Проклятие или дар. Черная книга страшных сказок

Но ему и так придется расстаться с моим телом. Принц вырежет его и положит в сундук, чтобы хранить вместе с другими трофеями.

Принц шагнул в комнату. Он казался огромным, в два раза выше, чем раньше. Его липкие, обагренные кровью руки тянулись к ней.

– Бежать некуда, Белоснежка. Будь хорошей девочкой и позволь мне сделать с тобой все, что я захочу, – проговорил он. – Я ведь все равно добьюсь своего.

Снежка увидела в его глазах отражение всех своих ужасов. Ветерок из открытого окна развевал ее белое платье. Пальцы Принца скрючились, словно он уже вырывал из груди ее сердце.

Ну, нет, – твердо сказала себе Снежка. – Я не сдамся. И никогда больше не буду хорошей девочкой.

Широко раскрыв рот Принц нагнулся к ее горлу… чтобы поцеловать? Или укусить? Снежка так и не поняла этого… Она размахнулась и швырнула кусок масла с отравленным кольцом прямо ему в глотку.

Принц поперхнулся, непроизвольно сглотнул, и масло помогло кольцу проскользнуть в его пищевод.

– Что ты со мной сделала?! – воскликнул он раздирая себе горло, сдирая с шеи длинные окровавленные полоски кожи. Изо рта у него повалил дым, из уголков глаз тоже потянулись струйки дыма, на лице вздулись черные вены. – Что ты сделала со мной, Белоснежка?!

Он попытался схватить ее, но она отпрыгнула в сторону, и Принц нырнул головой в открытое окно.

Снежка изо всех сил толкнула его в спину.

Падая, людоед завопил. Она услышала в его голосе ужас и муку, и это ее обрадовало.

Крик оборвался, и Снежка выглянула из окна. Неподвижное тело Принца распласталось на камнях у стен замка.

А вдали, на дороге клубилась пыль. Снежка различила трех всадников, скачущих во весь опор – это были ее братья, они заберут ее домой.

Кристина Генри

Мост Тролля[4 - Troll Bridge © Neil Gaiman 1993. Originally published in Snow White, Blood Red, edited by Ellen Datlow and Terri Windling. Reprinted by permission of the author.]

Почти все железнодорожные пути разобрали в начале шестидесятых, когда мне было три или четыре года, и сеть дорог разорвали на клочки. Ехать было некуда, кроме Лондона. Маленький городишко, в котором я жил, оказался в конце ветки.

Самое раннее воспоминание: мне восемнадцать месяцев, мать в больнице, рожает мою сестру, и бабушка спускается со мной к мосту, берет меня на руки, и показывает поезд, проходящий под ним, пыхтящий и дымящий, словно черный железный дракон.

За следующие несколько лет сгинули последние паровозы, а с ними вместе и сеть железных дорог, соединявших деревню с деревней и городок с городком. Я не знал тогда, что время поездов заканчивается. И к тому времени, когда мне исполнилось семь, они уже ушли в прошлое.

Мы жили в старом доме на окраине города. За домом начинались поля, заброшенные и пустынные. Я часто перелезал через забор и устраивался с книжкой в тени тростника, а если чувствовал тягу к приключениям, начинал исследовать земли опустевшего поместья, спрятавшегося за полями. Возле особняка находился живописный заросший пруд, через него был перекинут деревянный мост. Бродя по полям и лесам, я не встречал ни сторожей, ни смотрителей, и никогда не пытался войти в дом. Это могло бы навлечь на меня несчастье, к тому же я свято верил, что опустевших старых домах водятся привидения.

Не то чтобы я был суеверным, просто искренне верил тогда в существование мрачных и опасных тварей. Юношеские убеждения твердили мне, что ночь полна призраков и ведьм, голодных, облаченных во мрак и колышущуюся тьму.

И, разумеется, я был уверен, что противоположность ночи, светлый день, надежен и безопасен.

Светлый день был всегда безопасен.

Мой ритуал был таким: в последний день летних занятий в школе, возвращаясь домой я снимал с ног ботинки и носки, и не выпуская их из рук, шел мягкими и розовыми ступнями по каменистой, кремнистой тропе. Во время летних каникул я надевал башмаки только под самым жестким нажимом. И соблюдал свободу ног от обуви до самого начала занятий, до сентября.

Еще в семь лет я открыл для себя дорогу через лес.

В летний, жаркий и светлый день… тогда я далеко ушел от дома.

Я исследовал окрестности. Шел мимо дома с заколоченными и слепыми окнами, через поля, через незнакомые перелески. Спустившись с крутого склона, оказался на тенистой, совершенно незнакомой, заросшей деревьями тропе. Свет, проникавший сквозь листву, был окрашен зеленью и золотом, и я решил, что попал в волшебную страну.

Вдоль края тропинки сочился крохотный ручеек, кишевший крохотными, прозрачными креветками. Я подбирал их и рассматривал, как они крутятся и вертятся на моей ладони. А потом отпускал обратно.

Я шел вперед по совершенно прямой тропе, поросшей невысокой травой. Время от времени мне попадались действительно великолепные камушки: бугристые, как бы оплавленные, бурые, черные и фиолетовые. Посмотрев на просвет, можно было различить все оттенки радуги. Я не сомневался, что это исключительно ценные предметы, и потому набивал ими карманы.

Словом я шел, шел и шел по тихому золотому и зеленому коридору, никого не встречая.

Я не испытывал ни голода, ни жажды. Мне просто хотелось узнать, куда ведет эта тропа, совершенно прямая и ровная.

Тропа тянулась и тянулась, оставаясь собой, но окружавший ее ландшафт изменялся. Сначала я шел по дну ущелья, по обе стороны высились крутые, густо заросшие травой стены. Потом тропа поднялась выше всего вокруг и, ступая по ней, я смотрел сверху на верхушки деревьев и на кровли иногда мелькавших вдали домов. Сама тропа всегда оставалась, и я шел через сменявшие друг друга равнины и долины, и одна из долин привела меня к мосту.

Огромная, сложенная из чистого красного кирпича арка нависала над тропой. С одной стороны моста в откос были врезаны каменные ступени, а на самой верхушке лестницы находилась небольшая деревянная калитка.

Я был удивлен этим доказательством существования человечества, внезапно появившимся на моей тропе, имевшей, как мне казалось, совершенно естественное происхождение – как какой-нибудь вулкан. И, руководствуясь скорее любопытством, чем другими соображениями (в конце концов, я прошагал сотни миль и мог находиться буквально где угодно), я поднялся по каменным ступеням и прошел в калитку.

И оказался нигде.

Верх моста был покрыт грязью. По обе стороны от него тянулись поля. С моей стороны было пшеничное, поле с другой стороны заросло травой. В засохшей глине отпечатались следы колес огромного трактора. Чтобы убедиться в том, что все это мне не мерещится, я прошел по мосту на другую сторону. Никаких звуков, мои ноги ступали бесшумно.

Вокруг на мили и мили только поля, пшеница и деревья. Я сорвал колосок, растер пальцами, вышелушил на ладонь сладкие зерна, и принялся задумчиво их жевать. И тут же понял, что проголодался, и потому спустился по лестнице к заброшенному железнодорожному полотну. Пора было возвращаться домой. Я не заблудился. Нужно было только проделать тот же путь в обратную сторону.

Тролль ждал меня под мостом.

– Я тролль, – представился он. И помолчав, добавил: – Фоль роль де оль роль[5 - Припев нескольких старинных песен, не имевший никакого смысла и просто удлинявший текст. Здесь и далее – прим. переводчика.].

Это прозвучало как результат долгих раздумий.

Тролль был огромен – головой он задевал кирпичную арку, и отчасти прозрачен: я видел сквозь него кирпичи и деревья, потускневшие, но никуда не девшиеся. Он был воплощением всех моих кошмаров: огромные крепкие зубы, хищные когти и крепкие волосатые руки. С макушки свисали длинные пряди, как у пластмассовых куколок моей сестры, дополняли все это глаза навыкате. Он был голым, и из кустика кукольных волос между ног свисал пенис.

– Я слышал тебя, Джек, – прошептал он голосом, подобным дуновению ветра. – Я слышал, как ты топал по моему мосту. И теперь я съем твою жизнь.

Мне было всего семь лет, однако был ясный день, и я не помню, чтобы хоть сколько-нибудь испугался. Не так это страшно, когда в эпизод из сказки попадают дети – они достаточно хорошо подготовлены, чтобы справиться с этим.

– Не ешь меня, – обратился я к троллю. На мне была полосатая коричневая тенниска и коричневые вельветовые брюки. Волосы были каштановыми, а во рту не хватало переднего зуба. Я как раз учился свистеть сквозь дырку, однако еще не вполне освоил это мастерство.

– Я собираюсь съесть твою жизнь, Джек, – повторил тролль.

Посмотрев ему в глаза, я солгал:

– Скоро по этой тропинке пойдет моя старшая сестра. Она куда вкуснее меня. Лучше съешь ее.

Тролль принюхался и улыбнулся:

– Ты здесь один. На тропе никого нет. Вообще никого.

А потом наклонился и провел по мне пальцами: словно бабочки прикоснулись к моему лицу… или пальцы слепца. Обнюхав пальцы, он покачал огромной головой.

– У тебя нет старшей сестры, только младшая, а она сегодня гостит у подруги.