти в себя от такого сногсшибательного поворота судьбы.