Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика

Разведка, которую комбат посылал влево вдоль опушки леса, сообщила, что относительно недалеко в лес уходит хорошая грунтовая дорога, идущая из деревни. Общее направление дороги – на север. А почти на противоположной стороне поля есть дорога через лес примерно в восточном направлении. Но она сырая и похожа на ту, по которой пришли утром от вырубки.

Комбат приказал вызвать командиров рот. Собственно, речь шла о командирах второй и третьей рот, которые расположились на некотором отдалении у кромки леса, поскольку Круглов был рядом. Здесь же был и весь штаб, так что Володя вновь слышал очередной разговор.

Комбат сообщил, что есть две дороги. Надо решить, по какой продолжать движение. Сама постановка вопроса показывала, что комбату очень не хочется снова вести батальон по грязи, лужам и кочкам, практически без строя по лесной дороге, хоть она и вела на восток.

Первым ответил капитан:

– По моим прикидкам грунтовая дорога ведет к крупному поселку на асфальтовой дороге, где располагалась приданная нашей дивизии батарея. Думаю, что идти туда нам нельзя. Бойцы устали и изголодались. Бой там неизбежен, а к бою мы не готовы.

Затем заговорили все сразу и очень эмоционально. Трудно было понять, кто за какой вариант дальнейшего движения, поскольку сразу говорили и о голоде, и о стертых ногах из-за мучительного хождения по пенькам накануне, и о том, что уже больше суток не слышно стрельбы – возможно, фронт отодвинулся далеко на восток.

Когда всплеск эмоций угас, комбат сказал:

– Идем на восток по лесной дороге. В следующей деревне будем пытаться достать еды. В этой – нельзя. Можем повредить раненым. Выступаем через пятнадцать минут. В деревню не заходим, движемся по опушке леса.

Это было в последний раз, что Володя слышал приказ комбата. Роты начали движение, и буквально через полчаса случилось самое страшное.

Как я понял, когда вторая рота пересекала грунтовую дорогу, на ней с севера появились немцы. Сколько их было, Володя не знал, поскольку штаб вместе с первой ротой уже были на другом конце поля и начали движение по лесной дороге на восток. По словам Володи, там были грузовики с пехотой и танки. Видимо, появление немцев было совершенно неожиданным, и вторая рота просто не успела развернуться для боя. Автоматы немецких солдат и пулеметы подошедших танков просто косили растерявшихся красноармейцев. К удивлению Володи, третья рота, которая еще не подошла к дороге и, как казалось, могла бы вступить в бой более организованно, чем вторая, ответила только относительно слабым огнем.

Что касается первой роты, то ее бойцы повернулись и побежали по полю назад к дороге. Некоторые стреляли из винтовок на ходу. Но в это время два немецких танка тяжело выползли на поле и стали поливать огнем тяжелых пулеметов бегущих бойцов. По словам Володи, это было такое жуткое зрелище, что ему стало физически нехорошо. Последнее, что он помнит, это то, как капитан Круглов, который невольно оказался позади своих бойцов, бежал и что-то кричал. И вдруг земля вздыбилась недалеко от капитана. И на том месте, где он только что был, возникло черное жерло воронки. Взрывная волна ударила и по Володе. Он испытал сильный приступ рвоты. Он еще сумел зайти, скорее заползти, в кусты у кромки леса и потерял сознание.

Когда Володя пришел в себя, он сквозь кусты увидел, что немецкие солдаты идут по полю, усеянному телами красноармейцев, и коротким очередями достреливают тех, кто еще подавал признаки жизни. Некоторые лежащие тела при этом дергались и даже слегка приподнимались, чтобы тут же упасть. У Володи снова подступило к горлу и, чтобы не привлечь внимания немцев, он кинулся в лес.

На этом закончилась достаточно подробная и связная часть Володиного рассказа. О том, что произошло дальше, позже в этот день и в последующие дни, он скорее упоминал, чем рассказывал. При этом он перескакивал по времени то вперед, то назад, и восстановить ясную последовательную картину произошедшего было нельзя. Возможно, под влиянием трагедии, которая произошла у него на глазах, он пребывал в состоянии длительного шока и дальнейшие события переплелись у него в памяти. А, возможно, ему было неприятно вспоминать о многом, что случилось тогда.

Я понял только, что он побрел по лесу и вскоре встретил еще несколько бойцов из первой роты. Какое-то время они двигались вместе примерно на восток. Компаса у них не было, а дорога, которая стала уже едва заметна, много раз поворачивала. Потом у них вышел спор о том, куда идти дальше, и группа распалась. Володя остался с молодым бойцом примерно его возраста. Дальше они брели с этим бойцом вместе несколько дней. Шли лесами, натыкались на деревни. В некоторых были немцы. Их старательно обходили. В большинстве немцев не было.

Еду добывали по-разному. Где-то ночью воровали ранние овощи с огородов крайних изб, где-то удавалось украсть и курицу. Ели пшеничные зерна. Обращаться к жителям они не хотели. Володин спутник был одним из тех, кто ходил «пристраивать» раненых в той первой деревне. Он категорически был против, говоря «нас тут сразу же выдадут немцам».

Я так и не понял, сколько времени длился этот марш двух еще совсем молодых испуганных и измученных людей. По моим оценкам что-то около десяти дней. Я не понял также и того, как они перешли линию фронта. Возможно, в те первые недели войны линии фронта в тех лесах как таковой не было вовсе. И атака, и оборона происходили у ведущих с запада на восток дорог. Как бы то ни было, они вышли к своим. И были очень рады. Но…

В те страшные времена к «окруженцам» (этот термин использовал Володя) отношение было вполне определенное. Буквально через сутки их по отдельности под конвоем отвели в спецчасть. Володя говорит, что там его рассказ выслушали совершенно равнодушно. Его судьба уже была предрешена. Много позже в лагере он услышал от зэков, что где-то через неделю после 22-го июня вышло секретное постановление считать всех вышедших из окружения преступниками.

Так Володя попал в лагерь со странным названием Подкомандировка. Это на Приполярном Урале в долине реки Косью. Там он провел почти десять лет. Лишь в самом конце сороковых кое-кого из сидевших «за войну» стали выпускать. В начале 1951 года среди них оказался и Володя.

Как я уже писал, на основании рассказов Володи о лагерной жизни можно было бы написать не один рассказ. Но это —совсем другая история. Здесь же кончается\ рассказ о болотном батальоне, как я услышал его из уст свидетеля и участника тех страшных событий.

Москва, Весна 2020 г.

НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ

Нил Овадда из серии «Невыдуманные истории»

ЦЕНИТЕЛИ КОНЬЯКА

Эта история произошла в начале семидесятых. Ее рассказали мне оба ее участника, причем по-отдельности, так что я мог сравнить оба рассказа с точностью до деталей. Они были супружеской парой примерно сорока лет от роду. Звали их Людмила и Олег. Оба были врачами. Она – урологом, а про него я не помню.

Ей предстояла защита кандидатской. В те времена суровых ограничений со стороны ВАКа еще не было, и было принято отмечать успешную защиту банкетом. Материальное положение не позволяло моим героям устроить таковой в ресторане. Поэтому они (как это в те времена делали многие в такой ситуации) сняли на вечер небольшую столовую. Руководство столовыми охотно соглашалось на подобные мероприятия по вполне понятным экономическим причинам. На двери вешали надпись «спецобслуживание», а в зале накрывали стол на двадцать—тридцать человек.

Чтобы несколько сократить расходы, мои герои заказали в столовой лишь немного вина, заранее договорившись, что часть алкогольных напитков они принесут с собой. Тогда это тоже было в порядке вещей, поскольку до антиалкогольных андроповских загибов оставалось еще около десяти лет.

На банкете должен быть коньяк – это считалось само собой разумеющимся. Но где его взять? Купить в магазине было очень не просто. И Людмила вспомнила, что пару лет назад ей удалось избавить пациента от весьма деликатной болезни. Пациент был армянином. Рассыпаясь в благодарностях, он оставил ей свой телефон в Ереване и сказал, что будет счастлив оказать ей любую услугу. Телефон она сохранила, поскольку подумала, что, может быть, когда-нибудь случится попасть в Ереван.

Когда началась подготовка банкета, Людмила позвонила своему бывшему пациенту, рассказала о предстоящей защите и банкете и спросила, не может ли он помочь ей достать (за деньги, разумеется) пару бутылок армянского коньяка. На что пациент сказал, что о деньгах речи быть не может, а коньяк будет. На следующий день она получила телеграмму, что ей надо подойти такого-то числа к такому-то вагону поезда Ереван—Москва-и назвать себя проводнику. Что Людмила и Олег и сделали. Но вместо ожидаемых «пары бутылок» проводник выдал им небольшой красивый бочонок литра на четыре-пять, в котором, действительно оказался очень хороший коньяк.

Итак, проблема решена – коньяк есть. Но возникла другая проблема – как его подать? Не ставить же на стол бочонок. Эта проблема разрешилась довольно просто. Олег отправился в ближайший пункт приема посуды и купил у приемщицы все коньячные бутылки, которые были. Их оказалось шесть штук. Коньяк из бочонка перекочевал в эти бутылки.

Защита прошла успешно, и Олег вплотную занялся предстоящим банкетом. Выставляя свои бутылки на стол, Олег вдруг обратил внимание на то, что на них этикетки самых разных сортов коньяка от армянского «Арарата» и КВ до трех-звездочного грузинского. Поэтому он поставил три «лучших» бутылки во главе стола, а три – в конце.

Здесь нужно пояснить (об этом мне подробно говорили оба рассказчика), что в медицинских кругах очень сильна табель о рангах. И за праздничным столом она соблюдается неукоснительно. Во главе стола сидел зав кафедрой. Одесную сидела «виновница торжества», а слева – председатель ученого совета. Далее – оба официальных оппонента, и еще далее – наиболее уважаемые члены совета. Словом, в этой части стола находились (кроме Люды и Олега) весьма почтенные люди в основном в достаточно «зрелом» возрасте. Ну а на за противоположным концом стола сидели люди «попроще»: друзья и коллеги Люды – врачи и санитары, в основном женщины.

Банкет проходил успешно. Говорились соответствующие тосты под рюмки коньяка. На этом конце стола мужчины воздавали должное коньяку, и он подошел к концу. Тут один из почтенных гостей, уже как бы начиная процедуру прощания, разразился небольшой речью, в которой отдал должное и диссертанту, и банкету и, особенно, коньяку. Он специально подчеркнул, что он большой ценитель коньяка и что сегодня коньяк был особенно хорош. Во время его слов сидящие рядом громко с ним соглашались. А, когда речь зашла о коньяке, один из них сказал, что он тоже знаток коньяка, и что сегодня тот был хорош. И он добавил, что жаль, что нет еще по рюмочке такого нектара, чтобы выпить «на посошок».

Олег немедленно вскочил и подошел к другому концу стола. Там по понятным причинам расход коньяка был гораздо меньше, и Олег принес почти полную бутылку на свой конец стола. Увидев этикетку, ценители коньяка слегка погрустнели, но все-таки разлили по рюмкам. Каково же было изумление Люды и Олега, когда эти почтенные люди стали говорить примерно так:

– Ну это уже совсем не то. Разве можно сравнить с тем, что мы пили до этого! Не правда ли, Вадим Николаевич?

– Конечно, Сергей Семенович. Даже сравнивать нельзя.

Было видно, что и остальные, поддерживавшие похвалу «предыдущему» коньяку, согласны, что «это – совсем не то».

Люда сказала мне, что она была так ошарашена происходящим, да к тому же и огорчена тем, что ее праздник заканчивается на не лучшей ноте, что просто молчала. А вот Олег не растерялся. Он заговорщицки попросил гостей подождать и, прихватив незаметно одну из «хороших» бутылок, быстро удалился. Дело в том, что в бочонке еще оставался коньяк, а бочонок на всякий случай захвалили с собой и оставили в углу в гардеробе. Олег вернулся к столу со словами:

– Мы вот тут оставляли бутылку для себя, но поскольку здесь такое ценители коньяка, я прошу еще угоститься.

Последовали робкие вежливые возражения, но – бутылка была уже открыта (она, естественно, и не могла быть иной) и все снова выпили по рюмке. И последовали реплики, на этот раз – восторженные:

– Ну что, Семен Семенович, это же совсем другое дело, не так ли!

– Конечно, Вадим Николаевич. небо и земля.

Ситуация располагал к тому, чтобы принять по второй из «хорошей» бутылки. Что и сделали под соответствующие тосты и упоминания о том, насколько этот коньяк отличается от стоящего тут же в «плохой» бутылке.

Таким образом, у этой истории оказался вполне «хэппи энд». Но Люда и Олег говорили мне, что они были буквально шокированы произошедшим за столом. Они ни за что не поверили бы, что очень умные солидные люди могут так нелепо себя вести, если бы все не произошло на их глазах. Они вспоминали, как эти умные и солидные люди горячо хвалили коньяк из одной бутылки и хаяли коньяк из другой. А коньяк-то был один и тот же во всех бутылках!

Как бы то ни было, а я теперь весьма скептически отношусь к людям, которые начинают рассуждать о преимуществе одного коньяка перед другим.

Нил Овадда Из серии «Невыдуманные истории»

ЦЕНА ИНФОРМАЦИИ

В начале восьмидесятых я как-то ехал в Питер. Моими попутчиками по купе оказались вполне приятые люди – супружеская пара лет шестидесяти и относительно молодой инженер. Естественно, начался обычный дорожный разговор. На каком-то этапе инженер упомянул, что он занимается приборами для работы с информацией. Пожилой мужчина спросил: «А что такое информация» (тогда о компьютерах многие еще и не слышали). Молодой человек ответил, что информация – это сведения. На пожилого мужчину это произвело какое-то разочаровывающее впечатление.

– Подумаешь, сведения! А что с этой информации толку? Нужно целую книжку прочесть, чтобы что-нибудь полезное узнать. Да и то – не всегда.

Молодой инженер стал что-то сбивчиво отвечать, а его оппонент продолжал твердить, что информация это – ерунда, а вот если бы инженер занимался, скажем, радио, или телевизорами, вот это было бы дело.

Я вышел в коридор покурить и вдруг вспомнил две истории, случившиеся одна со мной, а другая с моими хорошими знакомыми. Истории эти были чем-то сюжетно похожи, хотя имели разную развязку, и как раз показывали, как от крохотного кусочка информации (всего пяти цифр, а не «целой книжки») может зависеть многое.