А сейчас так и вообще.
– Не смотри на меня так, это его право, – ответил, не сводя с нее глаз, чтобы вовремя успеть пресечь зарождавшуюся панику или слезы, – у нее в последнее время такое бывает, а Кирилл потом ходит виноватый, хотя, по правде, его прямой вины там нет и подавно. Гормоны.
– Его право? Господи, с кем я живу! – патетично воскликнула и закатила глаза к потолку, – Я разве спорю, что это его право?! Я не понимаю, зачем! И почему именно сейчас?!
– Мама, а когда? – Кирилл сохранял спокойствие, но был уже на пределе, и Дима боялся, что в этот раз спор перерастет в полноценную ссору, – Это всего лишь год, я вернусь и пойду в магистратуру, как и собирался.
– Пф, год всего лишь, – передразнила она, – На следующий год никто не позовет тебя на стажировку в Сорбонну! Это такой шанс, это новый уровень, большие возможности, а ты… ты… у меня просто слов нет! – женщина бессильно махнула рукой и рухнула на диван.
– Не сейчас, так потом, мам, но в двадцать семь у меня будут совершенно другие планы и задачи. И я не понимаю, почему я перед тобой оправдываюсь.
– У тебя военная кафедра была, ты только что защитил диплом, причем, с отличием, и хочешь все про*рать, коту под хвост?! Все свои старания?! И я не понимаю почему?!
– Дело ведь не в армии, так? Ты просто хочешь все контролировать, а я сопротивляюсь. Только мне уже не шестнадцать и даже не восемнадцать, мам. Сколько можно видеть во мне маленького мальчика, за которого все надо решать?!
– Кирилл! – Дима строго его одернул, но слова уже слетели с губ и их не вернешь. Только Таня вся застыла, плечи закаменели, а лицо превратилось в безжизненную маску.
Это был ее больной мозоль с самого начала, еще тогда, когда Кирилл только стал с ней жить. Она боялась, что давит на него, что он не понимает, что делает. Только ведь не давила никогда, боялась навредить. Вот черт!
– Кирилл Дмитриевич Мелех, ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, и можешь вообще не ставить меня в известность. Но заруби себе на носу! Я никогда ничего за тебя не решала. Ты! Ты всегда был хозяином своей жизни и сам всегда принимал решения. Я могу быть с ними не согласна, но я никогда не заставляла тебя что-то решать против твоей воли. Очень обидно, молодой человек, что ты не можешь мне назвать причины, почему ты вдруг решил оставить свои мечты о карьере адвоката на целый год и пойти служить в армию, хотя тебя даже не призывали. Но раз так тебе хочется, пусть. Пишите письма!
Бледная, но гордая, спокойно поднялась и ушла наверх, в спальню. А там уже даст волю слезам, и то, стоя под душем в ванной, чтобы Дима не видел и, хотя бы он не стал ругаться с сыном, но уже не из-за решения уйти служить, а из-за материнских слез и обид…
– Поздравляю, словами бить ты научился не хуже, чем кулаками, – тихо проговорил, гася внутри ярость и злость на сына. Понимал ведь, что рано или поздно такое произойдет, только оказался не готов.
– Я не то хотел сказать, совсем не то, – растерянно проговорил Кирилл и виновато посмотрел на лестницу, ведущую на второй этаж.
– Если не хотел, зачем сказал? Сколько тебе говорить: сначала думай, потом говори. Оба хороши. Все, что касается работы безупречно, но, как только начинаете что-то решать дома, – просто временное помутнение рассудка. Ладно, ей, простительно, у нее гормоны, новые переживания и страхи. Ты то, что не сдержанный такой стал? Кристина?
Вроде взрослый парень уже, вон как словами бросается, а все туда же. Не признается даже себе, что эта девчонка ему по гроб жизни нужна, что любовь, а не влюбленность и все серьезно. Не признает. Только у парня крышу рвет и не знает, как с этим справиться.
– Опять поцапались?
– И нет, и да, – сын тяжело опустился на диван и закрыл лицо руками, – Я перестал ее понимать, а отпустить не могу. Не могу и все! Как представлю, что она не рядом ,ломать начинает, башку рвет и глупости делаю.
– Ну, то, что глупости делаешь, это точно. Про армию, – это серьёзно? Мама, ведь, права. Ты столько сил приложил, чтобы получить международную практику. Полгода во Франции,– стоит от этого отказываться?
– А ты бы отказался ради мамы?
– А причем здесь я? Это твоя жизнь, и тебе решать, ради кого и ради чего ты можешь отказаться от такого шанса.
– Мне нужно понять, что происходит и со мной, и с Кристиной, что между нами? Нужно время,– и чтобы порознь.
– Так ей учиться еще два года.
– Я не хочу ехать туда один. Это другая страна, она за тысячи километров от меня. У нас, и так проблем хватает.
– А, так ты решил, что будешь вроде и рядом, и далеко? Романтика. Будет тебе письма писать и приезжать иногда? В этом, конечно, есть своя прелесть, но стоило маме это сразу объяснить, а не просто мотать ей нервы. Нервничать ей сейчас совсем нельзя.
– Почему?
– Что, почему? – Дима не отводил внимательного взгляда от сына, не скрывая свою радость.
– Мы… мы что, маленького ждем? – Кирилл аж с дивана подпрыгнул, – Что ж ты мне раньше не сказал? Чего вы скрывали?!
– Мама, – Дима вздохнул, стараясь подобрать правильно слова, – Она и мне пока не сказала.
– Почему? – радость с лица сына улетучилась, – А как ты узнал?
– Почему? Потому что ей страшно, и она боится сглазить, или еще что, не знаю. Но она расскажет тогда, когда готова будет поделиться этой радость со всеми.
– Так, а ты откуда знаешь?
– Поживешь с мое, со своей любимой женщиной, и поймешь, – мудрено завернул, а сам, про себя, посмеивался. Молодой еще, вряд ли заметит, что два-три месяца подряд, его любимая не мается болью в пояснице, как положено. Просит купить ей мороженое и чипсов с луком, а еще каждую ночь она проводит очень активно. Стало больше секса, если проще говорить. И еще грудь немного увеличилась, и талия тоже. К тому же, звонил психотерапевт и предупредил, чтобы Дима был аккуратней в спальне, и вообще.
– И какой срок?
– Где-то два с половиной месяца, точней только мама знает.
– И ты молча ждешь?
– А что мне остается? Это чудо, что она захотела и смогла, но ей нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью и перестать бояться.
– Мне надо извиниться, да?
– Да, очень надо. Ты ее сын и такие твои решения не могут ее не огорчать, потому что она прекрасно знает, как ты хотел всего этого и теперь отказываешься.
– Так я не навсегда.
– Объясни ей это, расскажи все, она поймет.
Кирилл неуверенно поднялся, но всё-таки пошел наверх, и Дима был уверен, что сын найдёт правильные слова и интонации, чтобы извиниться и донести все, что у него на душе. С его то словарным запасом сложно было бы не найти.
У этих двоих, вообще, поразительно получалось заговаривать зубы, и порой такие словесные обороты завернуть, что люди вокруг чувствовали себя дегенератами, по меньшей мере, и это без нецензурной лексики.
Годы практики, что тут скажешь.
А сам Дима так и остался сидеть.
Думал и вспоминал.
Тот самый вечер, когда чуть было все не испортил, и утро, когда не он, а сама Таня предложила повенчаться. И он согласился. И был безумно рад такому неожиданному предложению от собственной жены.
Венчание состоялось в старой церквушке, недалеко от их поселка. Никаких гостей. Только они и свидетели, которые потом оставили молодоженов наедине.
И был целый медовый месяц, который он смог выкроить, несмотря ни на что. Только Он и Она, а еще бескрайний простор лазурного берега, голубое небо и жаркое солнце.
Море любви и страсти, нежности и ласки.