Античный геометр, внимательно выслушавший своего коллегу из Родоса, тихо спросил:
– Теллус, поясни мне, о чём идёт речь?
Лжегеометр внимательно посмотрел в глаза античного учёного, пытаясь уловить его реакцию.
– Речь идёт о пятом постулате!
Эвклид удивлённо поднял брови.
– О пятом постулате?
Лжеколлега александрийского учёного утвердительно кивнул головой.
– О нём, благородный Эвклид. И вот почему. Его формулировка слишком сложна, а суть не очевидна.
Удивление древнегреческого геометра усилилось.
– И что из этого следует?
– Он не выглядит, как аксиома, которая в силу своей простоты и очевидности, не требует доказательства. Он выглядит, как теорема.
Эвклид на некоторое время погрузился в размышления. Взгляд его повернулся вовнутрь.
– Досточтимый Теллус, ты не первый, кто обратил на это внимание.
Дронов оживился. Он был изумлён тем фактом, что уже во времена Эвклида проблема пятого постулата стала будоражить учёные умы!
– Кто же ещё, кроме меня?
Ответ учёного поразил Дронова.
– Я сам. Я прекрасно понимал, что формулировка пятого постулата громоздка, суть его не подходит для того, чтобы принять её на веру. И тогда я предпринял попытку, используя остальные аксиомы и постулаты, возвести пятый постулат в ранг теоремы.
Дронов встрепенулся. Он почувствовал, что услышит сейчас нечто оченно важное, проливающее свет на тайну непокорного постулата.
– О, как это интересно! И что же у тебя получилось, достопочтенный Эвклид?
Знаменитый геометр древности пожал плечами.
– Ничего. Доказать постулат, как теорему, мне не удалось. Не смотря на все мои многочисленные попытки.
Дронов разочарованно вздохнул. Увы, он не услышал ничего нового даже от самого творца пятого постулата. Круг замкнулся. Глеб прекрасно знал историю этого неприступного постулата. Последователи Эвклида на протяжении двух тысяч лет тоже пытались вывести его из состава положений, принимаемых на веру. Все их усилия были напрасными. Неужели всё кончилось так банально?
– Жаль…
Однако разочаровываться Дронову было рано. Эвклид неожиданно продолжил:
– Пятый постулат трактует о поведении двух прямых линий, лежащих на одной плоскости. Если линии пересекаются, то они не параллельны. А если не пересекаются, то они параллельны. Это положение очевидно и элементарно, но… в пределах небольшого свитка. А как эти линии поведут себя в реальном пространстве? Это никому не известно.
Прищурившись, пристально посмотрел на лжеколлегу.
– Что такое реальное пространство? То вселенское пространство, где кружат планеты, светит дневное светило и сияет бесконечное количество звёзд. Какова его истинная геометрия? Если задуматься, то возможны три геометрии реального пространства. Плоское, открытое и замкнутое. Какое из них реализовалось в наблюдаемой вселенной, никому не ведомо. Но любопытно проследить, как будет выглядеть пятый постулат для каждого вида такого пространства. Для каждого из них, надо полагать, потребуется формулировка собственного постулата.
Дронов никак не ожидал от античного геометра таких, потрясающе необычных для его времени, рассуждений.
«Ведь так и до открытия неевклидовой геометрии недалеко!» – восхищённо подумал он.
Между тем, Эвклид продолжил говорить:
– На плоскости можно провести только одну прямую линию, параллельную данной. На открытой, искривлённой поверхности можно провести бесконечное количество прямых линий, параллельных данной. И, наконец, на замкнутой поверхности не найдётся ни одной прямой, которая будет параллельна данной. Для каждого из трёх случаев можно построить свою геометрию, логичную и внутренне непротиворечивую…
– Я нашёл, что для практической деятельности человека более всего подходит геометрия плоского пространства. Два других, возможных, вида геометрии не представляют, пока, практического интереса и с разработкой их содержания целесообразно повременить…
«Вот это фокус, – изумился Дронов, – Эвклид не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Анализируя суть пятого постулата, его могучий ум вышел за пределы плоского пространства и рассмотрел варианты открытого и замкнутого пространств. Ещё шаг и он мог создать неевклидову геометрию, куда его знаменитые „Начала“ могли войти, как частный случай. Мог создать, но посчитал эту работу преждевременной. Лобачевский, Гаусс, Бойаи, Риман и, воспользовавшийся их трудами, Эйнштейн просто отдыхают. Полагаю, что академические круги Хроноцентра останутся довольны итогами моего визита к античному геометру!».
Дронов восхищённо произнёс:
– Благодарю тебя, достопочтенный Эвклид. Теперь я понимаю, в чём заключается истинный смысл формулировки пятого постулата. Сложность звучания его определения сейчас уже не так смущает мой слух…
Всего один электрон
…На зыби яростной мгновенного
Мы двое – у одной черты;
Безмолвный крик желанья пленного:
«Ты кто, скажи? Ответ: «Кто ты?»…
Валерий Брюсов
Звездолёт землян, носящий имя древнеславянского бога солнца, «Хорс» подходил к бинарной звёздной системе Альфа Центавра. Конечной целью звёздной одиссеи «Хорса» была Альфа Центавра В, более скромная звезда из, навечно связанной гравитацией, пары солнцеподобных звёзд. Её масса и радиус лишь немного уступали нашему дневному светилу. А температура на её поверхности всего на тысячу градусов меньше, чем у Солнца. По этой причине светит она в два раза тусклее нашего светила. Однако, по космическим меркам, это сущий пустяк. Бывает и хуже. Главное заключалось в том, что это была солидная, стабильная звезда среднего возраста, без капризов и непредсказуемостей.
А если звезда стабильная, и, к тому же, ещё и солнцеподобная, то существует большая вероятность того, что в зоне обитания вокруг этой звезды может зародиться жизнь. И не просто жизнь, что само по себе уже потрясающее событие, а жизнь разумная!
Вокруг звезды вращались три планеты. Но только ближайшая из них находилась в зоне, благоприятной для зарождения жизни. К тому же она была каменной. Две другие кружили далеко от звезды и обладали всеми признаками газовых гигантов.
Звездолёт замкнул траекторию своего полета, и начал наматывать витки вокруг каменной планеты Альфа Центавра В. Присмотревшись внимательно к планете, люди ахнули от удивления. С высоты орбитального полёта, планета выглядела почти так же, как их собственная!
Размером своим, она лишь ненамного превосходила Землю. Отсюда следовал оптимистичный вывод, что сила тяжести на её каменной поверхности, примерно, такая же, как и на родной планете. А это главное. Отпадала необходимость в использовании громоздкого экзоскелета, при перемещении по её поверхности.
Атмосфера давила на поверхность планеты с силой в ровно один килограмм на один квадратный сантиметр. Точь-в-точь, как на Земле. В небе плавали облака. Их было много. Но они были не белые, а чуть желтоватые, с нежно-фиолетовым оттенком, но тоже пушистые.
Суша, как и на Земле, омывалась морями и океанами. Однако цвет их также отличался. Был он не лазорево-синий, а желтовато-зеленоватый, с вкраплениями различных оттенков фиолетового цвета. Но цветовая гамма чужой планеты особого беспокойства у экипажа звездолёта не вызывала. В странноватом окрасе планеты они винили возможные оптические фокусы атмосферы, и желтовато-оранжевый свет лучей центрального светила.
К вящей радости экипажа «Хорса», на поверхности планеты, присутствовало всё что нужно, для беззаботной прогулки по ней…
Однако когда физические условия на планете стали изучаться с помощью приборов, то есть серьёзно, то оптимизм команды звездолёта мгновенно испарился. Там, действительно, присутствовало всё, что нужно, кроме одной мелочи. Так, сущего пустяка, с точки зрения химии. Вдруг выяснилось, что вместо привычного и фатально необходимого людям, кислорода, окислителем там трудится фтор! Тоже окислитель, тоже газ, тоже галоген, только в таблице Менделеева стоящий впереди кислорода. Они соседи, но фтор был ближе к началу ряда. Отличие их между собой заключалось лишь в том, что у этого химического элемента на внешнем электронном слое было на один электрон меньше. Но какие потрясающие последствия следовали из этого факта!
Всегда выдержанный капитан, от великой досады, впервые ругнулся:
– Чёрт возьми! Фтор вместо кислорода! А так всё красиво начиналось!