Змей

Змей
Николай Вязерский

Страх окутывает глухие деревни. Даже говорить об это вслух не решаются. А беда все ближе. Все чаще горят дома и гибнут люди. Проклятье одного человека становится горем для всех, на многие поколения. Но люди продолжают сами звать беду в свой дом, и беда приходит. Она приходит в обличии умерших, но так желанных людей, по которым тоскуют близкие, обезумевшие от горя люди. Так гласила старая легенда. Но легенда ли это?

Николай Вязерский

Змей

Змей

Часть 1

«Некоторым желаниям лучше не сбываться»

От автора

Очень странно прозвучит, но я всегда знал эту историю, хотя мне ее и не рассказывали. Я ее слышал отрывками от своего отца, матери, их братьев и сестер, когда они собирались вместе на какой-то праздник, и после выпитого за столом или выходя покурить, рассказывали разные истории из своей деревенской жизни. И только спустя годы я понял, что все эти истории связаны и прошли сквозь года и события, оставив что-то недосказанное.

Я постараюсь описать эти события так, как по моему мнению они развивались, с того момента, с которого мне стало о них известно, хотя началось это гораздо раньше. Возможно, что-то дорисовало мое детское воображение, возможно так и было, не возьмусь судить и отстаивать. Только иногда буду прерывать и комментировать события, потому что описывать их я постараюсь теми словами и тем языком, которыми их когда-то пересказывали за широким столом, и которые могут быть не всем понятны в наше время. Я опущу все то, что на мой взгляд, хоть и интересно, но не относится напрямую к сути. И поэтому буду пропускать года и возможно десятилетия, иначе получится просто огромный рассказ, который, впрочем, может быть я когда-то и напишу.

Ну не буду утомлять вас пустыми разглагольствованиями. Начнем рассказ в далекой деревне, в середине прошлого столетия, когда электричество еще не во все уголки огромного Союза дошло (впрочем, в эту деревню его уже подвели, хотя большую часть времени его и не было).

Да и деревню даже называть не буду, потому что уже давно ее нет. Формально ее не стало, так как не перспективная. А на самом деле…

Да и странно, что через каких то 20 лет, после того как ее покинули жители, на ее месте нельзя было найти и следов, все заросло, покрылось не пролазанным лесом. И только старое кладбище, тоже все заросшее, напоминало своими размерами о том, что когда-то где-то рядом была большая деревня и может даже не одна. Ну об этом позже. А сейчас, давайте начнем…

Глава 1

Подслушал

Когда я был совсем еще маленький, в этом возрасте еще положено спать днем, я любил просыпаться днем под тихий разговор моей матери. Мы тогда летом приезжали в гости в родное село. Она тихим голосом разговаривала с «Нянькой», пожилой уже женщиной, которая когда-то воспитывала ее и еще пол деревни детей, пока родители были в поле или еще на каких колхозных работах. Та, полушепотом пересказывала ей все новости, которые произошли за год, пока они не виделись. И было в этом что-то спокойное и убаюкивающее, много из моих рассказов я тогда и подслушал. Вряд ли бы они рассказывали все это при ребенке. Так и наш герой, с которого я сейчас начну рассказ, проснулся ночью и услышал то, что ему не предназначалось.

Проснулся Володя от шёпота в передней избе, двустворчатая дверь была закрыта не плотно и в ночной тишине было слышно, как тяжело дышит мать. Володе почему-то показалась, что она только что от куда-то вернулась. В избе стоял какой-то странный запах, как будто печь давала угар, но печь сегодня не топили.

Ее шепот был уставший с надрывом, она часто прерывалась, как будто ей не хватало воздуха.

– Ведь семь домов пожёг, у Шурки то девять детей, у Паньки пятеро было. Всех пожег. Да ведь знала ведь, и не уберегла.

– Попей, попей, – голос отца был непривычно тревожный – ты приляг, может принести еще что

Но мать как будто не с ним разговаривала

– Ведь я же ее предупреждала, накличешь беду, не зови его, не зови. Она как на могиле заголосила, приди да забери нас с собой, я так и поняла, беда будет. А он то, силищу набрал, я такого и не помню, да и не было такого раньше. Каждый раз все больше и больше забирает, следующий раз и не знаю, как быть, ой горе, горе. Силищу то набрал, – голос становился еще тише, даже како-то чужой и незнакомый.

– Наташ, давай уедем. Мед продали, скотину в колхоз сдадим, дом тоже колхоз выкупит, пасеку, и уедем, подальше. Дом купим и забудем.

– Куда уедим, он так следующий раз всю деревню пожгёт, а то и не одну.

– Так сама говоришь, силищу набрал, да и не к нам он идет, а раз зовут, то сами дураки. Уедим, пока к нам горе не пришло, ведь не бабье это дело.. – но он не договорил – плохо? Совсем плохо? Ты ложись, ложись? – голос его дрожал – Спи, я рядом посижу.

Все затихло. Володя дрожал под стеганным одеялом, как бывает при сильной простуде. Он не понял, о чем говорили родители, но точно знал, что о чем то очень плохом. И как бывает в такие минуты в детстве, когда что-то плохое уже случилось, он очень быстро уснул.

Утром Мать не вышла и не приготовила завтрак, отец плотно закрыл дверь в переднюю и запретил туда входить и вообще шуметь в доме.

– Мать заболела. Завтракайте, что на столе. И вон на улицу, обедать к бабке идите. Чтоб до вечера духу вашего тут не было.

Маленькая Галя вроде хотела расплакаться, но глядя на отца не решилась, он своим взглядом пугал так, что и плакать передумаешь. Хотя и был невысокого роста, но плотный, коренастый. Взгляд твердый и уверенный. Он прошел войну, даже три. Начал еще с Финской и закончил в Японии, поэтому спрашивать с него особой ласки никто не мог. Но уж к детям своим он мог быть и помягче. Да только жизнь деревенская не про то. Но сегодня он был особенно угрюмым и даже злым. Можно было и вожжами по спине получить, бывало уже такое.

Ребятишки поели, что было на столе: картошка, лук и квас и молча разбежались по своим делам.

Было воскресенье и старшим не нужно было в школу. Средний, Сашка, повел Гальку к бабке. Бабка, мать отца, была баба суровая и одинокая, дед помер еще до войны, дети выросли и своим хозяйством обзавелись. Так что жила она в большом доме, в четыре комнаты, одна. Сама хозяйство вела, и немалое, помощи не просила, еще и сама помогала, но не бездельникам, пьяницам деревенским, а тем, кому и вправду нужнее, у кого голодных ртов полон дом, а то и вдовым. Но благодарности не любила, могла и сгрубить. Она и детей в строгости воспитывала. Пятерых мужиков на ноги поставила и сейчас им спуску не давала. Но уж очень она любила Галю, одна у нее внученька, а остальных, мальчишечьего роду, как она их называла, к себе не допускала, хотя особо и не ругала. Только Сашка и мог с ней уживаться. Ему и досталось вести Галю и сообщить, что обедать все придут к ней, так как мать болеет, и так сказал отец.

Эту сноху бабка особенно невзлюбила. Она даже была против этой свадьбы. Когда сын вернулся с войны и привез с собой невесту в форме лейтенанта медицинской службы, хотела запретить жениться, да потом смирилась, живут ведь уже, как не жениться?

Забегая вперед, скажу, что Баба Шура в этот раз встретила их всех очень как-то ласково и даже пирогов напекла. Галя так вообще с коленей не слазила. А мальчишкам еще и жженого сахара сделала.

Старший, Лешка, раздал задания, и ушел по своим делам. Мальчик он был деловитый, стройный, с высоким лбом и зачесанными назад, по моде, волосами. Учился на отлично и всегда был лидером во всем, одно слово – старший.

А вот Володя и не знал, чем заняться. Нет, задание он получил. Убрать коровник, накормить поросят и кур, гусей на пруд выгнать, телка на поле отвести, ну в общем то, что он и всегда делал. А потом? Ну да ладно, это потом.

Коровник, добротный сарай, был пристроен с задней стороны дома, крепкого пятистенка, в четыре больших окна по лицевую сторону с резными, выкрашенными белой краской наличниками, большими тесовыми воротами во двор. Хозяйство было большое. Кроме коровы были и поросята, и овцы, и гуси с курами, и даже лошадь. Но особая гордость хозяина – пасека в 100 ульев. Жили сытно, но и работать приходилось всем несмотря на возраст. Особенно с весны до зимы. И пахали, и сажали. А сколько сена нужно заготовить на всю зиму, а дров. Летом в поле да в лесу просто съедали всякие овода да слепни, а попробуй откажись. Да и не отказывался никто, зимой сытнее будет. Но скоро уже зима, а там отдыхай не хочу. Двор убрал, всех накормил, снег откидал, воды натаскал, дров принес, уроки сделал, да и лежи на печи.

Володя привычно сделал всю работу по хозяйству, и уже хотел пойти на пруд проведать гусей. Пруд был за огородом в сторону леса и, хотя гусей и сторожила большая и лохматая собака Найда, а бывало и таскала лиса гусей. И отец за это мог и выпороть. Но тут на двор, в большую дверь, справа от ворот ввалились человек семь мальчишек разного возраста от пяти до двенадцати, а то и четырнадцати лет. Пестрая толпа, одетая во что не жалко, шумела и галдела как воронье на ветле.

– Вовка, Сашка где? – выкрикнул тот, что стоял впереди всех, рыжий, лет восьми, худющий мальчишка. Он хоть был и не самый старший в компании, но был заводила. Всегда найдет чем заняться, хотя частенько от родителей и получал за эти занятия. Не всем нравилось, когда за ними в бане подглядывали или траву за сараем жгли, вместе с сараем. Но Колька не унывал. Одет он был в истрёпанные серые штаны, калоши на шерстные носки (видимо очень большие) и какое-то пальто или шинель, неизвестно с чьего плеча.

– К бабке Гальку повел, а тебе что? – Володя это сказал с видом хозяина дома и даже весь выпрямился и выпятил худую грудь вперед.

– В Колятовку с нами пойдешь, там вчера 7 домов сгорело, поглядим? – не меняя тона выкрикнул Колька.

Володя никогда не был на пожаре, да и дела он свои доделал. Опять же отец сказал не появляться до вечера дома. И не далеко до Колятовки, километров пять через огороды. В общем оснований для отказа не нашлось.

– Пойду, сейчас только переоденусь.

– Догоняй – толпа уже с шумом отходила от дома, поднимая по улице собачий лай.

Володя быстро переодел резиновые сапоги на ботинки, которые ему достались от Сашки, а тому от Лешки, скинул халат и одел пальто, которое прошло тот же путь, и выбежал на проулок. Ребятня ушла не далеко, но собрание разрослось, видимо кто-то еще примкнул.

Когда подходили к Колятовке их было уже человек десять, а то и больше. На пожарище шли смотреть как на представление. Какие развлечения в деревне? Кино раз в неделю из города привозят, да на него еще деньги нужны, да и не пускали ребятню туда. Ворон гонять и собак дразнить, что еще остается? Вот и искали занятие себе сами. Летом по садам лазили, да на рыбалку ходили, а зимой с горки в овраг на санях катались, да крепости строили. Без дела не сидели, домой не загонишь.

Деревенька эта была маленькая и небогатая, всего домов сто. Стояла на берегу речушки, которая в самом широком месте была метра три, которую и звали Колятовка.

Еще подходя к деревне, послышался какой-то шум, гам и запах гари. Володя вспомнил ночной запах, вот чем пахло, видимо ветром затянуло, подумал он.

Остановившись на краю деревни, на холме, шумная компания как-то приостановилась и разом замолчала. Всю дорогу они говорили, шумели и даже смеялись, а тут как оглушило.

Семь дворов с краю села были полностью сожжены, вместе со всем скарбом, сараями, и всеми постройками. Остались только бани, кое где, у кого были, потому что построены были за огородами, метров сто от домов. Но дворы сгорели как-то странно – дотла. Не остатков стен, не крыш, даже печи обвалились. Володя не видел раньше пожарищ, но спроси его кто сейчас, и, если бы он не знал, что пожар был вчера, сказал бы что сгорело уже давно и завалы уже растащили. Но горело вчера в ночь, и только сейчас на пепелищах ходили мужики и бабы, охали и вопили, что-то откапывая в золе.

Из деревни доносились отрывки бабьего воя и причитания: