На счастье

– И у нее что-то болит. Я правда, не совсем понял, что именно.

Женщина кивнула, но взгляд от бедной девочки не отводила. Ей было жаль и ее, и ее отца. Страшно представить, что будет с ними дальше.

– Как я уже говорила, все ее реакции объяснимы. У нее может болеть, как и все тело, так и части, которые пострадали. Это психосоматическая реакция, то есть боль есть только в ее голове, а на самом деле физически она пострадала не так сильно.

– Она меня боится.

– Этот страх продиктован инстинктами. Она ведь сидела с вами потом, значит, умом Ксюша понимает, что вы – это вы, а не тот мужчина. Такая реакция пройдет скоро, но на других мужчин останется на долгое время.

– У нее есть друг. Они росли вместе с самого рождения практически. Понимают друг друга с полуслова.

– И где он сейчас?

– В другой стране, я пока не ставил в известность его и родителей. Решил спросить вас.

– Они только дружили или было что-то еще?

В двух словах тут ответить сложно. Петр помнил, как однажды заметил этот взгляд у Давида: собственнический, жадный. Но решил не вмешиваться, дети сами разберутся. Не разобрались, к сожалению.

Возможно, будь Давид рядом, и не случилось бы ничего. Петр, конечно, понимал, что его злость на парня неправильная, но не злиться не мог. Ведь Давид всегда Ксюшу домой провожал, когда они вместе были где-то, да и вообще старался, чтобы его дочь одна вечером домой не шла.

Правда, если вспомнить о наличии этого непонятного Саши, картина отъезда парня в Лондон приобретает другие краски.

– Как вам сказать? Давид был влюблен, а Ксюша видела в нем друга и брата, но не своего мужчину.

– Тогда молодому человеку не стоит быть здесь сейчас.

– Почему? Я должен ему сказать, мы семьями дружим столько лет.

– Этот парень любит веселую и красивую девушку. Он знает ее прошлую. А Ксения сейчас будет другой. Она возненавидит себя прошлую и будет лепить из разорванных кусков кого-то другого, понимаете? И напоминание о прошлой жизни будет только причинять ненужную боль. Возможно, когда она будет готова, позже, Ксения сама расскажет своему другу все. Когда не будет считать себя виноватой, грязной и недостойной. Когда не будет стыдиться.

Слова были правильные, умом он это понимал. А вот сердцем… сердцем отрицал. Потому что его девочка ни в чем не виновата. Ей не в чем себя винить и стыдиться.

Но психика – это не то, что можно просто объяснить. Никакие аргументы в пользу его отцовского мнения тут не помогут.

Людмила права, он это знает. И его девочка уже начала этот путь самоуничтожения,-потухший обреченный взгляд тому прямое доказательство.

****

В коридоре отделения послышались какие-то громкие шаги, недовольные возгласы, плач. К палате кто-то стремительно приближался.

Петр посмотрел на дочь. Она хмурилась во сне. И спала, лежа на спине, хотя он знал: ей неудобно. С детства терпеть не могла так спать. Но даже сейчас, во сне, зная, что в реальности она в больнице, Ксюша прятала спину.

На нее напали со спины, закрыли рот и начали душить.

В голове складывалась полная картина произошедшего. Но только в голове. Душа требовала мести и крови.

Снова послышался возмущенный вопль, и он вышел из палаты, тихо прикрыв за собой дверь.

Медицинский персонал таки заставил его бывшую жену накинуть халат и бахилы. То же сделали и Смолов с женой. Ну что тут сказать: цирк, да и только.

Камилла в ярком платье, сапоги на каблуке, кожа сверкает загаром. Лицо, одутловатое от слез, глаза лихорадочно блестят. На какой-то миг ему даже расхотелось ее придушить. Но только на миг.

– Где моя малышка? Что с ней? – заголосила женщина, нервно смахнула слезы со щек и попыталась войти в палату к дочери, но Петр преградил ей путь.

– Успокойся! – рявкнул тихо, не повышая голоса, дернул за локоть и поволок к выходу из отделения, они быстро оказались на пожарной лестнице, – Она спит и если ты ее разбудишь своим рёвом, клянусь, я тебя придушу!

– Не смей со мной говорить таким тоном, Петя, ты мне никто! – ее голос задрожал от слез и возмущения. Света Смолова бросилась подругу успокаивать и утешать, гневно зыркнула в сторону Петра.

Видит бог, он не хотел ее винить, устраивать скандал в стенах больницы. Но его нервы не железные. Он живой человек.

– Рот закрой и слушай сюда! – Кеша попытался его остановить, но Петр от его рук отмахнулся и надвинулся на бывшую жену скалой, – Твоя дочь попала в беду, а ты почти десять часов не брала трубку, бл*дь! И ты будешь мне тут устраивать слезливую мелодраму?!Какого хрена я должен искать тебя по всему миру через пятые лица? Ты совсем от мужика этого ополоумела? Ты ее мать, это ты должна быть рядом!

– А с тебя прям убудет с дочерью побыть? В кой-то веки ты со своим ребенком, и предъявляешь мне претензии. Она не маленькая, и она была не против моей поездки!

Истерика и страх о дочери уже позабыты. И, как всегда, при их встрече пошли упреки.

– Ты бл*дь тупая? Я мужик, понимаешь, мужик! А ее из-на-си-ло-ва-ли! Я для нее враг! Ты! Ты должна быть рядом, а не трахаться за бугром с каким-то альфонсом! Как только ей станет легче, я ее заберу к себе, поняла?! И живи с кем хочешь, и как хочешь!

– Ты не посмеешь!

– Ты слышала, что я сказал? Твою дочь какая-то мразь изнасиловала, а тебе важно заберу я ее или нет, потому что деньги я потом тебе переводить не буду?!

– Хватит-хватит, – Кеша встрял между ними, – Успокойтесь!

Света ушла за валокордином, потому что их всех начало трясти.

– Что мы можем сейчас сделать? Чем помочь? Она пришла в себя? Показания взяли? Что врачи говорят?

Кеша Смолов засыпал вопросами. Мужчина переживал за девочку, которую крестил через два месяца после рождения. Она на его руках выросла. Эта девчушка помогла его сыну пройти через ад в детстве. Не мог он быть равнодушным к ней, не мог. Хоть иногда и хотелось. Его сын был влюблен, безответно. Какой родитель будет спокоен в таком случае? Не он, точно. Но сейчас некоторая обида за своего наследника прошла, как и не было ее. Осталась только боль за эту девочку. И вина. Вина потому, что он мужчина.

Когда женщины хряпнули по рюмочке успокоительного, Петр, наконец, смог говорить нормально.

– Физически она пострадала не страшно. Разрывы… в общем там ей все зашили. Голову тоже…, она сильно ударилась и получила сотрясение. Ссадины, царапины. Хуже с горлом. Повредились хрящи гортани и мягкие ткани. Там пока отёк сильный.

– Как повредились? – Камилла ахнула и схватилась за сердце, – Ее… ее…

Кажется, до нее только сейчас в полной мере дошла ситуация.

– Ксюшу душили, да, – хрипло выдохнул, а самого снова затрясло внутренней дрожью от ярости. Она никуда не делась. Но и выхода дать ей он пока не мог.

– Ксюша может говорить? – Кеша видел с каким трудом старый друг контролирует себя.

– Нет, пока что. Спадет отек и будет видно, так говорят врачи. Психолог считает, что это еще и моральная травма для нее, и не факт, что как поправят ей горло, она сможет себя пересилить.

– Психолог?

– Да, она из консультации жертв насилия. Сразу начала работать с малышкой.