Воздушные замки

– Что почему? – Переспросила Алла.

– Почему ты такая спокойная? – Сиплым голосом переспросил ошарашенный новостью Вовка. – Что ты теперь думаешь делать?

Алла снова уколола его вызывающим взглядом и слегка повернув набок голову, какое-то время пристально взирала на него снизу вверх, а затем, чеканя каждое слово, спросила:

– Вот, на кой черт ты мне такой нужен, а?

И развернувшись пошла своей доро?гой.

– Как паршивого щенка… – Прокатилось у него в голове, – как надоевшую, ненужную собачонку…

В груди ломило – нечем было дышать и очень хотелось плакать. Лицо сделалось пунцовым и прокля?тый ком в горле мешал сглотнуть сухую горечь от сигарет. Зубы крепко прикусили нижнюю губу, не давая вырваться рёву, застывшему где-то глубоко внутри. – Сволочь, Алка… Просто кинула и все…

Пить. Чертовски хочется пить. Надо валить отсюда. Куда? Только не домой…

Раньше он поехал бы к Алке, а теперь совсем некуда. Хоть в лес беги…

Лес!

Вовка почти бегом добрался до мотоцикла и рванул по дороге, обдав пылью трущихся на обочине мужиков.

***

Бросив транспорт на едва приметной тропинке, Володя побрел через бурелом и кусты вглубь леса – к заброшенной сторожке.

– Коза ты, Алка, вот ты кто. Не нужен я тебе, значит, да? Отлично! Ла-а-адно, поглядим!..

Избушка была сложена из тонких стволов деревьев, и подоткнута мхом. Давно забытая, вся перекосилась и поросла зеленым ковром. Вовка аккуратно отодвинул полотно двери, сколоченное из тесаных досок и просто опертое на дверной проем, и ввалился в полутемное помещение. Внутри было промозгло и пахло гнилью. Через единственное окно, без стекла и даже рамы, а только с обрывками полиэтилена по кромкам – бил прожектор солнечного света; в его широком луче густо плавала пыль, переливаясь вихрями, как радужные пятна на мыльном пузыре. Комната была пустой – лишь пара криво висящих самодельных полок. Пол, устланный теми же досками, из которых была сделана дверь, был проломан в некоторых местах – если угодить ногой в дыру, то легко можно было вывернуть лодыжку, или даже сломать. Удивительно, как только Вовка не навернулся, таская сюда продукты ночью. В дальнем, наиболее темном углу, была навалена груда мусора – останки элементарной мебели, доски и ветки. Под этим хламом был припрятан гастрономический клад.

Володя минут десять покопался внутри этого барахла и выудил на свет пластиковую, двухлитровую баклажку пива; следом, пошарив еще – вытянул палку копченой колбасы и пару пачек сухариков. Выйдя, он положил дверь на землю, и уселся на нее, привалившись к стенке – откупорил пиво и несколькими мощными глотками выхлебал сразу треть, сбивая саднящую горло жажду. Затем, зубами разорвал пакет с сухариками и содрал с колбасы шкурку – откусил приличный кусок, запил и откинулся, расслабившись.

– А ведь работенка была очень даже пыльная. И даже грязная, я бы сказал… – Предавался размышлениям парень. – И руки пришлось конкретно замарать… За подобные дела люди хорошие деньги башляют. А мокруха – дело такое… Это не просто ящик водки со склада умыкнуть. И статья куда весомее. Не-е-ет, ничего я тебе, Алка, не отдам. Сама виновата… Не нужен я тебе? Вот и справляйся сама – как хочешь! А это оплата за мои услуги! И к кому ты теперь пойдешь, а? К папке? А нету больше папочки – сожгли мы его, ага!

В лесу было умиротворенно и тихо – ласковый ветер шептал кущей, птицы перекликались, играя в прятки друг с другом; по ковру изо мха, туда-сюда деловито сновали муравьи и другие букашки. Вовка курил и бродил где-то глубоко в своих горестных думах. Когда пиво в бутылке подошло к концу он поднялся за новой, но сперва решил опорожнить переполненный мочевой пузырь. Далеко не пошел, а просто завернул за угол и начал справлять нужду прямо на стену избушки. Пока стоял, наткнулся взглядом на что-то блестящее – прямо под окном, в складках мха выглядывал край какого-то предмета, красного цвета. Володя поднял его двумя пальцами, подбросил несколько раз на ладони и чертыхнувшись убрал в карман. Он помнил – где совсем недавно видел эту вещь, и кто был её владельцем.

***

Павлик долго ворочался в постели с тягостными мыслями. Они вертелись и кружили, окутывая мальчика вязкой паутиной непонимания и опасений; и вот он уже окончательно запутался – уж очень тяжелая ноша, для юного подростка. Умаявшись от этой карусели, мальчик решил просто помолиться и попросить помощи у того, кто не мог в ней отказать:

– Господи, прости раба своего, ибо грешен он. И наставь его на путь истинный! – Зазвучал в голове голос матери, столько раз причитавшей эти чудотворный слова. Но, дальнейший смысл не совпадал с тем, что хотел сказать Павлик и поэтому мальчик продолжил в свободной форме: – Боженька, просто дай мне хоть какой-нибудь знак – что я должен делать? Ведь ты учил прощать всякого, ибо каждый достоин царствия твоего – значит, и это тоже нужно простить? А если прощать все, кто тогда будет карать злодеяния: душегубов, или воров; или террористов… А живущих во грехе? Зачем тогда нужны милиционеры? А если не судить – почему есть судьи? А если спортивный судья – он тоже грешник?.. А солдаты считаются убийцами? А как тогда защищать свою родину? Что мне делать, Господи? Подай мне какой-нибудь знак, пожалуйста, а?..

Сон подступил незаметно, где-то в районе вопросов о смерти и пожелании здоровья всем близким и людям вообще.

Резко залаял Бабай. Громко и очень настороженно. За окном еще ночной полумрак – Павлик вслушался, но уже положил голову обратно на подушку и сомкнул глаза – наверное еж… Или кошка – нет, на кошек Бабай не лает, просто игнорирует… А может заяц пробегал… Вроде утих… Значит заяц…

Бабай заливался лаем. Даже было слышно, как он мечется на цепи – хрипит и неистово кидается. Что-то было не так. Пашка сел на постели и начал шарить ногами по полу. Кто-то зашел на территорию и это точно был не заяц. Вдруг собака громко завизжала, затем опять залаяла и бросилась на кого-то… И снова завизжала, так громко и сильно, что Павлик чуть сам не завопил от испуга. На Бабая кто-то напал. Ему нужна помощь.

Снова визг и пес, поскуливая, забился в будку, под крыльцо. Глухой удар по деревяшке чем-то тяжелым… Бабай тявкал из конуры и скулил, непонятно – от боли, или от страха… Еще несколько ударов чем-то тяжелым по будке. В маминой комнате зажегся свет. Татьяна, в одной ночнушке выскочила в прихожую, где столкнулась с сыном, на котором были только трусы – мальчик крутил в темноте ручки замка, стремясь вырваться из дома на помощь другу.

– Павлик, сынок, не ходи туда… – Встревоженно зашептала женщина.

– Там на Бабая напали!.. – Закричал Пашка.

– Погоди, не суйся пока… Господи, спаси и сохрани… Спаси и сохрани… – Татьяна неистово крестилась, силясь прижать к себе сына свободной рукой. – Сыночек, не ходи туда, слышишь?..

– Там на Бабая напали, мама!!! – В глазах стояли слезы, а пальцы лихорадочно хватались за все подряд: крутилку верхнего замка – ручку двери – затем ключ в нижнем замке. Наконец, дверь распахнулась, и мальчик выкатился на крыльцо, вырвавшись из объятий матери: – Баба-а-ай! Бабай, иди ко мне… Иди мой хороший…

Снаружи было пронзительно тихо. Бабай уже не лаял, а просто забился в углу будки зализывая раны, но, услышав голос хозяина заскулил и заерзал, вылезая наружу. Вокруг никого больше не было. Кто бы ни приходил – он уже ушел восвояси.

Бабай, сильно хромая и виновато опустив уши, плелся на крыльцо, сметая хвостом по земле – всем видом извиняясь за свое поражение. Возле ступенек валялись несколько тяжелых булыжников. Пес боком обошел их и, проворчав какое-то проклятие, аккуратно поднялся. На верхней ступеньке он встал и пригнув голову принялся что-то опасливо обнюхивать, вытянув шею и тихонько пофыркивая. Недавняя схватка еще не отпустила, и пес ко всему относился с обостренным подозрением.

– Бабайка, ну ты чего? – Павлик опустился на колени и обхватил морду приятеля двумя руками, затеребив его за ушами. – Ну как ты, мой хороший? Живой? Крови нет? Сильно тебя, да? Ты ж мой бесстрашный…

Собака довольно повизгивала и облизывала соленое лицо хозяина. Все обошлось и бояться ему больше нечего. А лапа заживет. И не такое бывало. Все хорошо, хозяин! Можно спокойно спать дальше – Бабай всегда на посту!

Мама позвала в дом. Пашка, напоследок, еще раз обласкал верного пса, и уже встал, собираясь идти вовнутрь, как в предрассветном сумраке невзначай обратил внимание на необычную вещицу, которую он не заприметил ранее – что-то торчало из ступеньки, какой-то инородный предмет. Он сделал шаг ближе и под другим углом смог разглядеть эту штуковину – компактный перочинный ножик «мультитул», с шестью инструментами, в виде отверток, ножниц и даже лезвия-пилы. Производства знаменитой швейцарской марки, о чем указывала эмблема в виде небольшого креста, заключенного в рамки герба. Рукоятка ножа была красного цвета.

Это был его собственный нож.

Нож, который он потерял два дня назад.

Часть четвертая.

Мост

Практически всю неделю шли дожди. Пашка соорудил себе шалаш на поляне и каждый день проводил там в одиночестве, вымокая до нитки. Погода была теплая и заболеть он не боялся. Матери Павлик так ничего и не рассказал.

Был ли это знак свыше, или нет, но мальчик решил, что лучше не вмешиваться в замысел Господа и не мешать ему самому творить правосудие. А лично он простил. Как делал всегда. Как Боженька велел.

Через несколько дней дожди поутихли и Пашка стал пропадать с удочкой на речке. Путевым рыбаком его трудно было назвать, но зато это помогало ему хоть как-то скоротать время. Если он ловил какую-нибудь рыбешку, то с грустным видом выкидывал добычу обратно в реку.

После таких обильных ливней река раздулась и течение ее усилилось. Иногда по ней проплывали стволы деревьев. Пашка был превосходным пловцом и частенько плескался в темной, прохладной воде, где-нибудь в укромном закутке, подальше от любопытных деревенских мальчишек.

Как-то он сидел на берегу и вдруг услышал, на противоположной стороне реки, чуть поодаль, громкие голоса и смех. Наверное, опять деревенские пришли купаться. А это значит, что рыбалке пришел конец – они по-любому распугают всю рыбу. Пашка, не спеша собрал удочку и двинулся вдоль берега. Чтобы вернуться в деревню, ему было необходимо пройти через мост, на другую сторону, куда он и направлялся.

Поравнявшись с местом, напротив шумной компашки мальчик остановился. Ему послышался знакомый голос. Постояв еще немножко, он удостоверился – голос принадлежал Иркиному брату Вовке. Тот, что-то громогласно рассказывал и каждую минуту воздух сотрясал оглушительный хохот. Видимо, отдыхал с дружками. Пашка поежился и побрел к мосту.

Подойдя к переправе, он заметил на другой стороне девочку в светлом сарафане, она полоскала ноги в воде. Конечно, это была Ирка. Пашка остановился, не зная, как ему поступить – если перейти мост, то он обязательно с ней столкнется. А другой переправы на тот берег поблизости не было. Понаблюдав за Иркой несколько минут, Пашка обреченно вздохнул и поплелся через переправу. Она тут же его заприметила, хотя не сразу поняла, что это, собственно, он.

Примерно, когда он был на середке моста, Ирка замахала ему рукой и поднявшись с берега, побежала навстречу.

– А я думаю – кто это вышагивает? Такой важный, с удочкой. – как ни в чем небывало, защебетала она. – Поймал чего-нибудь?

– Нет…

– А чего так, не клюет? – не отставала девочка.

– Нет… – понурил взгляд Павлик. – Да я и не люблю.