Змей

– Это уже давно так завелось, под мостками, там где семь родников, живет змей с тремя головами. – нарочно изменив голос на более, как ему показалось подходящий и таинственный, начал рассказчик.

– Змей Горыныч? – послышалось снизу.

– Какой еще Горыныч, тот из сказки, а этот настоящий, только не видел его никто, не сдерживая голоса огрызнулся Лешка, со злости, что его перебивают.

– А откуда тогда знают? – Сашка тоже вклинился. Он всегда был за справедливость. Если никто не видел, откуда тогда знают?

– Будете перебивать, не буду рассказывать. Кто-то видел, да уже не расскажет, а вот теперь все друг другу пересказывают. В общем Змей тот спит под мостками, никто не знает под каким, а вот когда умирает кто, и по нему, по покойнику, тосковать начинают он и просыпается. И если тот кто тоскует начинает покойника обратно звать, ну знаете как бабы обычно вопят, На кого ты нас покинул, да вернись, ну и так далее, так вот Змей то оборачивается покойником и к дому тому идет, только в дом не заходит, а на улице стоит и ждет, когда его в дом позовут, руки протягивает, просится. Если не позовут, так он на заре и рассыпится на много змеек и уползет к себе, под мостки, спать до следующего раза будет. А если выйдут и позовут, то он в дом войдет, в змея обернется и пожрёт всех и дом сожжёт, а то и несколько, пока не насытится, а потом к себе улетает.

– А он что, еще и летает? – тоненький голосок дрожал со своего сундука.

– Ну не улетит, так уползет! – огрызнулся рассказчик.

У всех мурашки побежали по телу, а Володю вообще колотило, но он сдерживался, было темно и страшно, Галя внизу уже всхлипывала.

– Леша, это змей в Колетовке дома пожег? Там ведь и похороны были до этого. Говорят семь дворов сгорело с хозяевами. Мы сегодня бегали туда с Колькой, подчистую сгорело, зола одна.

Галя снизу всхлипывала сильнее. И вдруг в голос завопила:

– Хватит, страшно, мама – нараспев послышалось снизу.

– Тихо, мать разбудишь.

– Отец услышит – зашикали на сестру с печки.

Но дверь в переднюю уже открылась, на фоне темного дверного проема виднелась женская фигура с распущенными волосами и в длинной белой ночной рубашке. Разобрать черты было невозможно. В комнате стало заметно холоднее.

– Мама, они про Змея рассказывают, мне страшно, скажи им, пусть не рассказывают. – всхлипывала перепуганная девочка, ища защиту у матери.

– Вы что удумали, нечистую к ночи поминать – голос был слабый и даже не знакомый, какой-то состарившийся, но это была мама, все почувствовали какое-то ощущение спокойствия. Животный страх, который накатил на детей ночной сказкой, вдруг рассеялся.

– Не бойся Галя, змей сам боится, чистых сердцем боится. А приходит только, когда мертвых зовут. Не нужно мертвых звать, раз померли, значит нужно так. Но ты не бойся, к нам не придет. Спи спокойно, я рядом, и не отдам тебя никому, вас всех не отдам. Вот молитву почитай на ночь и спи. И она прочла молитву:

Ложусь я спать на свою кровать,

Ангел в ногах,

Господь в головах.

Господи!

Дай мне утром проснуться,

Во сне ночью не задохнуться,

В здравии лечь на кровать

И какою лечь, такою и встать.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне, присно, во веки веков.

Она задыхалась, сидя уже на сундуке рядом с Галей и гладя ее по волосам. Голос слабел с каждой минутой. Но она продолжила говорить. А тонкий голосок повторял молитву.

– Змей этот не сам по себе, им всегда кто-то управляет, колдун или ведьма. Иначе… – И тут в комнату вошел отец.

– Ты зачем встала, разбудили антихристы, вот я вам вожжей.

Он в одно движение подскочил к Матери, поднял ее на руки и унес в переднюю. Вернулся, затворил дверь и до утра не выходил. Дети больше не разговаривали, и скоро уснули.

Так и должно быть в детстве, какое бы не было сильное впечатление, засыпается быстро и все стирается из памяти, но потом может и всплыть и будет когда-то рассказано, кем-то услышано и записано. А может и нет.

Мать поднялась через неделю, скоро окрепла, но стала выглядеть много старше своего возраста. Как будто за неделю лет десять прожила. Появилась явная седина и морщины расползлись от уголков глаз. Но этого как будто никто не замечал, делали вид, что не замечают.

Глава 2

Вымоленный

Много с той ночи времени прошло, четырнадцать лет. Не буду пересказывать всего что было и хорошего, и плохого. Лешка уже отслужил в армии, в Германии, и вернувшись, как не глупого и достойного человека его выбрали председателем колхоза. Молодой да с головой, так про него и говорили. Сашка тоже отслужил, уходил сморчок сморчком, даже из-за роста брать не хотели, а вернулся рослым, крепким, только вот беспутным, особенно под градусом, а выпивал он часто, молодость. Галя уже в девках ходила, стройная и видная, только отец всех женихов отваживал, да и гулять вечерами не пускал. Да может и правильно, восемнадцать еще не исполнилось.

Опустим то, что Володя с Колей лучшими друзьями стали и оба сейчас в армии служили. Коля на флоте, целых три года. Володя два. Но из-за разницы в возрасте вернуться должны были почти одновременно, весной.

Служилось Володе не плохо. Он до армии отучился на электрика, поэтому и попал в связь. Характером был покладистый, с командирами не спорил, ефрейтора получил, потом младшего сержанта. Да вот после года службы на одном из учений, вертолет на котором летела десантная группа, в состав которой был прикреплен Володя в качестве связиста, разбился. Погибла командир взвода связи, в котором служил Володя. Молодая совсем девчонка в звании лейтенанта. Погиб экипаж и два десантника. А вот Володя выжил. Был тяжело ранен, были поломаны ребра, повреждены легкие и ноги. Но выжил. И еще долго потом вспоминал, а может в бреду ему привиделось. Как вертушка начинает ходить и трястись. Как Женя, молодая девчонка, бросается открывать сдвижную дверь вертолета и ее выбрасывает из болтающейся машины, которая уже цепляет верхушки елей. Потом падение, адская боль и крики. Как он выбирался из вертолета и тащил за собой кого-то он и не помнил, это ему потом рассказывали, те кто выжил. Выбрался, отполз, пришел в сознание. Жива его ноша, кашляет, значит жив. Снял рацию и снова потерял сознание. Женю он сам не видел, очнулся уже в гарнизонном госпитале, да и то ненадолго.

Откуда-то узнал, что ее выбросило на пенек от сколотого дерева и прямо на щепу, так и проткнуло насквозь. И, что хоронили ее на территории части, мать приезжала, но на похороны опоздала, из далека. Наверное, кто-то из друзей приходил в госпиталь, еще до отправки в Ленинград, и рассказывал, но он этого не помнил.

Но помнил, что сквозь забытье слышал тихий разговор медсестер, которые по очереди менялись в его палате:

– Не выживет;

– Может и выживет, а ноги отнимут;

– Может в Ленинграде спасут хоть одну;

– Может и спасут, да все равно не жилец, полгода и все. Сам так сказал. Легкие разорваны;

– Ведь молодой совсем;

И снова тишина и снова тот вертолет, распахивается дверь, и все по кругу.

И вдруг голос матери, как тогда в детстве: – Змей этот не сам по себе, им всегда кто-то управляет, колдун или ведьма.

И еще какой-то мужской голос, незнакомый, грубый, хриплый:

– Ты о чем просишь то, понимаешь? Ведь сама судьбу ему выбираешь. Он то третий сын выживет, а его третий сын всю жизни будет ….. – и дальше все расплылось.

И снова голос матери: