Гукюн

Хосров откидывается на подушки и взмахом руки требует прекратить музыку, решив посидеть в тишине. Гуук возвращается через полчаса и находит друга так и сидящим на полу на коврах. По залу гуляют девушки, музыканты вновь настраивают инструменты, а напуганная до смерти прислуга приступает к смене блюд. Хосров поднимается с места, решив до ужина проверить Хана, и, выйдя из тронного зала, по узкому коридору двигается к выходу, когда замечает, что одна из боковых дверей приоткрыта и оттуда доносится пение. Хосров знает, что в этих комнатах по обе стороны от коридора держат наложниц и наложников Йибира. Альфам запрещено входить в гарем другого альфы, но учитывая, что хозяин этих омег погиб, а их пока окончательно не распределили, Хосров всё же толкает дверь. Он очень сильно хочет узнать, кому принадлежит этот приятный с хрипотцой голос, но дверь моментально захлопывается перед его носом. Хосров успевает толкнуть её плечом на лету, не давая быть запертой, и, схватив того, кто по ту сторону, за локоть, вытаскивает его в коридор. Омега лет семнадцати, поняв, кто перед ним, вмиг опускает взгляд и бурчит еле слышимое «простите».

– Подними голову, – требует Хосров, и стоит парню приказ выполнить, как в узком коридоре мгновенно нечем дышать. Его волосы цвета стали, из которой меч альфы выкован, так же небось на солнце блестят и переливаются – Хосров их по своим подушкам размётанными видит. Его глаза в Хосрове век нежилую брюшную полость вскрывают, он своими тонкими пальцами, которыми нервно подол длинной, спущенной на шаровары рубахи теребит, туда огонь вкладывает, персиковыми губами на него дует, пожар раздувает. Хосров всё ещё не дышит, он смотрит на него тёмным, тягучим взглядом, оторваться не может, по чётко очерченному подбородку вниз к тонкой шее скользит, как его медленно, время оттягивая, себя живьём от нетерпения сжигая, раздевать и пробовать будет, представляет.

Он делает шаг ближе, омега к стене прислоняется, шепчет «господин», весь сжимается. Хосров не слышит и не хочет слушать, он вообще разговаривать не настроен, когда перед ним самое прекрасное творение человека стоит, когда его зверь своё лучшее лакомство нашёл и от нетерпения воет. Он ещё ближе, вдавливает его собой в стену, ощущает под собой биение сердца, трепет тела. Он цепляет пальцами его подбородок, поднимает лицо к себе, омега от чего-то дрожит, но Хосров не останавливается, приближается к его губам и мажет по ним своими, потом ещё и ещё. Он внюхивается, кончиком языка по сочным губам проводит, как хищник, свою добычу пробует. На заднем фоне мозг орёт, о знакомом запахе предупреждает, но Хосров к нему уже прикоснулся, не отпустит, до последнего кусочка, смакуя, сожрёт.

– Господин, нельзя… – отчаянно шепчет парень, а Хосров, воспользовавшись тем, что он губы разомкнул, глубоко и мокро его целует, размазывает по украшенной дивными изразцами стене. «Нельзя» для Хосрова цвета крови, оно манит, только завлекает, и альфа вместо того, чтобы отойти, воздуху между ними просочиться не позволяет. «Нельзя» нет в лексиконе Хосрова. Не будь этот омега настолько манящим, настолько прекрасным, что у Хосрова от желания конечности судорогой сводит – он бы за это «нельзя» ему язык бы отрезал. Омега не отвечает, только пальцами за его руку, лицо держащую, цепляется и пытается вдохнуть кислорода. Хосров слишком напорист, не делает пауз, он в сладкие губы вгрызается, жадно его испивает, языком рот исследует.

Внезапно главная дверь распахивается, уличный свет заливает коридор и заставляет Хосрова отойти и потянуться к кинжалу, прикрепленному к ремешку на боку.

– Наконец-то я свободен, – в сопровождении своего главнокомандующего идёт к ним Арслан. – Сегодня хотя бы перед завтрашней дорогой высплюсь, а, нет, – он останавливается рядом с парнями и жадно разглядывает омегу. – Я забыл, каким сладким ты был ночью, так что не высплюсь, – проводит по его щеке. – Мой слуга прекрасен, выбрал мне сокровище, – подмигивает Хосрову Арслан и идёт в сторону зала, а омега, поклонившись, возвращается в комнату, из которой вышел.

Хосров так и стоит в снова погруженном во мрак коридоре и, только почувствовав влажность на ладони, поднимает её к лицу и видит, что так сильно кинжал сжимал, что порезался.

Значит, омега из гарема Арслана.

Весь ужин Хосров сидит темнее тучи, всё на входящих омег поглядывает, но тот парень больше не появляется. Гуук пару раз интересуется причиной плохого настроения брата, но Хосров молчит. После ужина почти все удаляются, Арслан уходит первым, готовясь к завтрашнему отбытию, Гуук собирается перед сном выйти к войскам. Хосров требует вызвать к себе бету, отвечающего за его гарем и выбирающего ему омег. Он допивает вино, ставит кубок на скатерть и поднимается на ноги.

– В чём дело, господин? – обеспокоенно спрашивает остановившийся перед ним мужчина. – Я что-то не так сделал?

Гуук, передумавший покидать зал, удобнее располагается и, окружённый девушками и омегами, следит за братом.

– Ты не выбрал мне самого красивого омегу, – Хосров медленно обходит мужчину.

– Я всегда выбираю вам самых красивых омег. Я лично просмотрел гарем Йибира…

– Самого красивого омегу сейчас трахает Кан Арслан, а это значит, что его человек работает лучше тебя, – хлыстом рассекают воздух слова Хосрова.

– Но, господин…

Договорить несчастный не успевает, Хосров взмахивает мечом, и голова мужчины, забрызгав всё вокруг кровью, под крик девушек катится в сторону.

– Он потерял работу, – утирает меч о край скатерти Хосров и удаляется из зала.

Проходя мимо спальни Арслана и несмотря на выставленных перед дверью альф, Хосров приближается к ней и вслушивается. Он не знает, что именно он хочет услышать и зачем ему это, но мысли об омеге не дают ему покоя. Он слышит короткий вздох и, сразу же отойдя от двери, идёт к себе, не в силах справиться с желанием влететь к Арслану, порубить его на куски и на этой же постели взять его омегу. Омега брата – не омега. Хосров всю ночь повторяет себе эту фразу, но всё равно пять раз прогуливается по коридору, радуясь, что в спальне Арслана тишина.

Весь путь до Иблиса Хосров косится на паланкин, где, по его мнению, тот самый омега, а каждый привал скачет прочь от лагеря, потому что если он его увидит, то правило не трогать омегу брата может быть нарушено. Хосров уже сомневается, что у него рука дрогнет Арслану голову отрубить.

***

После долгих недель в пути Гуук возвращается в Иблис и объявляет в городе семь дней празднеств, по истечении которых говорит Арслану и Хосрову, что выдвигается на юг. С собой Гуук решает брать только Хосрова, а Арслан остаётся за главного в отсутствии Дьявола.

– Я никогда вам не рассказывал, но я из Мираса. Пора мне вернуться домой, – Гуук задумчиво поглаживает лезвие сделанного для него мастером До меча.

Глава 3. Моя кровь на твоих руках

Мирас сдался без боя. Городом-государством вот уже шесть лет как управляет потомок одного из древних племён – некий Кану. Альфа в своё время тоже получил Мирас без боя от Мин Джихёна, которому взамен обещал целостность его дворца и разрешение, чтобы тот забрал некоторую часть своей казны. Кану – степной воин, абсолютно далёкий от управления, оставил Джихёна при себе как одного из советников и связующий «мост» с уже привыкшим к старому правителю населением.

Увидев надвигающуюся к крепостным стенам армию и узнав, кто именно её ведёт, Кану выехал встречать устрашающего гостя лично. Гуук боя и не ожидал, учитывая, что Мирасу бы никто и не помог, не желая навлечь на себя гнев Дьявола. Гуук вместе с главными людьми своей армии и небольшим количеством солдат расположился во дворце правителя, а основная масса войск разбила лагерь за пределами города, своей численностью чуть ли не создавая вокруг него живое кольцо. После обмена мнениями Гуук поставил Кану перед фактом, что отныне он подчиняется ему и должен высылать ему ежемесячную дань. Кану, понимая, что других вариантов у него нет, скрепя сердце, согласился. Гуук невзначай поинтересовался судьбой бывшего управляющего и, узнав, что тот проживает в своём дворце в южной части города, довольно улыбнулся. Кану приказал накрыть праздничный ужин для гостя и выполнил просьбу Гуук, чтобы на нём присутствовали только он сам, Хосров и его военачальники. «В целях безопасности», – подмигнул альфе Дьявол.

– Джихён – мой верный помощник. Он один из тех, кто, несмотря на то, что с моим приходом лишился власти, сильно помог установлению моего авторитета среди населения, – лично подливая вина в кубок уважаемого гостя, рассказывает Кану. – Завтра вечером в его семье счастливое событие, он женит своего наследника и единственного законного сына Джисона. Если вы остаётесь в Мирасе, то мы можем сходить на пир. Для Джихёна это будет честь, что такой великий правитель, как вы, разделит его счастье, а вы заодно убедитесь, что, может, мы, как город, и поменьше великого Иблиса, но наши яства, вина и прекрасные омеги и девушки ему не уступают.

– Свадьба, значит, – усмехается Гуук, посматривая на проводящего указательным пальцем по положенному рядом клинку Хосрова. – Я думаю, что с удовольствием навещу Джихёна и поздравлю молодых. Только я отправлюсь на свадьбу со своим Вороном и парой человек.

– Конечно, как вы пожелаете…

– Ты туда не пойдёшь, – перебивает его Гуук.

– Простите?

– Ты останешься во дворце, займёшься своими обычными делами, обсудишь как раз с моим человеком детали нашего соглашения, – спокойно объясняет Гуук.

– Джихён – мой верный соратник, он примет моё отсутствие, как оскорбление, – растерянно смотрит на него Кану.

– Поверь мне, он не успеет оскорбиться, – скалится Дьявол.

– Но…

– Довольно, – громко говорит Хосров и прошивает альфу ледяным взглядом. Кану сразу тушуется и даже забывает, что хотел сказать.

– Хосров у меня терпением не отличается и очень не любит, когда меня не сразу понимают, – хлопает по плечу брата Гуук. – Мы с тобой обо всём договорились, – смотрит он на побледневшего Кану. – Ты совсем не глуп, ты – воин, что я, кстати, уважаю, и ты отныне работаешь на меня. Я забочусь о своих людях, и если я говорю, что ты не пойдёшь на свадьбу, значит, это для твоего же блага, – Кану шумно сглатывает от предупреждающих ноток в тоне собеседника. – Более того, что бы не произошло на свадьбе у Джихёна и что бы до тебя не донесли, ты не покинешь свой дворец, а твои люди туда не сунутся, иначе одно моё слово, и моя армия войдёт в город. Думаю, я всегда могу найти нового управляющего.

– Как скажете, господин, – опускает глаза Кану и больше за весь ужин не разговаривает, если к нему не обращаются.

***

Неделю назад Юне исполнилось семнадцать лет, а сегодня она перед всем городом возьмёт себе фамилию Мин. Официально обряд бракосочетания был проведён ещё месяц назад, но свадьба, которую готовили в течение двух месяцев, и переезд в дом супруга состоятся только сегодня.

Юна родился в семье когда-то доблестного воина, а ныне одного из самых зажиточных людей города – Хван Динха. Динх двадцать лет верно служил Джихёну и только пять лет назад отправился на заслуженный покой. Юна единсвенная дочь Динха. Остальные трое – альфы. Девушка росла без рано покинувшей этот мир мамы, ее воспитывала прислуга и специально нанятая отцом няня. Как и все девушки из зажиточных семей, Юна получала домашнее базовое образование, изучала языки, училась управлять домом и бытом. Помимо дел, которыми обычно занимались девушки, в Юне рано проснулась любовь к оружию. Ещё в детстве, пользуясь тем, что она единственная дочь отца и тому сложно отказать, Юна выпросила у него учителя и научилась биться на мечах. Отец на четырнадцатилетие даже подарил ей отделанный драгоценными камнями короткий меч, которым она могла легко размахивать, в отличие от тяжелых мечей братьев. Динх дочке ни в чём не отказывал, всё убеждал себя, что после свадьбы та изменится и сконцентрируется на семье. Единственное, что по-прежнему было запрещено Юне – это покидать территорию двора, и сколько раз бы она не сбегала, прячась в повозках или перелезая через стены, ее всегда ловили, а потом долго ругали. Несмотря на всё это, она всё же смогла уломать отца и участвовала два раза с ним вместе на охоте, что было недопустимо для девушек того времени. Юна, будучи сама прекрасной наездницей, любила лошадей и подолгу проводила время в конюшне отца, где лично ухаживала за животными.

Юне мысль о жизни в четырёх стенах претила, она хотела свободы, хотела встречать рассветы в степи, путешествовать, мечтала посмотреть мир, увидеть битву хоть краешком глаза, ведь отец столько ей про них рассказывал. На все возмущения отца, что в ее распоряжении огромный дом, а ей всё на волю хочется, Юна заявлял, что это потому что она птица.

– Ты птица, но без крыльев. Пока. Твои крылья – твой муж, – поглаживая бороду, любил говорить отец.

Юна на это сильно обижалась, злилась, могла по несколько дней с ним не разговаривать. Девушка искренне не понимала, чего ей не хватает и чем она уступает альфам, если в бою на мечах пару раз младшего, а один раз старшего брата победила. Отец голоса на Юну никогда не повышал, всегда терпеливо выслушивал, и это раздражало ее больше всего – ведь даже когда хотелось излить душу, закатить скандал и громко заявить, что она не хочет соглашаться на то, что якобы должна, она не могла. Расстраивать отца – единственное, на что Юна не была способна. Поэтому она проводила пару дней, не выходя из комнаты, а потом приходил отец, устало повторял: «Ты самая упрямая из моих детей», – и они вновь мирились.

Юна всегда знала, что ее судьба – это свадьба с альфой тоже из хорошей семьи, которого она впервые увидит только в день церемонии, а дальше дети и быт. Порой она со своей участью смирялась, сама себе внушала, что всё не так плохо, ведь у нее отличная семья, благосостояние, и будет свой дом, где она будет хозяйкой, и ей не придётся голодать или находиться в гареме, где у девушек не было абсолютно никаких прав. Но порой, что случалось куда чаще, она запиралась в своей комнате и сутками оттуда не выходила, прогоняя своих демонов и не желая портить настроение отцу. Юна не была против создания семьи, но она не хотела ещё и в доме у мужа всю жизнь сидеть в четырёх стенах, выбирая, что подадут на ужин, и получать осточертевшее «это не женское дело» на все попытки заняться чем-то другим. Именно поэтому Юна мечтала об альфе-воине. Она рассказывала братьям, что ее альфа будет сильнее даже их, научит ее ловко управляться с мечом, будет брать с собой в походы и покажет ей весь мир. Братья смеялись, «в Мирасе таких нет» говорили, потому что «самые сильные воины – это мы».

Динх пользовался огромным уважением в городе, к нему на поклон шли сразу же после визита к управляющему, и, конечно же, многие хотели породниться с таким человеком. К Юне присылали сватов c момента, как ей исполнилось четырнадцать лет, отец их достойными не считал, а девушка радовалась. Она уже смирилась, что однажды отец согласится, ведь годы шли, а семнадцать для девушки в этой части света уже не маленький возраст. Юна стала себя убеждать, что не стоит ждать своего воина, что любовь – это сказки, рассказываемые ей прислугой, и почти смирилась со своей судьбой, пока однажды из окна своей комнаты не увидела сходящего с красивого буланого коня альфу. Если любовь с первого взгляда и существует, то это была она, хотя Юне не с чем сравнивать, она чужих альф и не видела почти, и будь тот альфа не сыном Мин Джихёна – Джисоном, а любым другим, то она, вполне возможно, тоже бы влюбился.

Джисон прибыл к Динху с поручением отца и забрал с собой не только ответ воина, но и сердце юной девушки. Юна в тот вечер доставал отца вопросами о незнакомце, и Динх, быстро смекнув, что к чему, вызвал Джисона к себе через пару дней якобы по делам. Пока альфу угощали кумысом в главном зале, Динх отправил прислугу за Юной и, заметив, как молодые друг на друга смотрят, понял, что не прогадал. На следующий день Джихён выслал к ним сватов. На церемонии бракосочетания девушки обычно не присутствуют. Юна, в своей комнате нервничая, дождалась отца, а потом даже уговорила его позвать Джисона в гости. Юна хотела хотя бы немного пообщаться с будущим супругом, проверить для себя, насколько эти бушующие в ней чувства реальны, а не самоубеждение. Динх с трудом, но согласился. Короткий диалог состоялся в зале дома Динха и в присутствии отцов молодых. Джисон оказался начитанным и умным парнем, который увлечённо рассказывал Юне про походы, в которых участвовал, и с восхищением смотрел на будущую супругу. Он окончательно покорил Юну тем, что пообещал брать ее с собой на охоту и в соседние города, показать величие империй и подарить личную конюшню.

Сегодня Юна увидит его в третий раз и останется с ним жить. Она чувствует, как загнанной в клетку птицей бьётся сердце в груди, как сводит конечности – не понятно, от предвкушения или от страха перед таким важным для него событием, – но виду не подаёт. Юна принимает ванну в воде с добавлением эссенции розы, стойко терпит, пока ее волосы смачивают маслами, промывают и, высушив, долго расчёсывают, заставляя блестеть, пока на губы наносят жидкий мед, а глаза обводят сурьмой. По традиции девушка сама на своей свадьбе не присутствует, но в течение пира она должна три раза выйти к гостям, поприветствовать их и вернуться в свои покои. Все три раза она должна надевать новые наряды и украшения, показывая этим богатство и щедрость ее новой семьи.

Пиршество начинается в полдень. В разбитом перед дворцом саду, в тени деревьев, расстелены ковры, на которых лежат подушки и протянутые вдоль скатерти, заставленные блюдами. Гости слушают музыку, которую исполняют на инструментах музыканты, пробуют всё время обновляющиеся блюда и пьют вина.

В первый раз Юна выходит к гостям в ярко-красном, исшитом золотыми нитями наряде, представляющим собой шелковую рубашку, ниспадающую на свободные шаровары. В ушах девушки поблёскивают серьги с рубинами, опоясывающий рубашку пояс отделан драгоценными камнями. Медленно, смотря прямо перед собой, не задерживая ни на ком взгляда, она проходит мимо двух рядов, пока ее будущий супруг бросает ей под ноги золото и украшения. Второй раз Юна выходит на закате, она одета в тёмно-синий наряд, вышитый серебряными нитками и красиво контрастирующий с ее белой от рождения и не нуждающейся в отбеливании кожей. В ушах девушки серьги с нефритом, с шеи свисает тяжёлая, сделанная из чистого золота подвеска. Она мягко ступает по ковру, вызывая восторженные возгласы гостей, и вновь скрывается во дворце в ожидании третьего и последнего выхода.

Солнце отправляется на покой, слуги зажигают факелы и прикреплённые к деревьям фонари. Джихён щедро кормит и поит гостей, нервно поглядывая на ворота, ожидая своего правителя, которого ждали так же и все присутствующие, ведь визит Кану показал бы, насколько этот день важен для города. Железные ворота наконец-то распахиваются, привлекая взор всех пирующих во дворе, но вместо Кану в них входит тот, о визите кого никто и мечтать не осмеливался. Шум и гам вмиг прекращаются, все гости, поднявшись со своих мест, в глубоком поклоне выражают своё почтение двум великим воинам и правителям, осчастливившим их своим визитом. Джихён, с трудом справляясь с радостными эмоциями, что его свадьбу посетил сам Дьявол, сразу уступает ему своё место и, заикаясь, благодарит за оказанную честь. Гуук располагается на подушках, принимает вино из рук хозяина дома после того, как тот сам из чаши отпивает, и взглядом рассматривает окружающих. Хосров опускается на подушки рядом с братом. Слуги выносят новые блюда, разливают по новому всем вина. Каждый присутствующий пытается хоть на миг обратить на себя внимание Дьявола. Гуук каждому кивает, внимательно слушает, радость с ними разделяет. Время близится к полуночи, оглашают третий выход девушки, и все занимают свои места.